| Vladimir Polkovnikov AAR-мастер  Нижний Новгород Старейшина Генерал-поручик (12) 4424 сообщения  |
Осенью 1200 года скончался епископ Беренгер. Двор был ошарашен неожиданной реакцией на это короля Мартина. Думали, он будет сокрушенно молчать, рыдать над гробом, молиться, а то и инициирует процедуру причисления покойного к лику святых – да что угодно, только не… Выслушав от духовника известие о смерти епископа, Мартин произнес: - Хорошо, что детей успел нарожать, хоть какая-то польза, - и отправился на охоту. Слухи о безбожии короля вспыхнули с новой силой. Благочестие монарха в глазах народа продолжало стремительно падать, несмотря на неутомимую работу застенков аутодафе отца Эстебана. Но что могут сделать кучка палачей и несколько священников, если сам король неустанно дает повод позлословить? Мартин все реже посещал службу, пропадал на охоте. Пользуясь отсутствием жены, герцогини Кордовской, он неутомимо демонстрировал придворным дамам да и просто служанкам, что и на пятом десятке есть еще пыл… в половицах. Эстебан был не на шутку обеспокоен. Со смертью епископа и стрессом короля положение церковников заметно пошатнулось. Король вышел из-под их влияния и пока не подпал ни под чье другое. Наступили трудные времена для придворных. Никто не знал, перед кем заискивать. Борзые щенки заждались своего хозяина, а он пока не определялся. Эстебан де Мендоса решил ненадолго уйти в тень/залечь на дно/свалить на хазу, то есть уехать к брату. *** В деревне было сейчас хорошо, гораздо лучше, чем в городе. Хотя, если честно, там было хорошо всегда, а уж с городом и сравнивать нечего. Жирные деревенские свиньи вольготно лежали в широких деревенских лужах, в пику своим городским подругам, вынужденным ютиться в узких канавах. Крестьяне селились просторно, отгораживаясь друг от друга высокими заборами. И каждый мог гадить на своей территории, не причиняя неудобства соседям (запах не в счет, к запаху в деревне и так привыкли). Не то дело в городе, где идя по узким улочкам надо успевать смотреть не только под ноги, дабы не встрять в кучу нечистот, но и наверх – иначе рискуешь получить на шляпу содержимое ночного горшка, выплескиваемое из окна второго этажа. Или ночные прогулки с девушкой(или парнем, кому как). Ну, разве можно представить себе ночную прогулку с девушкой по городу? Ужас и кошмар. Вас схватят в темном переулке добры молодцы и поступят, как злые. То есть ограбят и надругаются по очереди… над обоими. А в деревне? Да гуляй, где хочешь, сиди под любым кустом, ни одна собака тебе ничего не скажет. И не потому, что собаки разговаривать не умеют, а потому, что в твоих мозолистых руках может оказаться какой-нибудь дрын - оружие средневекового пролетариата. Братья подолгу гуляли среди этого рая земного. Хуан отводил душу, повествуя брату о бурных событиях своей деревенской жизни: - …а она все-таки отелилась. То-то радости было. Помнишь мою гончую? Да, так вот, представь себе, принесла четырех щенков. Славные псы вырастут. А Диего помнишь, оруженосца моего? Женился. На старости лет. На моей экономке. - А ты-то когда? – улыбаясь, спрашивал Эстебан. - Было бы на ком, хоть завтра. - Ну, обрати внимание на соседку из Тобоссо. - На Дульсинею? Тьфу, бородавка на носу. - А Мария из Кабе-Верде? - Какая Мария, дочь барона? - Нет, просто Мария. - Глупа. - А Марианна? Знаешь, какая богатая? - Вечно плачет. И неопрятна. - Так и останешься бобылем, дожидаясь свой идеал. - Поживем – увидим. И такие разговоры между братьями длились до бесконечности. Если Хуан был рад самой возможности поговорить с кем-либо, равным по званию, то Эстебан наслаждался возможностью послушать бесхитростную болтовню брата, а не признания очередного грешника под пыткой или исповедь короля. Сходили они и на берег Гюльчатай-пруда. Хуан, было, опять начал приставать к брату, мол, что тот хотел здесь увидеть в детстве. Но Эстебан в ответ лишь улыбался и молчал. Деревенскую идиллию лишь изредка нарушали визитеры из Валенсии. Заплечных дел мастера слали отцу Эстебану отчеты о проделанной работе и запросы инструкций. - Ого, да ты у нас большой человек, - заметил как-то Хуан, заглядывая в письмо через плечо брата. - А ты у нас разве грамотный? - посмотрел тот на него. - Ну, есть