| Vladimir Polkovnikov AAR-мастер  Нижний Новгород Старейшина Генерал-поручик (12) 4424 сообщения  |
Со смертью канцлера Гюндюз и маршала Лубко при дворе испанского короля естественным образом открылись две вакансии. И если с канцлерским постом проблему замещения удалось решить легко (новым канцлером стала последняя жена покойного короля Понса Светослава Пяст), то кандидатов на должность маршала попросту не было. А именно в маршале вскоре и возникла необходимость. Сумасшествие герцога Толедо привело-таки к неприятным, но давно ожидаемым последствиям. 28 июля 1195 года графиня Тобрукская Тереса Перес отложилась от герцогства Толедо. Мол, вот еще не было печали, ходить под полоумным герцогом. Нет уж, мы тут, в Тобруке, сами как-нибудь проживем. Чай, не первый год замуж охота, рассуждала незамужняя графиня. Конечно, воевать против женщины нехорошо, но и подавать дурной пример колеблющимся вассалом негоже. Мартин решил помочь сыну в укрощении строптивой. В тот же день, когда было получено известие о мятеже, король поднял валенсийское ополчение (1800 человек, включая и нечеловеков, сиречь простых мужиков с вилами). Народ на эту непонятную усобицу собирался неактивно. Плыть за море, чтобы завоевать какое-то паршивое графство, не хотелось. Да и не разживешься очень-то – они ведь христиане, грабить и резать не разрешат. Вот и Хуан Мендоса отбрыкивался на все увещевания брата: - Да ну его, с христианами воевать. Да еще с женщиной. - Но ведь графиня – мятежница. Она презлым заплатила за предобрейшее, сама захотела властвовати и всем володети. Повинна смерти, - настаивал Эстебан. - И я бы, поди, от сумасшедшего герцога отложился. - Но-но, между прочим, «сумасшедший герцог» Аньфред – наш будущий государь. - Боже, спаси Испанию. - Сам дурак. - Вот если бы король вспомнил о своих обязанностях крестоносца и повел нас на неверных, тогда… - гнул свое Хуан. - Кстати, - решил выложить главный козырь Эстебан, - король Мартин решил организовать рыцарский Орден. - Орден? - Да, мне даже велели написать Устав. Думаю назвать его погромче. Что-то вроде Орден благоверных рыцарей Гроба Господня. - Это интересно, - оживился Хуан, падкий до всего, от чего хоть немного несло рыцарской романтикой. – А для чего этот Орден? - Он объединит вокруг короля всех самых верных и благородных рыцарей, которых его величество поведет за собой в Палестину, - знал, чем добить брата, Эстебан. – Но чтобы в него вступить, надо показать себя в деле… да хоть в тобрукском походе. - Еду, - решил Хуан. – Диего, доспех, коня! И постаревший, но еще крепкий, Диего радостно засуетился, снаряжая себя и сеньора в поход. *** Под стенами Тобрука и состоялось провозглашение создания нового рыцарского Ордена. Король Мартин был единогласно выбран магистром. А в числе первых тридцати его членов значился и Хуан де Мендоса, сердце которого переполняло счастье. В тот же вечер братья беседовали в палатке, которую на двоих им разбил верный Диего. Все тот же Диего принес раздобытый где-то кувшин с вином – братья решили отметить этот день. - Эстебан, не знаю, как и благодарить тебя. - Можешь просто увеличить мою долю с доходов Мендосы, - скромно ответил Эстебан. - Скажи, было трудно писать устав? - Да не особенно. Взял устав тевтонцев, вычеркнул все, касаемое монашества, вуаля и готово. Эти рыцарские Ордена все до тошноты похожи один на другой. - Но наш будет отличаться благородной целью, - воскликнул Хуан. – Не так ли? - Конечно, - не стал спорить брат. - И еще я… - Да, елки зеленые, - рассердился наконец Эстебан. – Хуан, ты собираешься-таки разливать вино или мы так и будем всухомятку сидеть? - Ой, конечно, - очнулся Хуан и начал разливать вино по чаркам. - Ну, брат, как там у нас с женщинами? – Эстебан торжественно приподнял бокал, подмигивая брату. - Да все так же, - покраснел Хуан. - Ага, значит, мы все еще ищем идеал? - Ну… - неопределенно покрутил рукой Хуан. - Эх, дружище, не так ты ищешь. Опыт – он, знаешь ли, сын ошибок трудных. - То есть? - Я говорю, идеал надо постигать в сравнении. Нужно