Demence![]() Профиль удален ![]() |
![]() Глава 3 «Гишпанские страданья» Посвящается Leonardo и Vladimir Polkovnikov ![]() Людовик I Храбрый (1068-1131), 8 граф Вермандуа (1094-1101), герцог Каталонии (1101-1122), 1 герцог Палестинский (1110-1131), 1 король Аравийский (1122-1131) – второй сын Герберта IV ![]() …25 декабря 1066 года… Иберийский полуостров… Провинция Бургос…В часе езды от столицы Королевства Кастилия… … Небольшой отряд всадников, одетый в цвета Королевства Кастилии, устало тащился к Столице своей страны… - Мерзкая погода… как же мне надоел этот снег с дождем, с добавлением, нашего фамильного пронизывающего до костей, ветерочка с гор… А тебе, Вивар? – спросил всадник едущий во главе колонны, своего соседа справа, судя по чертам лица, молодого кастильского дворянина… Всадники поравнялись с мужчиной, который сидел на большом валуне, лежавшем у дороги. Мужчина был одет в бесформенный балахон непонятной расцветки, да и по такой погоде любой цвет плавно превращался в различные оттенки грязи. Мужчина сидел на валуне и болтал ногами. Когда же всадники поравнялись с ним, мужчина оживился и, подняв голову, окликнул Санчо. - Эй, товарищ, мужчина в кальсонах? Санчо остановил коня, нимало опешив от такой возмутительной дерзости. - Ты кто такой, плебей? – надменно осведомился король. - Сами мы неместные.., - было, заладил мужчина. - Опять бомжи, - прихрюкнул с усмешкой Вивар. - Ну, давай-давай, посмейся еще… - дерзко бросил в ответ сиделец на камне, - я ж вам добра желаю, делать мне больше нечего, как только с вымышленными персонажами общаться. - Это кто вымышленный, - рявкнул Санчо. – Я какой ни на есть реальный король! Вот, у меня и корона есть с гекко… тьфу с алмазом… [Спонсор 20% строки Dreamworks & Madagascar] - А вот почитайте сами, - мужчина вынул из балахона руки, покопался в бесконечных складках и извлек оттуда небольшой томик. Взяв книгу из рук проходимца, Санчо вперил взгляд в обложку книги, она гласила примерно следующее… Книга из серии страны, которых не было… Том Первый Александр Бушков «Россия, которой не было», Том Второй Флоран де Дрё, король Леона «Кастилия, которой не было». - Позвольте-позвольте, это как это понимать – которой не было? – возмутился Санчо. – Это что еще за престидижитаторство? Ну, Бушкова я знаю, читал, отличный автор, а что это за Дрё, ядрё её в душу бога мать? - Да, так известный писатель… в будущем, правда… - хладнокровно промолвил мужчина, - это я все к тому, что, Санек, образумь своих пацанов, а в частности внучка своего Альфредку. Иначе книжонка эта и впрямь станет бестселлером, лет эдак через 50. - Да, как ты!... Да кто ты!... Да я тебя!... – раздувая ноздри, хрипел Санчо, а проходимца и след простыл. *** После затяжной освободительной войны за Гроб Господен в Аравийском королевстве наступило некоторое затишье. Людовик по началу, было, думал оставить столицу в Иерусалиме, но потом решил, что старость – она, как известно, не радость, а потому переехал вместе со своим двором на берег Красного моря в самую пустыню, в которой тут же было решено построить город-сад, и чтобы яблони цвели… Сказано-зроблено – как говорят в Вермандуа… В общем, житуха налаживалась ударными темпами. И если армия в 1119 году была равна собственно самому Людовику, маршалу Рено и кучке шабашников из Франции, то уже летом 1124 года армия короля Аравийского составила 8,000 копий, а осенью уже 9,200 копий. И все бы ничего, да тут опять неприятность приключилась. Как стало понятно спустя 50 лет, король Санчо-таки не удосужился втолковать своему внучку Альфреду Хименесу, что скромнее надо быть и вообще… совесть надо временами иметь. А то тут панимаишь, королевство строишь-строишь, вассалов холишь-лелеешь, а один паразит придет и все испортит. Так и тут случилось. В году 1126 от Рождества, как водится, Христова ехал себе граф Овьедо по своим окрестностям, а тут ватага Хименеса и его дружков выскочила из леса, и давай его обижать. А надо бы сказать, что граф Овьедо, он же Карл Куси работал еще и по совместительству вассалом короля Людовика. Понятное дело, что Людовик очень обиделся, когда голубь местного представительства курьерской