немного, - засмущался Хуан. – Так, с тоски зеленой, деревенской подучился малость у приходского священника. - Я начиная беспокоиться за тебя. Грамота, она еще ни одного рыцаря до добра не доводила. - Это еще почему? - Да потому. Твое рыцарское дело какое? Махать мечом куда покажут. У рыцаря голова должна быть подобна шлему – ведро ведром. Чем наполнят, то и неси. А теперь ты, не дай Бог, еще задумываться начнешь, зачем да почему. И хреновый из тебя будет рыцарь. В октябре 1201 года до Мендосы докатилось известие о мятеже графа Лиссабонского против герцога Толедо. Король Мартин приказал герцогу Бадахоса идти на неверного вассала со всеми своими силами. Ни Хуан, ни Эстебан на войну не поехали. Сами там уж как-нибудь… 2 января 1202 года Лиссабон пал. Изменнику удалось скрыться, а город был на время присоединен к домену короля, ибо, как считал Мартин, не вся еще измена в провинции выкорчевана. Именно это событие и изменило спокойное течение жизни в Мендосе. Как-то утром, распечатав очередной пакет, Эстебан сказал брату: - Ну вот и все, конец малине. Король вызывает. Может, поедешь со мной? - А что, и поеду, - решил Хуан. *** - Отец Эстебан, теперь – главное, - король кивнул тайному советнику Арталю, своему зятю. Арталь встал, поправил перевязь и сказал: - Неспокойно нынче в Лиссабоне. Гнусные сепаратисты ждут возвращения своего графа. Отказываются почитать кардинала всея Испании. Мол, он ведет далеко неправедную жизнь, мол, весь клир погряз в разврате, и даже духовник самого короля… - Так, так. И что там духовник самого короля? – оживился Эстебан де Мендоса, сидящий в огромном кресле напротив короля. - Извините меня, святой отец, но они говорят, что и сам духовник короля не брезгует наживаться на Чудесах господних. - Клеветники! Ну, погодите у меня ужо! - Вот, отче, - король похлопал Эстебана по руке, - поэтому-то я вас и пригласил. Было бы хорошо, если бы вы сами съездили в Лиссабон и разобрались в ситуации на месте. Там, кстати, до сих пор нет ни одного представителя святого аутодафе. - Ваше величество, я покрою землю кострами, а небо дымом от грешников. - Вот и отлично. Только учтите, что положение несколько осложняется свирепствующей там оспой. - Все в руках Господа, - произнес Эстебан, вставая и откланиваясь. Домой он вернулся в состоянии сильного возбуждения и с порога закричал: - Хуан! Мы уезжаем. Хуан! Никто ему не отозвался. - Черт знает что такое! Куда запропастился этот любитель шпор, мечей и прочей дребедени? На ругань хозяина открылась дверь чуланчика, из которого показалась заспанная рожа Хорхе: - Сеньора Хуана не было с самого утра. - Елки-палки, куда он делся? Что с ним случилось? А с Хуаном не случилось ничего особенного, если не считать, что он попросту влюбился. И не в кого-нибудь, а во фрейлину вдовствующей королевы Светославы Пяст. Родители Марины приехали с королевой из Польши да так и остались в Валенсии. Марина была их единственной дочерью, и именно сейчас вступала в тот волшебный возраст, когда мужчины внезапно начинают замечать существование еще недавно маленькой и непривлекательной девушки. И наш шибко капризный в выборе идеала провинциал был сражен наповал, моментально перезабыв все требования, которые он собирался предъявить своей избраннице. Его словно поразила слепота. Нет, он не видел, что она может сморкаться, потеть и даже, пардон, справлять естественные надобности. И пусть будет благословенна эта слепота. Хуан вернулся лишь под утро, намурлыкивая себе под нос что-то веселенькое. - И где же это мы шляемся? – сурово встретил его брат. - Ну, это… - замялся Хуан. - Ладно, некогда, потом расскажешь. Нам ехать пора. - Куда? - В Лиссабон. - Но мне нужно… - Хуан хотел сказать «нужно попрощаться». - Что нужно? - Да… - Так, только быстро. Не мешкай, - Эстебан толкнул брата в нужник. – Тужься сильнее, нам некогда. Пора костры палить в Лиссабоне, - зловеще добавил он. Путешествие не отняло много времени. Дорога на Лиссабон была хорошо наезжена. В пути никто не мешал братьям. Да и кто мог помешать, если придорожные деревья местами были щедро увешаны отловленными разбойниками и просто подвернувшимися под горячую руку крестьянами. В окрестностях Лиссабона действительно свирепствовала оспа. Поэтому Мендосы старались