попробовать все. А потом сказать – это идеал. - И это мне говорит священник. - А кто, как не священник, должен в совершенстве постичь душу человеческую. Знаешь, сколько мне пришлось пройти, чтобы понять? Нет его, идеала-то. Бери, что само идет в руки и не сумлевайся. А в королевском шатре шли совсем другие разговоры. Сегодня как раз к стенам Тобрука подошли полки Аньфреда Толедского. По этому поводу в шатре шел совет, на котором, кроме августейших отца с сыном, присутствовали епископ Беренгер и маршал Аньфреда. Поглядывая на устроившегося в углу сына, занятого пусканием слюней и ковырянием пальцем в супе, король говорил: - Долго сидеть здесь я не могу. Церковь требует от меня немедленного похода на неверных. - Ваше величество… - попытался встрять епископ. - Требует, требует, ваше преосвященство, не спорьте. И так мне уже в лицо не стесняются тыкать благочестием. Мол, где оно у короля Испании? Где, я вас спрашиваю? Вот вы, маршал, из Толедо. Что там говорят по этому поводу? Маршал покраснел: - Не смею произнести, ваше величество. - В заднице, говорят, благочестие у нашего короля, - хихикнул в углу Аньфред. - Вот, - недовольно посмотрел король в угол, - в этой самой… А я тут с бабой воюю. - Гы! – заржал Аньфред. – С бабой! – и перекувыркнулся через голову. Никто вслух не произнес, но все подумали: «Боже, спаси Испанию». - Могу я оставить осаду на вас, маршал? - С вами бы понадежнее было, ваше величество, - боязливо посмотрел маршал в угол, где Аньфред вылавливал ложкой из супа куски мяса и ловко пускал их в камердинера. – Не ровен час, еще погонит нас на штурм. - Не успеет, - Мартин подошел к сыну и отнял у него ложку. – Осада близка к завершению. Графиня вот-вот сдастся. Вам останется только навести тут порядок и все. Главное, не безобразничайте. Чай, не чужой город берете. - Так-то оно так, - поежился маршал, - только с их высочеством всего можно ожидать. А их высочество, двадцатилетнее дитятко, подкралось сзади к стражнику у входа и одним махом выплеснуло ему содержимое миски под кирасу. - Буга-буга! – и радостно засмеялось. Король отвесил сыну подзатыльник: - Уймитесь, герцог, - и обратился к стражнику: - Сходите переоденьтесь. Мы тут сами как-нибудь. Стражник только успел поставить алебарду, как на него наскочил запыленный мужчина. Лапша из-под кирасы полетела во все стороны. - Стой! Куда? - Срочное донесение королю. - Что такое? – вышел на шум король. - Ваше величество, скончалась ваша тетка, управляющая Аделаида. - Все. Немедля еду домой, - решил Мартин. *** Прибыв в Испанию, король обнаружил при своем дворе двух достойных мужей, Рамира Бари 38-ми лет и Марте Кастельвела 59-ти. Рамир Бари эдакий закаленный вояка немедленно получил должность маршала. Место управляющего решено было пока не занимать, а оставить для подрастающей королевской сестры Элионоры. В свои пятнадцать девушка была чрезвычайно умна, даром, что блондинка. Маршалу же, чтоб лучше служилось, король пообещал Элионору в жены. Бравый вояка с нетерпением начал ждать взросления невесты. Принцессе тоже очень понравились усы нареченного. Ибо по величине усов, как говорила ей мама, можно было судить о величине рыцарского достоинства, то есть о мужестве, храбрости и благонравии. Разумеется, девчушка тут же влюбилась в маршала. И так ей затмили свет эти пышные усы, что весной 1196 года произошло именно то, что и должно было произойти. Дабы покрыть грех, епископу пришлось немедля обвенчать молодых (да ранних). Да, как оказалось, пышные усы – это действительно здорово. Король Мартин лишь слегка пожурил торопыг, но в душе, конечно, не мог не радоваться счастью сестры. Кроме того, мысли его были заняты предстоящим крестовым походом. И не куда-нибудь, а в Финляндию, где, по словам епископа, можно было отыскать следы пребывания апостола Андрея. Но прежде чем отправиться в первый поход под знаменем Ордена благоверных рыцарей Гроба Господня, король и магистр Ордена решил собрать первый капитул, дабы соблюсти все рыцарские формальности. Благоверные рыцари съезжались в