службы Арампостъ принес ему свежую почту, в которой он обнаружил письмо Карла. Первые же строки письма навели Людовика на подозрение, что кто-то вздумал баловать в Испании. Карл писал: «Дорогой мой дяденька, забери меня отсюда, меня тут постоянно обижают, а давеча Альфред Хименес с бандитами поймали меня и селедкой, ейной мордой мне в харю тыкали…» Осерчал государь-батюшка, собрал своих молодчиков со всей Испании, Франции и Аравии и поехал по-нашему по старофранцузски впрягаться за племянника. Тут же что характерно обнаружился граф Сантильяна, Флоран де Дрё, который первым пошел на выручку соседа. Собрав около 10 тысяч, Людовик быстро прибыл в Испанию, и высадился в Каталонии, где был объявлен пункт сбора всех войск. Хименес ни на шутку встревожился и осадил Куси в его замке, и вновь Людовику безбожно подфартило. С юга на владения Хименесов напали полчища кордовских мавров. Хименесам пришлось оттягивать часть своих рыцарей для обороны своих владений, а тут с севера в пределы Кастилии вторгся Сантильяна, а с востока армия Людовика Храброго. В течение года шли боевые действия, однако с самого начало было ясно, что сражаться на два фронта Кастилия без союзников не сможет, а союзников не было вообще. Кренделя Альфреду дали. Отменного. В столицу Кастилии въехал кортеж короля Аравии, из главного паланкина вылез Людовик с большим свертком подмышкой. Медленно подошел к Альфреду Хименесу, который вышел приветствовать Людовика на городской площади перед замком кастильских королей, и протянул ему сверток. - А что там? – наивно поинтересовался Альфред. - А ты открой, братец, - нахмурился Людовик. Раскрыв сверток, Альфред с удивлением обнаружил в нем несколько больших кренделей, на котором было написано «вам дали кренделей». - Дурак, ты, Альфредушка… и дед твой Санчо дурак был, его ж предупреждали, - сердито заметил Людовик. - Это вы о чем, милорд? – оторопел Хименес. - Да вот тут все написано, - протянул Альфреду небольшую книгу в кожаном переплете граф Сантильяна, стоявший все это время за спиной короля Аравийского. - Кас-ти-ли-я, ко-то-рой не бы-ло, - по слогам прочитал Хименес, - это что, шутка? – он поднял глаза на Людовика. - Нет, чудак человек, это реалполитик, так сказать, глобальная корректировка политицкой карты мира. Помнишь, как там у классика, историю пишут и побежденные, да только ее хрен кто читает, - Людовик повернулся к графу Овьедо и улыбнулся, - отдайте ему Саламанку, что ли. - Так точно-с, ваше вели-чество! – по-военному строго отвечал Куси. Так и вышло. Де Дрё стал королем Леона, Куси остался со своим Овьедо, а Хименесы остались в дураках, т.е. с титулом герцогов Саламанки. Возвратившись домой в Аравию, Людовик вернулся к своим обыденным занятиям, то там то здесь надо было воров перевешать, вассалам тугриков подкинуть, кое-что построить, кое-что починить… Дел было уйма, а вот здоровья было мало. Прибыв в Мадабу на симпозиум, посвященный внедрению новой технологии сушения фиников, Людовику сделалось дюже нехорошо. Он хлопнул вина, занюхал фиником и сказал примерно следующее: Сомкнутся воды в проруби суровой. Не вьюга – вой покинувшего мир. Нашел открытку я: «В начале было слово. В конце – молчание. Целую всех. Шекспир». …и умер. ![]() Симон I Ревнитель (1090-1145), 1 князь Галилейский (1131-1145), 2 герцог Палестинский (1131-1145), 2 король Аравийский (1131-1145) – второй сын Людовика I ![]() Наследовавший Людовику его второй сын Симон де Вермандуа жил в это время где-то в северо-западной Франции. Будучи епископом какого-то захудалого владения, он даже и представить себе не мог, что ему такое счастье привалит. Строго говоря, в 1131 году претендентов на трон было несколько. Как известно Людовик Младший геройски погиб во время Амьенского бунта, кроме того, в возрасте 12 лет умер принц Карл, четвертый сын Людовика Храброго. Еще оставались два старших кронпринца Симон и Антуан, епископ Авранша и граф Вермандуа, а также четыре младших принца: Жоффруа, маршал Рено, епископ Буржский, и принцы Сентуль и Эдуар. Из них реально могли претендовать на власть кронпринц Антуан, воинственный маршал Рено и амбициозный принц Сентуль. Так что не будь в живых