избегать населенных пунктов, ночевали на свежем воздухе, благо, Диего не утратил своей сноровки и довольно ловко ставил шатер. И вся бы дорога обошлась без происшествий, если бы Эстебану чего-то не приспичило завернуть в замок одного барона. «Уж больно надоело муравьев из постели выгребать», - честно прокомментировал он свое решение. Нет, вы не подумайте чего плохого про барона. Ведь о мертвых лучше вообще ничего. Он уже два месяца как гнил на местном кладбище – оспа, она на чины не смотрит, ибо неграмотная. Как бы то ни было, а заночевали под крышей. Утром Хуан встал и не нашел брата. В принципе этому удивляться не приходилось. «Наверняка какую-нибудь смазливую горничную нашел», - решил Хуан. Но тут в комнату влетел Диего: - Сеньор! Там отца Эстебана!.. Закончить ему не удалось, так как Хуан резко оттолкнул его от двери и бросился к выходу. А во дворе творилось что-то невообразимое. Простолюдины сновали туда-сюда, стаскивая в кучу какую-то рухлядь. Рыжий здоровый мужик, вооруженный изрядным дрыном, влез на телегу и орал во все свое луженное горло: - Порадеем, братья, и оспа отступит! Очистим огнем скверну. Жертву! Жертву Господу! И толпа подхватывала: - Жертву! - Кто это? – обратился Хуан к пробегавшему мимо крестьянину. - О, это Мигель. Хуан хотел было расспросить поподробнее, но тут заметил привязанного к телеге брата. Тот сидел и с истинно философским спокойствием слушал Мигеля. - Эстебан! Что происходит? Эстебан оторвал взор от орущего дети и посмотрел в сторону брата: - Хуан. - Да. Я спрашиваю, что происходит? - Да видишь ли, брат, они меня сжечь собираются. Так сказать, в жертву принести. - Тебе помочь? - Если не трудно. Да, и того детину не пришиби, он мне интересен. Хуан метнулся назад в замок и выскочил оттуда уже с мечом. Сзади его подкреплял Диего. Меч, вращаясь словно крылья мельницы, врубился в толпу мужиков. Те, не долго думая, хлынули в разные стороны, опережая даже разлетающиеся вокруг куски мяса, отрубленные конечности и головы – Хуан, конечно, не знал, что такое Шао-Линь, но махал мечом ничуть не хуже узкоглазых монахов. Не отступила лишь кучка людей вокруг Мигеля, но какое они могли оказать сопротивление вооруженному профессионалу? Через минуту все было кончено. Двор опустел. Мигель лежал оглушенный в лужах крови своих соратников. - Позволь, я отрублю ему голову, - попросил Хуан у брата. - Нет, зачем же? Полезный человек. Ты слышал, как он поднял народ? Молодчина! Мне такой сгодится. Однако, интересно встречает нас Лиссабон. Ехали костры зажигать, да чуть было, сами не поджарились, - Эстебан весело засмеялся. – Это дело надо как следует отметить. Мигель оказался не только хорошим демагогом, но и человеком неглупым. Он сразу оценил ситуацию и с легким сердцем согласился служить своей бывшей жертве. На следующий день путники добрались до Лиссабона. Эстебан с Мигелем резво взялись за дело. Дрова на центральную площадь города не успевали подвозить. Из-за этого пыточные казематы переполнялись ожидающими своей очереди еретиками и изменниками (а кем же еще?). Правда, когда на дым ушла парочка нерадивых возчиков, дело пошло веселее. 18 июля 1202 года Эстебан с чистой совестью и закопченным лицом мог рапортовать в Валенсию: «Инквизиция в Лиссабоне учреждена. Измена выкорчевана». *** Дела в державе испанской мало-помалу шли. А куда они денутся? На обратном пути из Лиссабона Эстебан де Мендоса завернул в Севилью. Оставил он ее освобожденной от денег и ислама. Во всей Испании оставалось только десять городов, не принявших всех благ, связанных с католицизмом – красивых служб, монастырей, церковной десятины, костров и инквизиции. «Оставим на потом», - махнул рукой Эстебан и поспешил в Валенсию. Спешить было самое время, потому что на горизонте начала вырисовываться новая придворная партия. Это дочь короля управляющая Констанса (Сунифред благополучно помре) и ее муж, тайный советник Арталь. Надо было спешить засвидетельствовать свое, так сказать, с кисточкой. Принцесса Констанса, умная женщина, совсем не напоминала своего старшего брата, Аньфреда Полоумного. Глядя на нее, так и хотелось воскликнуть: «Ну, Боже, спаси же Испанию! Дай порулить принцессе, а не этому слюнопускателю». И тут-то Всевышний решил смилостивиться над несчастным королевством, истерзанным ожиданием грядущего царствования. 