Валенсию со всей Испании. Среди прибывших на зов магистра был и Хуан де Мендоса. Орденцев провожали в украшенную парчой и великолепно уставленную залу. Вдоль стен стояли венецианские зеркала, мебель тончайшей работы лучших европейских мастеров. Меж зеркалами висели хоть и не очень умело, но со старанием написанные портреты королевской семьи. Члены капитула чинно рассаживались за круглым столом. Слуги подносили вино и закуски. Гремели тосты и хвалебные речи. Король умиленно смотрел на собрание и шептал своему духовнику: - Отец Эстебан, разве не прекрасно это единение всех лучших сил Испании во имя благой цели? - Да, ваше величество, это просто потрясающе, - соглашался Эстебан, на секунду отрываясь от перепелиного крылышка. - Друзья мои, - прогремел бас маршала Рамира, - клянусь нашему королю и магистру служить верно и честно, сокрушать врагов веры без жалости и к ним и к самому себе. Слава королю Мартину! - Слава королю Мартину! – неистово ревел весь зал. - Слава королю Мартину, - кричал и Хуан Мендоса. А король Мартин лишь смахивал наворачивавшиеся слезы и шептал: «Как это прекрасно». Наконец, он встал: - Благодарю вас, благородные рыцари за честь, которую вы оказали мне, явившись на мой зов. Но дела государственные вынуждают оставить меня это застолье. Вот тут-то, после ухода государя, и началось самое интересное. Если поначалу присутствие коронованной особы как-то еще сдерживало бедных провинциалов, то с его уходом дорвавшиеся до дармового угощения гости показали себя во всей красе. Первые минуты не было слышно ничего, кроме сплошного чавканья, бульканья и хлюпанья. Затем послышалось «Ну, за короля!», «За королеву», «За султана, чтоб ему…», «За королевскую кобылу». «А ты чего за кобылу не пьешь?» «За дам - стоя!» «Я те вот ща как дам за дам» «А я не дам» «Вижу, что мужик» и т. п. Потом послышались звон посуды, скрип опрокидываемой мебели, звуки оплеух, треск костей и шорох высыпающихся на пол зубов. Хорошо хоть оружие у благородных сеньоров отобрали при входе. Эстебан де Мендоса минут за пять до начала этих событий по стеночке, по стеночке, да и в дверь. А вот Хуан замешкался, пытаясь угомонить разошедшихся не на шутку соседей. За что и схлопотал табуреткой по морд… т. е. по лицу. Оставшиеся в живых (в смысле, еще способные держаться на ногах), не удовлетворившись разгромом залы, повалили на улицу с криками: «Бей жидов, спасай кого-то!» «А зачем евреев-то?» «Так они же этого распяли, как его, ик! Не помню» «Вот щас изловим, навтыкаем, сами сознаются, кого они там распяли». И гомонящая толпа орденских рыцарей побежала в направлении рынка. После их ухода в залу начали осторожно входить оруженосцы павших в неравных боях с вином рыцарей. Диего почти со слезами на глазах пытался отыскать в грудах битой посуды, обломках мебели, порванных и заблев… парчовых штор своего сеньора. - Сеньор Хуан, - жалобно звал этот достойный предшественник Санчо Пансы. Наконец, ему удалось разглядеть знакомые сапоги на мужчине, лицо которого было до неузнаваемости покрыто недопереваренным содержимым чьего-то несдержанного желудка. - Сеньор Хуан, - бросился он к хозяину. - Гм, Диего? Где я? Что произошло? – Хуан привстал и огляделся. – Мда, заснул на собрании орденского капитула, а проснулся в каком-то свинарнике. - Дык, жизнь штука сложная. Не все, что хрюкает, свинья, не все, что в латах, благородный дон, - философски заметил Диего, помогая сеньору отряхиваться. Утром следующего дня управляющая Элионора стояла перед братом королем вся зареванная: - …и парчи на сорок полновесных реалов. Ведь всю, простите меня, загадили эти «благородные орденские братья». - Ну уж это-то все? – устало в который раз спросил король. - Не совсем, ваше величество. Там к вам еще депутация от валенсийских евреев. - Господи, этим-то чего надобно? - Не знаю, но догадываюсь. Звать? - Зови, - махнул Мартин рукой. Вслед за знаком управляющей стражник распахнул двери, и в залу вползла, униженно кланяясь, семенящая толпа евреев. - В чем дело, любезнейшие? - поморщившись, поинтересовался