| Vladimir Polkovnikov AAR-мастер  Нижний Новгород Старейшина Генерал-поручик (12) 4424 сообщения  |
На рассвете 30 августа германская авиация накинулась на французов. Под губительную бомбардировку попали дивизии первого горнострелкового корпуса в окрестностях Меца. 17 полков бомбардировочной авиации Геринга принялись утюжить и перекапывать позиции горняков. В первый же день потери корпуса составили до четверти личного состава. В штабе Гамелена в Компьене не переставая верещал телефон: - Где, мать вашу так, наша авиация? Гамелен рвал и метал! Связисты быстро собирали и чинили порванные и разбросанные провода. - Если позвонит комкор первого горного, меня нет,- предупредил всех главком и отправился спать. - А… - А если позвонит, пусть с ним командующий ВВС беседует. Главком ВВС Виктор Денен пытался отсидеться в… в общем, не важно где. Однако его уединение быстро нарушилось назойливым телефонистом: - Господин генерал, вас комкор… - Черт! Вы не видите, я занят,- заворчал Денен. Однако связист делал вид, что не видит.- Ладно, черт с вами, сейчас подойду,- недовольно пробурчал Денен и дернул шнурок сливного бачка. Через час в небо поднялись оба корпуса французской авиации: корпус тактических бомбардировщиков д’Астье и перехватчиков Жоно (всего 8 полков). «Мы вас никогда не забудем»,- напутствовал первых камикадзе этой войны Денен. Воздушные бои развернулись 30 августа – 1 сентября. Сначала дело пошло хорошо. Застигнутые врасплох немецкие штурмовики валились пачками (как там у Симонова… «с небес валились немцы наземь…»). А потом подтянулись асы Геринга и завалили поля вокруг Меца обломками ВВС Франции. К вечеру 1 сентября 1939 года Гамелен мог с удовлетворением рапортовать в Париж: «Спешу донести, господин президент: авиации у Франции больше нет. Ибо то, что от нее осталось, и авиацией назвать язык не поворачивается. Так, пять заклепок, два листа да пропеллер у хвоста. Но будь я проклят, если это не спасло горняков. За несколько суток передышки они успели зарыться в землю… в хорошем смысле этого выражения». *** «Это еще что»,- утешали себя полуоглушенные горняки, зарывшиеся на капустных огородах, и приземлившиеся на картофельные поля сбитые летчики,- «полякам вон, всяко хуже нас, а ничего – держатся». Так или не совсем так говорили бравые французы, первыми встретившие немцев, Ивонна, конечно, не знала, но газетам верила. Тем более что и Шарль в своих письмах держался бодрого тона: мол, пусть только сунутся, мы им так врежем, что дай боже. Вот и славно, думала Ивонна, озабоченная совсем другим – с началом войны правительство резко ограничило выпуск товаров народного потребления. С полок магазинов, лавок моментально начали исчезать самые шустрые продукты: крупа, спички и т. п. Зато их с избытком заменили пламенные лозунги, расклеенные просто повсюду. «К оружию, граждане!», «Отечество в опасности!», «Конец войны – на Одере!», «Всё для фронта!», «Сдадим последний кусок, но сами не сдадимся!», «Велика Франция, а отступать некуда: испанцы не пускают!» Правду говорят, что министр госбезопасности Пьер Пене не отличался творческим подходом. Плакаты явно не писались по ситуации, а извлекались из складов, на которых они пылились едва ли не с 1870 года. Прошла неделя, другая, а войне не было видно не только конца, но, по сути, и начала тоже. Тон писем Шарля становился всё раздраженнее и раздраженнее: «Проклятые немцы! Трусы несчастные! Перед ними как на блюдечке лежит Бельгия. Дороги ровные, погода хорошая, армия маленькая. Бери не хочу. Вот они и не хотят. И простаивает наша бочка Гамелена пустая. Меня уже со свету скоро сживут издевками. Чую, что за спиной скабрезничают. Мол, простаивает наша затычка де Голль без применения по назначению, может, назначение поменять да заткнуть что-нибудь, а то главком ВВС просиживает большую часть времени в… Впрочем, мало ли что болтают. Вот бы каждому болтуну по затычке в глотку. Хоть бы уж скорее начать драться». Немало от этой странной войны терпели и газетчики. О чем, собственно, им писать? Первые дни войны щедро