8 июня 1203 года Аньфред, герцог Толедо, скончался в расцвете лет и умопомешательства, оставив троих сыновей. То-то был праздник по всей державе. Горевал лишь один отец покойного, король Мартин. Он любил повторять: - Мне-то что, я все равно не доживу до воцарения Аньфреда. А вот вам есть, о чем переживать, хе-хе. И Господь, а вместе с ним и государь, оказались не без чувства юмора. Следующим наследником короны Сунифреда Освободителя был объявлен сын умершего герцога, девятилетний Сунифред. Узнав об этом, весь двор в один дух выговорил: - Боже, спаси Испанию и нас грешных. Малолетний наследник уже успел прославиться непроходимой тупостью (способности к дипломатии – троечка, к управлению – двоечка) и безграничной мстительностью. Говорили, что еще в пятилетнем возрасте его цапнул во дворе петух. Так став герцогом Толедо, он первым делом приказал изловить и зажарить обидчика. А потом самолично съел его до последнего клочка мяса. От таких рассказов у несчастных придворных пробегал мороз по коже. Господь явно потешался над несчастной страной и ее обитателями. Куда канула плеяда блестящих королей, создавших эту державу? Бог весть. И в жизни наших героев произошли приятные изменения. Начнем с того, что Хайме де ла Куэва, когда-то излеченный Эстебаном от сумасшествия, стал маршалом Испании. Он не забыл своего воспитателя и всячески выказывал ему свое уважение. Тоже, знаете ли, не последнее дело при дворе капризного монарха. Сам Эстебан, будучи освобожден королем Мартином от ежедневного выслушивания его религиозных сомнений, полностью отдался своему детищу – аутодафе. Мигель оказался незаменимым помощником в этом благородном деле. У него был острый нюх на ересь и измену. Вскоре народ стал бояться этого молчаливого помощника больше, чем самого Эстебана. Хуан женился на Марине и увез ее в Мендосу к матери, Санче. Надо сказать, что по этому поводу меж братьями дело едва не дошло до серьезной ссоры. Эстебан по своей гнусной привычке начал подначивать Хуана: - А что, дружище, неужто нашел идеал? - О да! - Что, и не сморкается? Не кашляет, из подмышек не пахнет? - Эстебан, прекрати! - Да мне просто интересно, что такое идеал воочию. Неужто и в зубах не ковыряется? И под ногтями грязь не скапливается? Ну, надо же! Тут уж Хуан не выдержал. Сильно толкнув брата, он бросился к выходу, заявив, что больше сюда ни ногой. - Ну и катись к своим навозным кучам, - крикнул ему вслед Эстебан. – Чесслово, как маленький. И не скажешь, что уже под сорок. *** Испания, несмотря на кажущуюся заброшенность Богом, худо-бедно продолжала свою историю. В 1204 году были заключены союзы с императором Германии Леопольдом и королем Англии Генрихом. Тайный советник Арталь наводил порядок в делах внутренних, его жена Констанса ловко выколачивала налоги из населения. Маршал Хайме осваивал военное дело, разрабатывая коварные планы нападения на соседей. Король Мартин начал предаваться удовольствиям, во дворе не переводились всякие жонглеры и трубадуры. Церковь, ясное дело, смотрела на это осуждающе, что не могло не сказаться на его благочестии, а значит, и на репутации. Герцогство Толедо под управлением Сунифреда перестало разваливаться на части. Вассалы герцога изрядно побаивались его пресловутой мстительности. Зато взамен начала распадаться Германская империя. Пока этот процесс шел робко и неуверенно, но сепаратизм имперских вассалов явно набирал обороты. Король Мартин на это взирал вяло, без энтузиазма, вежливо отказывая императору в помощи на его вассалов. При дворе тоже происходило немало забавного. Самое интересное, что хотелось бы отметить – беременность управляющей Констансы. Незадолго до беременности она как-то умудрилась подхватить воспаление легких. Не чаяли, что доносит ребенка до приличного срока, а она возьми да и излечись от воспаления месяце эдак на шестом. Похорошела, просто прелесть. Чудо? Безусловно. Случайность? Может быть. Но, к счастью, многие придворные дамы восприняли это как закономерность, и давай осаждать своих мужей (да и чужих тоже). Вдруг стало модно быть беременной. Эх, если бы это дело еще мозгов добавляло… Летом 1205 года Эстебану внезапно подвалила работа: в