| Vladimir Polkovnikov AAR-мастер  Нижний Новгород Старейшина Генерал-поручик (12) 4424 сообщения  |
Запыленный всадник резко осадил коня перед воротами замка. Хотя лишь с большой натяжкой можно было назвать это жалкое двухэтажное здание из камня и глины замком, а калитку в ветхом заборе – воротами. Разморенный на жаре стражник лениво высунулся из-под навеса, под которым укрывался от палящего июльского солнца, и, откусив от жирной утячьей ляжки, недовольно пробурчал: - Кто такой? Че надо? - Хорхе, толстая скотина, все жуешь? – спрыгнул с коня приезжий. - Диего, старина, - расплылся в улыбке (хотя при его толщине расплываться, казалось, было уже некуда) стражник. – Ты прямо от Алькасера? - Точно. Сеньор прислал узнать, как у вас тут дела. - Да что там у нас, у нас все нормально. Вы там как? Долго ли еще осада продлится? - Сегодня у нас что? 23-е? Ну так стало быть именно сегодня неверные и капитулируют. В принципе они уже давно хотели сдаться. Их бей три раза уже просил у нашего короля принять крепость. - А чего же не принимали? – от удивления Хорхе даже перестал жевать. - Да видишь ли, Хорхе, его величество король Понс заявил, что Алькасер последний оплот арабов в Испании, и, стало быть, принять его нужно достойно, а регалии-то королевские он в Валенсии забыл. Вот и гонял маршала за ними. - Вечно у этих… фигня какая-то на уме. Подумаешь – регалии, лучше бы он за обозом со снедью для пира послал. - Тогда бы до зимы еще под Алькасером реконкистили. И вообще, не твоего убогого ума дела государственные. Ладно, заболтался я тут с тобой. Мне поскорее к сеньоре надо. - А тебя туда не пустят, - деловито заметил Хорхе. - Это еще поч… Из окна «донжона» донеслось женское душераздирающее: - Ой, мамочки! Пресвятая богородица! А-а-а! Не хочу! Не надо! - Господи! Что это? – Диего перекрестился. - Да сеньора… - Что, прямо сейчас? - Ага, с утра аккурат приспичило, за роженицей сбегали. Вот, ждем, кем разродится. Авось, мальчиком. Тогда сеньор Рамон не поскупится на угощение. - Тебе что ли? – усмехнулся Диего. – А за что? Ты чай в деле не участвовал. - Хм, не участвовал. Зато так заведено: как рождается наследник – хозяева поят всех вусмерть. - Мда, значит, рожает сеньора. Эх, ты, нелегкая. Не могла до завтра потерпеть. - А чего тебе-то? – Хорхе отбросил обглоданную утиную кость и потянулся к кувшину. - Передохнуть ведь не дадут, назад к сеньору Рамону с известием погонят. А вы тут все «вусмерть». Тьфу ты, невезуха окаянная, - сплюнул недовольно Диего, взял коня под уздцы и прошел в ворота замка. *** Замок Мендоса (давайте договоримся называть это дикое произведение архитектуры замком) располагался в пятидесяти милях от Валенсии. И принадлежал арагонскому дворянину Рамону де Мендоса. Еще совсем недавно хозяином поместья был бей Абдула Мендос. Однако арагонский король Сунифред Освободитель, разгромив валенсийский эмират, пожаловал земли Мендоса отцу нынешнего сеньора Рамона. Тот незатейливо решил, что «Мендос» - это наименование поместья и взял его себе в качестве славной арагонской фамилии. Это заблуждение, наравне с замком, и перешло по наследству Рамону. Сам Рамон де Мендоса с весны этого (1165) года находился при особе его величества короля Понса в походе на Аль-Мурабитидов. В замке оставалась лишь хозяйка, сеньора Санча. Да и она была в положении и не могла уследить за всем. Поэтому отъезд хозяина на войну замковые слуги справедливо приняли за свои законные каникулы. Каждый проводил их, как мог, и в Мендосе царила атмосфера тишины, покоя и полного наплевательства на свои обязанности (ну, вы знаете, как это бывает, когда начальник уезжает в командировку). Однако сегодня размеренная жизнь замка была нарушена внезапно нагрянувшими родами госпожи. С самого утра обитатели замка (кроме, конечно, Хорхе) были поставлены на уши. Каждый рвался показать себя самым переживающим за сеньору. Складывалось впечатление, что в замке случились не роды, а самый настоящий пожар. Диего как раз входил внутрь башни, когда напряжение, а вместе с ним и крики роженицы достигли апогея. Несколько мужчин-придворных робко жались подле лестницы, растерянно переглядывались и беспомощно крестились. - Матерь пресвятая богородица, - перекрестился и гонец. – Господь наш всемогущий, вот такенную свечку поставлю за то, что сподобил мя, грешного, мужчиной уродится. Лучше одному на десятерых арабов в атаку сходить, нежели один раз