подарили им всю французскую авиацию. Но вот теперь авиация кончилась, та, что уцелела, отсиживается на аэродромах, а редакторы теребят, требуют сводок с фронта. А откуда их взять, если и фронта-то самого нет? Вот и набиваются журналисты десятками в блиндажи старой линии Мажино в ожидании хоть каких-нибудь событий. И приходится читать в газетах о «великом духе французского воина», о «вот если сунутся к нам враги…», о «Снайпер Жупен вчера подстрелил немца. Настоящего». Тьфу, только селедку в такую прессу заворачивать. Жаль только, что селедки сейчас в магазинах тоже нет – командующий флотом адмирал Дарлан настрого запретил выход в море рыбацких судов. Нарушители караются штрафом. И занимается сейчас вся Первая (и пока последняя) боевая эскадра во главе с авианосцем «Беарн» лишь тем, что гоняет французских рыбаков. Изредка дарил темы журналистам глава разведки Роже Саленгро, никак не способный достать секретные статьи советско-германского договора. Сам президент Лебрен кричал на него, грозил отставкой, посылал ко всем чертям донесения из Германии о том, что якобы у немцев всего 127 дивизий (из них как бы только 8 танковых), отсылал узнавать новости к парижским торговкам, а не к своим горе-шпионам. И ведь не зря кричал. Шпионы Саленгро сбились с ног, вылавливая крупицы информации, а парижские торговки обсуждая сложившуюся внешнеполитическую ситуацию обсуждали, где может пройти граница СССР и германии, по Висле или по Бугу, когда Финлядии будет предъявлен ультиматум и т. п. Действительно, война какая-то странная. В тылу ее уже давно почувствовали, а на театре боевых действий царит тишина. Прошел сентябрь, нагрянул октябрь. Пропаганда Лебрена продолжала восхвалять стойкость поляков, «удерживающих за собой рубеж Вислы». Правда, Шарль писал, что речь идет не об «удержании», а об «отчаянном цеплянии». 5 октября по Парижу торжественно промаршировали отправляющиеся в Реймс части Девятой армии генерала Хунцигера. Вслед за этим главком в целях устрашения противника заявил о начале формирования Десятой армии. И вдруг словно гром среди ясного неба. 6 октября 1939 года пала Варшава. И тут же советские танки пересекли польскую границу, добивая панскую республику. 8 октября Польша капитулировала. Теперь Германия вытащила одну свою лапу из польской грязи и вполне могла влепить Франции сразу две пощечины. И ни у кого не было уверенности в будущем после столь стремительной победы Вермахта на востоке. Паника стремительно распространилась по Парижу. В воздухе запахло тревогой 14-го года. Многим еще была памятна та эпоха, когда немецкие сапоги топтались буквально у ворот столицы, и Францию спасло чудо. Тот факт, что «чуду» любезно поспособствовал германский генералитет, конечно в расчет принимался, но надежд на сегодняшний генералитет Вермахта после триумфальной польской кампании не оставалось. А на своих полководцев французы перестали надеяться со времен Ватерлоо. Вот и оставалось добрым парижанам рассчитывать на исправно работающий железнодорожный транспорт. Особенно на его западное и южное направления. Билеты в Брест, Марсель, Лион резервировались на месяцы вперед – кто знает, когда Гитлеру вздумается взломать бельгийскую границу. *** Однако неделя шла за неделей, наступил ноябрь, а германские танки всё так же грозно, но безрезультатно урчали в Рейнской области. 20 ноября, за два дня до своего сорокадевятилетия, Шарль приехал домой. К приезду мужа Ивонна готовилась как великому празднику. Мало того, что шиканула и бухнула недельный запас продуктов для праздничного стола, но и за страшные деньги купила курицу (!). Настоящую! Чуть отдающую синевой, но не придираться же к этаким мелочам в наше трудное время. Достала бутылку отличного вина. Ну, слегка кисловатого, но где сейчас взять лучше? Долго выбирала платье. Совсем как когда-то в девичестве. Может быть, сейчас наряды на ней смотрятся не как на двадцатилетней, но! Главное – она постаралась для мужа, которого не видела уже несколько месяцев. Он непременно должен был это оценить. Дети также ждали приезда отца. Особенно