король. - Шалом, ваше величество, - смиренно поклонился ниже всех самый старший. – Мы, бедные евреи, просим у вас защиты от каких-то бандитов, напавших вчера на наши лавки. - Кто такие? – грозно насупил брови Мартин. - Орденские братья, - подсказала ему сестра. - Гм, почтеннейшие, - повернулся снова король к евреям. – Во-первых, оказывается, это никакие не бандиты. А во-вторых, что им было нужно от вас? - Они пытались выяснить, кого мы распяли. Но видит всемогущий Бог, никого мы не распинали. Мы всего лишь бедные евреи. Я распинал? Боже мой, не смешите мои тапочки. Каждый знает, что в нашем королевстве распинать можно только по приказу короля. - Элионора, - король растерянно посмотрел на сестру, - я им случайно ничего не приказывал? Кажется, нет. Так какого же пса?! А ну, пейсатые, геть отседова! – Мартин разошелся не на шутку. - Но возмещение… - попытались упорствовать потерпевшие. - Геть, я сказал! Вон! А не то всех попру из Испании! Напраслину возводить на благородных рыцарей! Евреев словно ветром сдуло. Осталась от них только забытая тапочка на полу. Та самая, которую их старейшина просил не смешить. - Однако они в чем-то правы, - робко подала голос Элионора. - Сам знаю, что правы, - пробурчал король. – Только что, мне в угоду им христианских дворян под суд отдавать? Мда-а, не ожидал от рыцарей такого поведения. Пожалуй, от греха подальше, пора их в поход отправлять. Авось, там образумятся. Маршала ко мне. *** В апреле 1196 года армия крестоносцев отплыла от берегов Испании и направилась на поиски следов апостола Андрея в Финляндию. Путь занял полгода. Много случилось происшествий за это время. Но мы упомянем лишь об одном. В славном городе Копенгагене местный епископ каким-то образом прознал про тайну смерти экс-маршала Лубко. У духовника Эстебана мелькнуло подозрение, что это сам король признался епископу на исповеди. Несчастный Мартин со слезами на глазах согласился искупить грех великим пожертвованием на копенгагенский кафедральный собор. Еще более несчастный Эстебан едва не рехнулся, когда у него на глазах с корабля на берег сгружали мешочки с 1600 реалами. «Во дурак!» - только и мог он подумать про короля. 25 октября 1196 года армия высадилась в Карелии, где ее уже поджидали полки герцогов Карельского и Эстонского. Немедля было послано объявление войны мерзопакостным племенам суоми. Рыцарское воинство рассыпалось по Финляндии в поисках следов пребывания Андрея Первозванного. За каждую находку король обещал награду, а епископ Беренгер отпущение грехов. Рыцари ринулись грабить и жечь несчастных чухонцев в надежде на грядущее прощение всех грехов. В первый же день войны королю принесли с десяток якобы черепов апостола, полсотни берцовых костей и несчетное множество вещей, якобы из личной сумы Первозванного. Разумеется, каждый требовал себе награды. Но тут же открывалось, что черепа и кости выкопаны на ближайшем чухонском погосте, а вещи отняты у несчастных туземцев. Мартин в ужасе хватался за голову. В надежде очистить войска в бою он повел их на вражеские крепости. Хуан, уставший от безделья, с восторгом принял эту новость. К его чести нужно сказать, что если в грабежах он был последним, то в осаде и бою – первым. 15 декабря 1196 года пал Нюланд, 3 февраля 1197 года – Финланд. В марте из Тавастов пришло известие о поражении герцога Карельского. Королевская армия двинулась туда. Разбила в честном (если не считать трехкратного превосходства в численности) бою туземцев и осадила город. Сюда, под стены Тавастов, и пришло известие об очередных неурядицах в герцогстве Толедо. Теперь забузил граф Куэнки. Канцлер Аньфреда просил помощи у могучего короля. Мартин распорядился послать на изменника силы герцогини Кордовской Гилинды, своей супруги. Однако, судя по всему, надо было возвращаться самому, а проклятая война никак не отпускала. Следов пребывания апостола до сих пор отыскать не удалось, Тавасты не сдавались, война начинала надоедать христолюбивому воинству. Город решено было брать штурмом. В предрассветной мгле