родить. А сверху все неслось: - А-а-а! Мамочка! – и… внезапно оборвалось. Диего уже начал корчить скорбящую рожу и потянулся рукой к шляпе, как тишину прорезал крик ребенка. На лестницу выскочила горничная: - Мальчик! - А сеньора? - В порядке, только… Тут послышалась новая серия женских воплей. Горничная заполошно метнулась назад. И через малое время к крику первого ребенка присоединился еще один. На лестницу вышла та же горничная и развела руками: - Еще мальчик. - Ого! Ай да сеньора! Слава Мендоса! – обрадовано загалдели под лестницей мужики. – Выкатывать что ли бочки? - Может, подождем? – осторожно предложила горничная. – Мало ли что, вдруг сеньора еще не закончила. Но мужиков было уже не остановить. С криками «В другой раз закончит! Семеро одного не ждут!» они бросились к винному погребу. Диего был в числе счастливчиков, выкатывающих первый бочонок. Именно в этот момент на его плечо и легла рука дворецкого: - А ты, мил друг, сделай-ка одолжение, скачи под Алькасер и сообщи господину Рамону радостную весть. - Да, конечно, вот только… - Немедля! И гонец, горько вздохнув, послушно отправился во двор. *** Радости Рамона де Мендоса не было предела. Два сына! Будет, кому передать свой герб и замок. По этому случаю, счастливый отец закатил знатную попойку, после которой, разумеется, вспомнил о своей обязанности подыскать сыновьям достойных крестных. И не столько вспомнил сам, сколько напомнил ему об этом сам король Понс. Наутро после попойки Рамон участвовал в водных процедурах. Собственно, его участие сводилось к полубессознательному лежанию возле колодца, водой из которого и окатывал своего господина верный Диего. Проезжавший мимо король обратил внимание на эту картину и поинтересовался, кто этот знатный идальго и почему он не может умыться сам. Услышав в ответ, что это тот самый Рамон де Мендоса, у которого 23 июля, в день взятия Алькасера родилась двойня, король искренне изумился: - Ну надо же, а я бы и не узнал. Как все-таки человека меняет радость и выпитое с вечера вино. Сеньор Рамон, вы можете говорить? В ответ Рамон лишь невнятно кивнул головой. Диего браво обдал господина новой порцией ледяной воды, и сеньор Рамон нашел в себе силы еще раз кивнуть своему королю. - Гм, а крестных своим сыновьям вы уже подыскали? На это Рамон смог лишь ошарашено воззриться на своего государя, изо всех сил пытаясь понять, о чем идет речь. - Я так и думал, что еще не успели, - довольно проговорил король. – А ведь это – особый случай. Ваши сыновья родились на заре новой эпохи – эпохи Конкисты. По крайней мере, у меня сейчас такое ощущение, что на реконкисте мы не остановимся. И ради этого особого случая крестные должны быть особыми. Например, крестной матерью может стать моя сестра, канцлер Гюндюз, а крестным отцом – ее муж, маршал Бьеви. Маршал, сопровождавший короля, тактично наклонился к государю, и что-то прошептал ему на ухо. - Ах, какая досада, я и забыл. Извините, сеньор Рамон, но с маршалом у нас вышла небольшая накладочка – он, видите ли, некрещен. Пусть крестным отцом детей станет мой духовник аббат Фернандес. Вы не против? Судя по тому, что Рамон смог лишь кивнуть головой и, потеряв равновесие, снова растянуться на земле, он был не против. - А имена мальчикам уже подобраны? Нет? Это очень кстати. Дело в том, что я всегда мечтал своих сыновей назвать Хуан и Эстебан, но не судьба. Может быть, вам эти имена подойдут? И это предложение не смогло найти (хотя и пыталось) возражений у счастливого отца. На том и сладили. Король Понс дал соответствующие распоряжения, и наименованные малыши обзавелись высокопоставленными покровителями. Только об одном жалел Рамон (разумеется, не считая выпитого вина) – не успел он повидать своих наследников, так как на следующий день армия короля Понса отправилась в свой первый поход Конкисты – в Африку. *** Уже в августе 1165 года армия короля Понса высадилась под Сеутой. Сам город сдался на милость победителя 24 августа. Король Понс, жалуясь на недостаток людей, которым можно поручить управление новыми землями, готовился замириться с Аль-Мурабитидами, но именно в этот момент дело испортили братья короля Мартин и Бермон, бывшие герцогами Каталонии и Бадахоса. Увлеченные победами арагонского оружия в Африке они решили присоединиться к разделу аль-мурабитидского пирога. Опасаясь, что «этих дурней без меня по стенке размажут», Понс был вынужден продолжать войну. 