Анна. Как же она скучала без своего «папи». Занятые собой Филипп и Елизавета уделяли младшей сестре совсем мало времени. А так хотелось послушать сказку. Особенно ту, страшную, про серого волка и Красную Шапочку. Мама, конечно, когда могла, старалась скрашивать долгие одинокие дни своей младшенькой. Хотя ей доходил уже 12-й год, девочка всё больше отставала в развитии от сверстников и до сих пор еще не могла более-менее сносно читать. Филиппу не терпелось послушать «про войну». Конечно, он, как и все мальчишки семнадцати лет, считал себя непревзойденным авторитетом в области военного дела, и – чем черт не шутит – был уверен, что сможет дать отцу полезные советы. Отец последует им, убедится в гениальности сына и порекомендует его в действующую армию. Хороший план? По-моему, отличный! Что касается Елизаветы, то она просто ждала отца, не сильно понимая, что именно она от него ждет. Наверное, в этом и проявляется любовь – ждать просто так, просто ради того, чтобы увидеть. Шарля ждали еще днем – он должен был прибыть поездом в 12:30 – но дождались лишь к вечеру. Само собой, этот «истинный француз», «человек долга» (не правда ли, странно он себе представлял истинного француза?) провел всё это время в Генштабе и в отделе снабжения у Фуэля, выколачивая для своих дивизий ГСМ. - Я ему: как мои танки ездить должны? На чём? На курином помете? Так ведь всех куриц уже сожрали пехотинцы Жоржа,- оживленно рассказывал Шарль, пока снимал с себя шинель и сапоги.- А он: не мое, мол, дело. Всё равно, мол, стоите, а не воюете. Я ему: а если завтра война (в принципе, она уже третий месяц идет), если завтра в поход? Он: вот завтра и приходите, господин генерал-лейтенант. Представляешь! «Генерал-лейтенант»! Подчеркнул-таки, крыса тыловая, свое старшинство. - Ну, ладно, ладно,- прервала его словоизвержение Ивонна,- дети заждались, а ты всё о делах. Проходи, умывайся и садись за стол. У нас сегодня курица,- не без гордости подчеркнула Ивонна, справедливо ожидая похвалы от мужа. - Да? – рассеянно ляпнул Шарль.- Зер гут,- и, мимоходом потрепав по голове сына, прошел в ванную. Анна, разочарованная холодностью отца, наморщила свой носик, готовая заплакать. Ивонна поспешила к ней с объяснением: мол, папа устал, сейчас отдохнет и поднимет на руки свою любимицу. Однако и за столом домочадцы не получили от главы семейства должного внимания. Все свои разговоры он вел вокруг недавно начавшейся советско-финской войны и победы флота, широко разрекламированной газетчиками. - Тоже мне – победа,- хмыкал Шарль, уплетая куриное крылышко.- Накинулись своей авиацией на немецкий линейный флот. А флота-то и было всего два линкора да два линейных крейсера, не считая всякой шушеры. Наш Лаборд вместо того, чтобы навалиться своими линейными силами да утопить всё это немецкое добро к черту – а ведь он имел три линкора и линейный крейсер, - давай клевать его авиацией «Беарна». Столько шуму, а утопили-то всего один немецкий эсминец. - Пап, пап,- теребил отца Филипп,- а что война-то? - А что война? Да ничего. Разве это – война? Вон между Россией и Финляндией и то творящееся безобразие на войну больше похоже. Хотя… Этот позор и войной-то назвать стыдно. Трехмиллионная армия завоевывает трехмиллионное государство. Смешнее только эти островитяне в Трансваале чудили. - Или мы в Марокко и Сирии,- решил блеснуть знаниями юный де Голль. - Что «мы», что «мы»? – рассердился отец.- Этот придурок Саррайль к «нам» никакого отношения не имеет. Это не «мы», это «они». И вот в таком духе дальше прошла эта «теплая» семейная встреча. После ужина Шарль встал, потянулся, сказал, что «чертовски устал» и отправился спать. Разочарованию Анны не было предела. На просьбу жены прочитать ребенку хоть самую коротенькую сказку, Шарль отмахнулся, мол, не сегодня. Ивонна срочно увела в детскую хнычущую Анну. Взамен отца она читала дочери в течение часа, пока Анна, наконец, не успокоилась и не уснула. Усталая, осипшая от долгого чтения вслух Ивонна, наконец, прошла в спальню. Не то чтобы она надеялась, что муж дождется