Odan Дипломат ![]() веб-быдлокодер This horrible, ho-o-o-rrible world Цензор (14) 7379 сообщений ![]() |
Глава 6.Расцвет Иерусалима Посольство в Византию плодов не принесло - Аббасиды были сильны, а сам Император все еще воевал с державой Айюбидов. Эстапин сосредоточился на внутренних проблемах. Трансиорданский герцог был схвачен, его земли, вопреки совету Роберта вошли в королевский домен, что сильно испортило репутацию короля, а сам герцог был сослан в качестве посла в Хорезм - узнать о продвижении монголов. Причины такого поведения со стороны короля были неясны, но ходили слухи о том, что в этом замешана жена короля - своенравная гречанка приняла оскорбления, направленные против короля на свой счет. В королевстве после этих происшествий воцарился мир и порядок. После этого, понуждаемый опять же своей женой, Эстапин обратил свое внимание на восток, туда, где все еще воевали Айюбиды и Византия. Иерусалим и раньше имел интересы в Сирии, теперь же, когда Айюбиды могли исчезнуть с карты в любой момент действительно имело смысл попытаться урвать себе кусок. Вскоре армия иерусалима выступила в поход. кампания текла неспешно, но успешно. Византия, не имеющая интересов в сирии не препятствовала завоеваниям иерусалимского правителя, Айюбиды толком ничего противопоставить не могли. Однако, аль-Меджид смог-таки перед самым концом потрепать нервы латинянам - он собрал все остатки своего былого величия - 3000 человек у стен Синджара, небольшой крепости в сирийской пустыне и изготовился дать финальное сражение. Роберт сидел на лошади и рассматривал стройные ряды врага у стен крепости. Несмотря на его 50летний возраст, глаза его видели все так же хорошо, как и в юности. Три тысячи против восьми. Три тысячи отчаявшихся, загнанных в ловушку людей против восьми тысяч бодрых и мечтающих отомстить за все беды, причиненные арабами латинянам рыцарей. Роберт оглянулся - когда же, наконец, дадут сигнал к атаке? Напряжение нарастало, но сигнал не давали. "Чего ждет король? Еще немного и жаркое дневное солнце нас всех поджарит." Роберт мысленно поблагодарил покойного Генриха Лузиньяна за его реформы армии - теперь вместо пудовых стальных панцирей, в которых раньше рыцари варились заживо на полуденном солнце, армия была одета в некий гибрид византийских кольчуг с арабскими. Даже тяжелая конница отошла от европейского стандарта лат предпочтя ему образец катафракской брони, придуманной еще парфянами. Но не смотря ни на что драться днем было бы неразумно. Резкий звук сигнального рога прорезал воздух и навтречу вражеским позициям с каждой стороны взметнулись сотни стрел. Большая часть недолетала, а те, что долетали бессильно отскакивали от "башенных" шитов латинян. Второго залпа не последовало , т.к. с обеих сторон вперед рванулась конница. Сто шагов, пятьдесят, десять и... Обе армии схлестнулись в смертельном ударе. Роберт с разгону влетел в какого-то араба сбив его мечом с коня, развернулся резко влево, что бы ударить еще одного, затем отбив шитом выпад проткнул третьего и тут... Аль-Меджид не зря собирал здесь самых стойких и преданных, видимо они знали о его замысле, о том, как он хотел отомстить ненавистным гяурам за все их поражения, как придумал то, что навсегда оставило этот день в памяти иноверцев. В тот момент, когда всадники связались в поединке, все скопление лучников выпустило свои заряды прямо в гущу сражения, разя и своих и чужих. Вслед за этим из-за стен города стали вылетать огромные камни, облитые горящей смолой. Все в центре сражения смешалось, рыцари в спешке пытались отступить, но были настигнуты остатками арабов и сражение завязалось снова. А стрелы все летели и летели... Роберт тщетно пытался высвободить ногу из-под сраженного стрелой коня. Когда аль-Меджид стал стрелять по своим он был среди тех, кто не дрогнул и попытался прорваться к стрелкам, но ему это не удалось - стрела попала коню в глаз и тот опрокинулся, придавив собой всадника. Краем глаза Роберт увидел что-то сверху, хотел поднять голову, но камень упал на него раньше, чем он успел вздохнуть. Роберт упал с раскроенным черепом и потерял сознание. Он уже не видел, как подоспела пехота, как запасной полк рыцарей доскакал-таки до позиций аль-Меджида, как дорого продавали свои жизни отчаянно сражавшиеся арабы, как шальная стрела угодила прямо в горло аль-Меджида и тот упал замертво. К вечеру, когда сражение было окончено оказалось, что арабы потеряв три четверти своих войск сумели уничтожить почти две трети армии Иерусалима, полностью истребив рыцарский полк. Когда Роберта нашли он был уже в агонии. Его бережно перенесли в лагерь, где сам король просидел всю ночь у его кровати, не в силах сдержать слез, глядя на мучения его вернейшего помошника. К утру Роберта де Куртене не стало. Вскоре с Айюбидами было покончено и армия пустилась в обратный путь. Прибыв в столицу Эстапин отправил вестника к Пьеру и семье Роберта, гостившей в Петре. Однако, чаша скорби была еще не полна - оказалось, что за несколько дней до смерти Роберта скончался и сам Пьер. Однажды ему стало дурно, он отправился отдохнуть к себе, а наутро его нашли уже умершим. Люди, сумевшие спасти королевство в дни великой нужды умерли так и не успев увидеть плоды своих трудов. ------ После похорон братьев де Куртене король принялся за благоустройство полученных территорий. На захваченной территории было создано герцогство Пальмира, которое