26 сентября пал Танжер, 28 октября – Инфа. Вновь созданное герцогство Танжер было за неимением «путных сеньоров» пожаловано некоей Сибийе из Кастилии. Именно в это время до армии дошло известие из столицы. Тамошние оружейники создали тяжелый (очень тяжелый) арбалет. Король немедля затребовал диковинку себе, дабы устрашить арабов. Однако ждать пришлось долго. И то – арбалет-то тяжелый. А пока армия томилась от безделья в Инфе. Рамон де Мендоса тосковал по дому, по жене, по детям. На душе было скверно, мелькали нехорошие подозрения. И есть отчего. 19 января 1166 года стало известно, что королева родила сына. Нет, конечно, это дело отметили, деланно порадовались, но кое-какой червячок сомнений так и точил душу и короля, и его подданных. Выходило, что мальчик родился после почти 11 месяцев беременности (по крайней мере, именно столько прошло с момента последней встречи короля Понса и королевы Эвы). Приходилось утешать себя мыслями, что багрянородные дети не чета обычным, им и до рождения позволительно то, что не мыслимо для простых смертных. Как бы там ни было, а Рамон переживал за свою семью. Наконец, стало ясно, что вассалы арагонского престола не намерены мириться с арабами. Кроме того, наконец-то утомленные посланцы приволокли в лагерь тяжелый арбалет. Вещь действительно оказалась грозная, только неприподъемная. И ужас вселяла не только в арабов, но и верблюдов, которым предстояло тащить повозку с этим чудо-оружием. Король, посовещавшись с маршалом Бьеви, принял решение максимально ослабить Аль-Мурабитидов. Армия получила долгожданный приказ выступать на Эр-Риф. *** Весна и лето 1166 года в Мендосе прошли как обычно. Ибо необычное – малыши – еще не давали себя знать за пределами своей спальной. Гугулькали в люльках, изредка выбирались из них, чтобы поползать по полу, открывая для себя все новые и новые стороны этого бесконечного мира (по крайней мере, комната малышам пока казалась страшно необъятной). Поначалу прислуга называла братьев близняшками, однако к году становилось все очевиднее, что не такие уж они и близняшки. Хуан выглядел посветлее, а Эстебан потемнее. Думали, пройдет, ан нет. Вот уже и волосики у малышей начали выдавать в одном будущего блондина, а в другом жгучего брюнета. Голубоглазый Хуан явно выдавал в своих корнях южнорусскую примесь. Эстебан же обещал вырасти истинным испанцем. По достижении года у братьев отняли кормилицу. Госпожа Санча решила, что пора ребяткам налегать на настоящую еду, чтобы расти сильными и крепкими, как отец. Отец… Где-то он сейчас? Изредка доходившие из Африки вести обнадеживали обитателей Мендосы, ждали скорого возвращения господина. И то сказать – 5 апреля король Понс захватил Эр-Риф, 26 мая последовало падение Снассена. Вновь образованное герцогство Эль Риф было пожаловано дочери короля, принцессе Перонейе. 17 июля 1166 года был взят Фигиг. Рамон по случаю прислал диковинные фиги, с которых обитатели замка изрядно помучились расстройством желудка. 8 сентября армия короля Понса в ступила в Фес. Разбитые и подавленные Аль-Мурабитиды вот-вот должны были просить Арагон о пощаде. Должны были, но не просили. На исходе осени в Мендосу пришло письмо от сеньора Рамона, в котором он писал, что будущей весной-летом он рассчитывает вернуться домой. «Видите ли, его величеству, королю Понсу захотелось непременно стать королем Мавритании. А потому, заявил он, мы не уйдем из Африки до тех пор, пока не разобьем ворота Массата. И так как я теперь состою при особе нашего обожаемого монарха, я не считаю себя вправе оставить его священную особу». Вот так вот. Оставалось лишь ждать, когда же сдастся Массат. *** Уже месяц стояла армия короля Понса под стенами Массата. Близилось Рождество 1166 года. Воевать не хотелось. С другой стороны, торчать под стенами этого дрянного городка под самое Рождество тоже было не сильно здорово. Король Понс откровенно подумывал о штурме. Слава Богу, что пока просто подумывал. Потому что если уж выбирать между штурмом и тупым прозябанием, то даже маршал Бьеви склонялся в пользу второго. - Возьму город – всех неверных собакам на съедение, - ярился в компании своего маршала король. – Это же надо, из-за такого паршивого городка ни тебе прилично Рождество справить, ни мавританскую корону надеть. - А в Испании сейчас хорошо, - подливал масла в огонь Бьеви, - мороз, вода по утрам в лужах замерзает. Не то, что здесь. Тьфу! - Да, - мечтательно