авангард из добровольцев под командованием Хуана де Мендосы прокрался под стены Тавастов. Тихо и незаметно удалось приставить лестницу, и первым начал взбираться сам Хуан. Сделать это ему удалось быстро и без проблем. Проблемы начались дальше, когда проснувшийся стражник истошно завопил. Резкий взмах мечом, и бедолага с перерубленным горлом рухнул на доски помоста. Однако тревога была поднята. Со всех сторон сбегались очумелые чухонцы и бросались на смельчаков, которые пытались пробиться к воротам. Наконец, это им удалось. Хуан распахнул створку, впуская главные силы: - Во славу Христа! – радостно вопил он. - Во славу …ста! – ревела несущаяся орда изголодавшихся по грабежу крестоносцев. Бой фактически прекратился, началось избиение. Орденские братья рубили всех, попадавшихся под руку – воинов, стариков, женщин, детей. Врывались в дома и начинали измываться над испуганными поселенцами. Верховный шаман со своими слугами пытались укрыть хоть часть несчастных в здании храма, но это, само собой, не могло остановить христиан. Первым от удара маршала рухнул с проломленной головой сам шаман. Заглянув внутрь храма и не найдя там ничего ценного, крестоносцы заперли его снаружи и подожгли вместе с находившимися внутри людьми. Хуан едва не сошел с ума от происходящего. Более всего его угнетала мысль, что именно его геройство открыло ворота перед этой жаждущей крови толпой озверелых рыцарей. - Да какие вы рыцари! – со слезами на глазах пытался он образумить беснующуюся толпу. - Сеньор, - подбежал к нему Диего, - смотрите, чем я сумел разжиться, - и принялся показывать хозяину какой-то мешок с барахлом. - Уйди, паскуда, с глаз моих! – замахнулся на него Хуан. - Чего это с ним? - недоумевал Диего, на всякий случай скрываясь за углом башни. Король Мартин в город вступил лишь к вечеру. Взору его предстала картина полного истребления всех и вся. - О Господи, - только и мог креститься он. – Неужели это все сделали мои рыцари Гроба Господня? - Да, ваше величество, - отвечал ему Эстебан, вечно сопровождающий монарха, - сильна злоба праведная на нечестивых язычников. - Но ведь Христос завещал нам любовь. - Правильно, ваше величество. - И не Он ли говорил, возлюби ближнего своего и прости врагам своим? - Но не врагам Господа, - назидательно приподнимал палец, унизанный перстнями, его духовник. Такая война окончательно опротивела королю. Поспешно взяв на капитуляцию на самых выгодных условиях Сатакунту и Остерботтен, Мартин провозгласил создание герцогства Финляндия и отплыл в Испанию. А в Испании полки герцогства Кордова сломили сопротивление графа Куэнки, взяли с него откуп 1300 монет и вернулись домой, предоставив Аньфреду Полоумному самому добивать врага. Плавание назад было ничем не примечательно (ну, разве что маршал умудрился подхватить кишечных паразитов). Король практически не покидал каюту, не желая видеть довольных рож своих «благородных» рыцарей, проигрывающих друг другу добычу. - Нет, - говорил он своему духовнику, - я, король, должен искать опору своей вере не в растленном рыцарстве, а в народе. - Ваше величество, поверьте мне, народ это быдло. - Нет, нет, отец Эстебан, ты не понимаешь. Народ свято верит католической церкви и любит своего государя. И я докажу тебе это, как только мы вернемся домой. *** Однако доказать это сразу по возвращении Мартину не удалось. Как только он вернулся в Валенсию, его закрутили дела. Перво-наперво маршал Рамир потребовал дать пир благородным героям похода. Скрепя сердце король согласился. Во что это вылилось, думаю, пояснять не надо. Достаточно будет сказать, что управляющая Элионора сразу после пира впала в состояние жуткого стресса. Затем от Аньфреда Толедского отделились епископы Тобрука и Альмансы. Если с тобрукским епископом удалось все уладить полюбовно, т. е. он согласился утихомириться, став вассалом лично короля Мартина, то в войну с Альмансой вмешался жадный немецкий Габсбург. Альмансу пришлось присоединить к домену короля. В ходе войны с Альмансой ко двору Мартина прибился некто Сунифред, здорово