получил в управление племянник короля Закария де Лузиньян. После того как сын Роберта Карл подрос ему был пожалован титул графа многострадальной Архи. Вскоре Карл женился и этот брак поразил всю Европу - Карл, с детства страдавший хромотой и косолапостью, умудрился очаровать дочь короля Шотландии Катерину во время их визита к Иерусалимскому двору. Вскоре и была сыграна свадьба. В этот же период при Иерусалимском дворе разразилась эпидемия неизвестной болезни. Она проявлялась в ужасном зуде по всему телу, мелких язвах и ухудшении зрения. Болезнь мгновенно распространилась среди вельмож, а затем и среди их детей. Хотя сама по себе болезнь не была смертельной, но от нее почти никто не выздоравливал и вскоре весь иерусалимский двор представлял из себя лазарет. Лишь через четыре года с ней удалось справиться и придворные начали понемногу выздоравливать. Но были и жертвы, из которых наиболее печальной была смерть Бодуэна де Куртене - одного из преемников Роберта и Пьера. Несмотря на это и смерть братьев Куртене Иерусалим процветал. Войны были позади, и миролюбивый король занялся обустройством своей страны. В последующие четыре года после войны с Айюбидами ничто не омрачало покой государства и Иерусалим, кровью и потом отвоевавший себе право на жизнь наконец расцвел. Повсюду возводились новые постройки - школы, библиотеки, стекольные заводики, кузницы и церкви. Небывалого расцвета достигла торговля - Иерусалим теперь служил связующим звеном между Европой, Азией и Аравией. Процветало искусство и науки. Нескончаемым потоком шли эмигранты и Иерусалим был переполнен талантливыми и энергичными людьми. Сменился и национальный состав Иерусалима - за сотню лет владения латинянами Святым Городом европейцы постепенно вытеснили когда-то захвативших город мусульман. Но и сами латиняне изменились со времен крестовых походов - куда девалась их религиозная непримиримость, с которой они дрались с арабами, откуда взялась сметка и навыки выживания в пустынном климате. Не было больше необоснованной гордыни собой, что так отличала раньше франков. Четыре года мира пролетели как один миг. И хотя подданные короля Святой Земли и не замечали ничего, но для Эстапина и его окружения все более явственно вставала проблема с Аббассидами. Общая численность аббасидского войска превышала латинскую на 10 тысяч человек. Султанат растянулся от Анатолийской Армении на севере до Кувейта на юге, полностью изолируя Иерусалим со всех сторон. К тому же в мусульманском обществе снова начала набирать обороты идея джихада. Все это послужило поводом к новому посольству в Византию, уже во главе с наследницей поста покойного Роберта Вероникой Мазин. Интерлюдия. Судьба арабского мира. Вероника возвращалась в Иерусалим. Ее посольство на первый взгляд удалось, но умная девушка прекрасно понимала, что обещание императора "окончательно решить мусульманскую проблему" не стоило рассматривать как нечто абсолютное и незыблемое. Не говоря уж о том, что в случае войны Лев наверняка попытается урвать себе кусок побольше. И без того глубоко продвинувшись в Персию, император видимо не собирался останавливаться. Насколько далеко простирались его амбиции сложно было сказать. В порту Акры ее встретил Филлип де Куртене, что бы сопроводить ее до столицы. С недавних пор Филлип стал играть немалую роль в политической жизни страны. Кроме того, он вместе с Вероникой входил в недавно сформированное "Иерусалимское Братство", организованное сыном Роберта Карлом, с резиденцией в Архе. Официально общество занималось религиозным просвещением иноверного населения, фактически же это была крупнейшая шпионская сеть на службе короля, вскоре охватившая весь Ближний Восток. - Какие новости в королевстве, Филлип? - В королевстве, слава богу, никаких. А что с Византией? - Да так себе. Как и ожидалось. Обещают выступить, но даже если и выступят, то как бы нам не получить больше проблем, чем пользы. - Ну, без них нам в любом случае не справиться. А я предпочту иметь под боком Визатию, с которой у нас хотя бы одна вера, чем мусульман, которые только и могут думать, что о джихаде, да гибели неверных. Кстати, вот еще какое известие. Тибо, тот что бывший герцог прислал наконец вестей об этих монголах. - Да? И что же они такое? - Они это около четырехсот тысяч степных воинов, двигающихся аж от самого Китая и постепенно захватываюших все, что есть у них на пути. И движутся они сюда. - Четырехсот тысяч? Да ну, это же население целой страны! - Ну да. В общем если верить этой информации, а другой у нас нет, то арабскому миру настает конец. Правда часть из этих монголов приобщилась к мусульманству и теперь зовет себя Ильханатом, но едва ли арабам будет легче от того, что их завоюют единоверцы. - Положение у них незавидное - прям между молотом и наковальней - с запада мы с Византией, с востока эти монголы. Драться они будут отчаянно. - Дал ладно бы с ними. Как бы этот Ильханат нас не размазал, с нашими сорока тысячами войска. - Будет война. Опять. Видимо такая судьба у Иерусалима - постоянно доказывать свое право существовать. Ладно, Филлип, пойдем, а то мы заговорились, а мои вещи до сих пор на корабле. Ты мне не поможешь их спустить? ![]() Бомба на Хиросиму? Я! Первая Мировая? Тоже я! Татаро-монгольское иго? Опять я! И вашего хомячка в сортире тоже я утопил! Я бы не ненавидел так то, что меня окружает, если бы меня не окружало то, что я так ненавижу. ![]() |