полузакрыл глаза Понс, - Семья моя сейчас собралась у королевы-матери Сибиллы. Та, наверно, рада безмерно приезду внуков. Сказки им, поди, врет, как мне, бывало, в детстве. Не дай бог, понесет ее рассказывать о делах прежних королей. Отбою от сыновей не станет – возьми, папка, на войну! - Эх, ваше величество, скучно. Может, пугнем муслимов? Хоть развеемся немного. - И то дело. Вели заряжать катапульты. Маршал, как и вчера, и позавчера, и третьего дня, шел отдавать приказы. Воины суетились у орудий, заряжая их дохлыми свиньями и запуская в Массат. Арабы как всегда начинали заполошно метаться по стенам, посылая проклятья гяурам и умоляя аллаха избавить правоверных от напасти. Вот в таких незатейливых развлечениях и протекала осада Массата. Что больше повлияло на решение арабов сдаться, бомбардировка свиньями или недостаток вкусных барашков, неизвестно. Зато достоверно известно другое – 6 января 1167 года осажденные открыли ворота. Король Мавританский Понс торжественно вступил в город, презрительно сплевывая на посыпающих пеплом головы своих новых подданных. Церемония коронации прошла скомкано и незатейливо. Более полный чин планировалось соблюсти по возвращении домой, в Валенсию. Вскоре прибыл долгожданный посол от Аль-Мурабитидов с просьбой о мире и предложением в качестве выкупа 4895 золотых – всей казны падишаха. Это известие как громом поразило братьев государя, незадачливых герцогов Каталонии и Бадахоса. Мысленно они ставили себя на место старшего брата (не в смысле трона, а по ситуации) и признавали, что никак не смогли бы устоять перед таким заманчивым предложением. А оставаться один на один с пока еще грозными Мурабитидами было страшновато. Как только не умасливали они брата, не подслащивались к канцлеру, сколько они отвалили маршалу, лишь бы он уломал короля продолжать войну – все было зря. Дело в том, что король Понс и не собирался мириться с нечестивыми арабами за золото. Это был истинный рыцарь, сын эпохи, так сказать. Благородство его граничило с глупостью. И потому бросать в беде своих неразумных братьев он считал ниже своего достоинства. Война, к большому сожалению обитателей Мендосы, продолжалась. Однако страх, испытанный герцогами при появлении посла вскоре дал себя знать. 8 мая 1167 года из войны вышел Бермон (прихватив всю казну падишаха, подлец), а 8 июня за ним последовал и герцог Мартин. Теперь оскорбленный в своих лучших чувствах король Понс также счел себя вправе прекратить боевые действия и заключить перемирие с Мурабитидами. И это, несмотря на встревание в войну герцога Азовского. «Я ему не нянька!» - твердо отрезал Понс и 17 июня 1167 года подписал перемирие с арабами. Наконец-то Рамон де Мендоса получил возможность повидать сыновей. *** А повидать их уже стоило. Сорванцы росли как на дрожжах. В два года эти жулики уже не давали покоя ни нянькам, ни другим обитателям замка, за исключением, разве что, привратника Хорхе, до которого они попросту еще не умудрялись добрать, даже и не представляя, что там, за пределами сада, есть еще что-то. При этом светленький Хуан проявлял больше напора и силы, а темненький Эстебан ума и сообразительности. Парочка обещала вырасти на удивление гармоничной и слаженной командой. Именно такими их и застал отец, вернувшийся из похода. Братья удивленно таращились на здоровенного дядьку, которого мать велела им называть отцом. И если Хуана очень быстро с этим помирило разрешение отца посидеть на настоящей лошади, то Эстебан при первой же возможности ударился в слезы и поспешил укрыться от этого железного дядьки в нянькиных юбках. Однако со временем все, конечно, наладилось. И жизнь в Мендосе снова вошла в привычную колею. Сеньор Рамон пропадал то на охоте, то при королевском дворе. Сеньора Санча хлопотала по хозяйству, а маленькие Мендосы продолжали осваивать окружающий и в один прекрасный (хотя кому как) день добрались и до ворот замка, доставив кучу неприятностей Хорхе. И все было бы хорошо, если бы не пришедшее в сентябре 1168 года известие о смерти королевы Эвы… Даты, события, люди 23 июля 1165 г Начало Конкисты. 6 января 1167 г Король Понс получает седьмой королевский титул – Мавритании. 17 июня 1167 г Белый мир с Аль-Мурабитидами. 1 января 1168 г 13 доменных провинций, 24 герцога-вассала, 4 графа, 7 королевских титулов, 78,7 монет ежемесячного дохода и 86 тыс. готовых к призыву. 24 сентября 1168 г Смерть королевы Эвы. |