обиженный тамошними властями. Этот сеньор оказался таким бойким предпринимателем, что король с удовольствием освободил свою впавшую в стресс сестру от обязанностей управляющей. Затем, словно сговорившись, королю принялись надоедать канцлер и епископ. Мол, мы так верно и долго служим вам, так нельзя ли нам?.. Пришлось выделить по 470 реалов каждому. После этого Мартин оделся попроще (то есть не в золото, а в серебро), взял суковатый посох, закинул за плечи торбу и отправился в народ. - Я вам докажу, что остались еще честные испанцы, - погрозил он перед уходом Эстебану. - Очень на это надеюсь, - с едва уловимой иронией в голосе ответствовал святой отец. Короля не было долго, часа два. Придворные начали уже волноваться. Маршал Рамир едва не поколотил отца Эстебана: - Как вы могли отпустить его величество? Вы что не знаете, какое это быдло, народ? А если что случится, а? Аньфред Полоумный, Боже, спаси Испанию, нас всех погубит. Бедные придворные закрестились: «Боже, спаси Испанию». Напряжение все росло. Наконец, к маршалу подошел дворецкий и шепнул на ухо: - Сеньор, там, в ворота, какой-то бомж ломится. Я, говорит, король. Повесить? - Я тебе повешу! – взревел маршал, бросаясь вниз по лестнице. Толпа придворных поспешила следом. - Где тут король? – рявкнул маршал на капитана. - Этот сумасшедший что ли? Вон, в караулке сидит до выяснения, так сказать. Он, было, кобенячиться начал, так мы ему ввалили самую малость, чтобы… Но маршал уже не слушал. Он подбежал к караулке, дал в зубы стражнику и распахнул дверь… Эстебан подул на ложечку и поднес ее к посиневшим губам короля. Несчастный Мартин лежал в постели с компрессом на лбу и перевязанным левым глазом. - Воот, ваше величество, кушайте кашку. Кашка сегодня вкусная. Ням-ням, - приговаривал Эстебан. - Эстебан, - простонал король, - за что? Я им… А они меня… Лучшую цепь серебряную отняли и прикарманили, перстень фамильный стырили, да еще в глаз дали, - голос Мартина все повышался. – Быдло! Быдло!! Быдло!!! – заорал он в лицо Эстебану, разбрызгивая кашу. - Ну, быдло, ваше величество, ну, и ничего страшного. Чего кричать-то? Теперь вы сами убедились. Вы кашку-то кушайте, поправляйтесь. На минуту воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая увещеваниями скушать еще ложечку. - Эстебан, я там, на рынке, слышал, что какие-то мерзавцы шастают по Испании и выманивают у простодушных людей деньги. Якобы под сотворение Чудес. - И? – Эстебан слегка напрягся, ложка с кашей дрогнула, и приличный шматок овсянки заляпал сутану святого отца. - Ну, вы там, в провинции, кстати, часто бываете. Разберитесь в вопросе. Если надо, примените аутодафе. - Непременно, ваше величество, - ответил Эстебан, отряхивая кашу с сутаны. Стресс, в который король впал после своего хождения в народ, затягивался. Это отражалось, прежде всего, на финансах государства. Держава крепко стояла на ногах, и свалить ее каким-то паршивым стрессом было не так уж и легко. 11 доменных провинций и 40 вассалов еще могли обеспечивать ежемесячный доход в 47 реалов, в казне числилось 12300. Страшнее… Нет, не страшнее, а интереснее, было другое. Отец Эстебан начал замечать за королем легкое охлаждение к вопросам религии. Мартин уже не так истово молился, мог вообще забыть подойти к причастию, мог запросто заснуть во время богослужения, перестал на исповеди признаваться в таких грехах, как ковыряние в носу или пуканье за обеденным столом. «Это интересный поворот», - размышлял Эстебан. – «Что-то будет дальше?» Даты, события, люди 1196-1197 гг Война с племенем Суоми. Создание герцогства Финляндия. На момент победы благочестие +95. 9 июля 1196 г Отдано во искупление греха 1600 монет. 1 апреля 1199 г Стресс у короля Мартина. 1 января 1200 г 11 доменных провинций, 32 герцога-вассала, 8 графов, 47,36 монет ежемесячного дохода, 12300 монет в казне, 179 тысяч мобилизационный потенциал. Однако ситуация несколько осложняется сумасшествием наследника Аньфреда, герцога Толедо. Ежегодно отделяется кто-то из вассалов. Боже, спаси Испанию. |