ее прихода, но, скажем так, ей этого хотелось. Однако уже с порога ее встретил бодрый генеральский храп из-под одеяла. Нарочито производя шум, Ивонна переоделась и легла на кровать. Храп на секунду оборвался, источник его что-то недовольно пробурчал, скинул руку жены с плеча и снова зарылся в одеяло. Через минуту храп возобновился с удвоенной энергией. Ивонна повернулась в свою сторону и закрыла глаза. Можно было бы подумать, что она тотчас уснула, если бы маленькая слезинка, выкатившаяся из уголка ее глаза. Утром Шарль опять ушел в управление и не обещал скоро вернуться. Ивонна ответила ему на это лишь малозаметным кивком. Целый день она старалась занять себя чем-нибудь посторонним, и время худо-бедно убывало. Вот уже и дети вернулись из школы, вот стало темнеть, а Шарля всё еще не было. Ждать его не стали, и сели ужинать без него, что, собственно говоря, было даже уже привычнее. Дети успели наиграться (ну, это так мать посчитала, ибо они никогда не успевают наиграться всласть), легли спать. Время шло к десяти, когда в прихожей хлопнула дверь – вернулся глава семьи. На этот раз он был явно доволен собой. - Представляешь, додавили всё-таки Фуэля и Ориоля (Винсен Ориоль являлся министром военпрома). Обещали не только выделить ГСМ, но и начать формирование трех танковых дивизий. Можешь поздравить своего мужа,- подставил сияющий де Голль жене щеку для поцелуя. Однако Ивонна лишь холодно произнесла: - Поздравляю. Ужин на плите. Я спать пошла. Растерянный Шарль так и замер с сапогом в руке: «Чего это на неё нашло?» На следующее утро он уехал в часть, так и не отпраздновав свой день рождения в кругу семьи. *** 1939 год кончался, а война Франции с Германией так и не начиналась. Обещанные де Голлю три танковых дивизии действительно начали формировать 2 декаьря. Правда, не все три сразу, а последовательно, одну за другой. Поэтому завершение серии ожидалось не ранее февраля 1941-го. 12 декабря газетчики, истосковавшиеся по новостям, с жаром набросились на свежатинку. Хотя она изрядно попахивала, но это было уже кое-что. В этот день в парламенте разгорелись нешуточные страсти: оппозиция согласованно ринулась в наступление на правительство. Критике подверглась экономическая политика правящей партии. После заседания премьер Сарро о чем-то долго совещался с президентом. Затем было сделано заявление о пересмотре планов экономического развития, о более масштабном переходе к плановой экономике, что в условиях войны оппозиция считала необходимым сделать в первую очередь. Такая мягкость и уступчивость президента показалась подозрительной. Тем более что Лебрен в частной беседе сообщил послу Соединенных Штатов: - Мы отнюдь не собираемся идти на поводу у шайки демагогов, особенно в условиях столь тяжкого испытания для нации. У нас еще будет возможность прояснить ситуации по текущим вопросам. Что имел ввиду президент? Непонятно, но темы для обсуждения газетчикам хватило вплоть до Нового года. Даты, события, люди 30 августа – 1 сентября 1939 г Поднимаю в воздух всю наличную авиацию (4 звена перехватчиков и 4 звена тактических бомбардировщиков с истребителями сопровождения), чтобы отвлечь немецкую авиацию и дать возможность своим частям окопаться. Закладываю серию из 3 танковых дивизий. 8 октября 1939 г Аннексия Германией Польши. Западная Украина и Белоруссия отходят к СССР. 4 ноября 1939 г Первый морской бой главных сил флотов Германии и Франции. Немцы теряют один эсминец. 14 ноября 1939 г СССР объявляет войну Финляндии. 2 декабря 1939 г Рено разрабатывает новую технологию: Экспериментальный конвейер. Рено => машиностроительный конвейер. Закладываю серию из 3 танковых дивизий. 12 декабря 1939 г Мы выбрали вариант 'Пересмотреть политику', когда произошло событие 'Оппозиция критикует экономическую политику '. Сдвиг ползунка на два шага в сторону «Центрального планирования». Минус 5% недовольства. 22 декабря 1939 г Франсуа д'Астье де ла Вижери разрабатывает новую технологию: Рассредоточенная атака. Франсуа д'Астье де ла Вижери => Расчет действий застрельщиков. |