Кастельоне обнаружилась ересь. Взяв с собой Мигеля, святой отец отбыл исполнять свой долг. Брата с собой звать не стал. Во-первых, они были в ссоре, во-вторых, у Хуана именно сейчас родился сын, которого счастливые родители назвали Раулем. Прибыв на место, Эстебан отправился в местное отделение инквизиции, а Мигель отправился на рынок разведать обстановку. Ситуация оказалась занятной. Ересь была несколько необычной, с такой Эстебану еще не приходилось сталкиваться. Ересиархи продавали народу кусочки священных реликвий, как то, части Креста, на котором распяли Христа, осколки столов и лавок, на которых доводилось сиживать Ему и всем двенадцати апостолам. Новообращенные с благоговением приобретали реликвии и в чрезвычайном возбуждении всаживали себе под кожу занозы от этих предметов. Приобщенным к новой вере считался человек, у которого раны обильно загнивали. Если же человек отделывался легко (то есть не образовывался гнойник), то его побивали камнями, так как плоть его грешная не желала умертвляться, соприкасаясь с истинной святостью. - Обалдеть, - ошарашенно воскликнул Эстебан, выслушав местного инквизитора. – И как широко распространилась эта ересь? - К счастью, не очень широко. За еретиками последовало пока не более сотни обманутых. Видимо, боятся справедливого наказания, - довольно ответствовал инквизитор. – Мы работаем, не покладая рук. - А вот это зря, - сурово оборвал его Эстебан. – Чем больше мы сможем сжечь или наказать еретиков, тем больше славы и почета от короля. Так то. Что у тебя? – обратился он к вошедшему Мигелю. - Вот, - тот протянул святому отцу кусок пергамента. – Расценки на реликвии. - О, это интересно. Так, что тут у нас? «Части Креста – три песо, щепа от лавки святого Павла – полпесо, щепа от лавки святого Петра – песо…» Гм, почему это лавка Петра дороже лавки Павла? - У Петра, наверное, она меньше была. Рынок, однако, - предположил инквизитор. - Ну, если сложить в одну кучу всю щепу от их лавок, то складывается ощущение, что они сидели, как минимум, на дровяном сарае, - ответил Мигель. Эстебан молча поглаживал подбородок, продолжая изучать список. Наконец, он оторвался от этого увлекательного чтива: - Мигель, садись, пиши. Зубочистки апостолов – два песо, щепа от посохов апостолов – четыре песо…» - У всех одинаково? – уточнил Мигель. - Именно. Не будем обижать святых. Пиши дальше: «Посох Христа – десять песо, куски с седла ишака Марии Магдалины – пять песо, осколки древка легионера Лонгина – пятнадцать песо». Эстебан диктовал еще с полчаса. Все это время несчастный кастельонский инквизитор лишь потел и беззвучно молился. Наконец он не выдержал: - Отец Эстебан, но ведь это – грех. - Что грех? Выводить на чистую воду скрытых еретиков – грех? Тогда вы ничего не понимаете в своем деле, отец инквизитор. Специально для таких, как вы, я сейчас работаю над книгой «Кувалдой по еретикам». Там в доступной и увлекательной форме рассказывается о способах выявления ереси и борьбы с ней. Прислать вам экземплярчик? - Да, было бы здорово. - Сорок песо. Мигель, запиши. - Господи, вчетверо дороже посоха Христа, - прошептал подавленный инквизитор. С утра Мигель пошел к дровосекам за товаром, и к обеду торговля грехом пошла по полной. Прошел слух, что торговля идет не без ведома приехавшего из Валенсии священника. Народ осмелел. За неделю число выявленных еретиков в городе возросло в десять раз. А еще через неделю Мигель повел городских стражников по адресам своих клиентов. Дровосекам был сделан солидный заказ на дрова. Началось искоренение посеянной скверны. Уезжая через месяц после приезда, Эстебан довольно поглаживал сундучок с деньгами, изъятыми у еретиков честной торговлей. - Учись, Мигель. Со мной не пропадешь. И Господу порадеешь, и сам в убытке не будешь. На том стояла и стоять будет церковь католическая. Даты, события, люди 1201-1202 гг Война с графством Лиссабон, присоединение к домену. Инквизиция в Лиссабоне  8 июня 1203 г Смерть сумасшедшего наследника Аньфреда. Новый наследник – его сын Сунифред 1194 г. р. (6/3/6/2). Сомнительное приобретеньице. 1203 г Осталось десять мусульманских провинций во всей Испании. И ни одной в королевском домене.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 27.04.2006 08:59] |