Симона, то вся история королевства Аравийского могла сложиться совершенно по-другому. Да и, по сути, история Львов Пустыни, что были изображены на гербе королевства, даже еще и не началась, так как ни один из принцев не был рожден в Аравии. А пока в Авранш мчался изо всех сил вестовой с грамотой о призвании на трон Аравийского королевства. Прибыв в столицу епископства, вестовой в полном изумлении обнаружил, что в этой части Франции царствовали поистине драконовские порядки. На всех столбах были развешаны объявления о розыске безбожников и еретиков, на тавернах и воротах постоялых дворов рекламные листовки «Молился ли ты на ночь?», на которых был изображен сам епископ Симон со своим знаменитым указующим перстом. Вестовой поспешил в замок к наследному принцу и был принят со всем радушием, на какое Симон был способен. Конечно, не обошлось без небольших эксцессов. Вестового сначала подробно допросили, ну так слегка… обсудили некоторые насущные проблемы религиоведения, а также современные вопросы католицизма. После этого вестового на кресле-каталке привезли к епископу. Симон занимался тем, что составлял предложения церковной инквизиции относительно интенсификации приобщения крестьянского и городского населения Европы к истинной Христовой вере. Узнав о том, что ему предстоит взойти на трон Аравии, он нимало удивился и срочно отбил телеграмму королю Франции: мол, прощевайте, гражданин король, уезжаю сам всем царствовать и володети. Ровно через полгода Симон де Вермандуа был коронован в Хиджазе вторым королем Аравии, вместе с ним в столицу новой родины прибыла Ева де Вермандуа, назначенная тайным советником. В это время престолохранителем был один из близких придворных предыдущего короля – Галлеран из Хиджаза, бедный безродный человек средних лет, которого Людовик посвятил в рыцари и приютил при дворе. После прибытия Симон решил отблагодарить верного дворянина и поставил его во главе всей армии королевства, которая к этому времени насчитывала 12 с половиной тысяч воинов и 700 рыцарей. Опять-таки после коронации Симон женился во второй раз, и ему поперло с детями. До этого он был уже 40 лет бездетен, а тут сразу двойня, правда, девчонки, но это ведь было только начало? Пока суд да дело, Симон потихоньку обживался в своих владениях, что обычно выражалось в многочисленных религиозных бунтах, так как меры Симон, которого евреи-партизаны прозвали нашим Сёмой, ни в чем не знал. Однако был он весьма бережлив, что касалось дел казны. Потому все празднества и мероприятия проводились «у комплекте» по образному выражению самого короля. Так, например, день города в Тире было решено провести вместе с экзекуцией неверных, получилось грандиозно: в полдень начали жечь неверных и еретиков, а к вечеру все это плавно перетекло в фейерверки и народные гуляния. В августе 1133 года маршал Галлеран доложил Симону, что армия Аравийского королевства уже насчитывает семнадцать с половиной тысяч человек. - Ваше величество, - маршал склонился перед королем, который восседал на троне, закинув ногу на ногу, и задумчиво мастерил крохотную виселицу, - государь? - Да…., - протянул Симон, - как там народ? – заботливо осведомился король, ставя на стол перед собой виселицу. На столе ровными рядами стояли различные миниатюрные забавы: столб и миниатюрные вязанки хвороста у его основания, чурбан и всаженный в него топор с крохотной фигуркой палача, там же стояли дыба, стульчик с испанским сапожком, Нюрнбергская дева и прочие «радости жизни», как ласково называл их Симон. - Народ… ну, это… радуется народ-то, - промямлил маршал. - Чему радуется? – поинтересовался государь. - Ну, всему радуется, вам радуется, так сказать персонально. - И, правда, я ж весь в заботах о них, весь в делах… - Мажешь утром бутерброд, сразу мысль – а как народ? – улыбнулся догадливый придворный. - Верно мыслишь, брат, ой как верно! – покачал головой король, - ну, да ладно, расскажи-ка мне, как у нас там обстановка… - Да как вам сказать, ваше величество, в общем, численность армии растет, уже за 17 тысяч перевалила, в мире неспокойно, к вам в вассалы просится графиня Эль-Ариша, - начал медленно перечислять Галлеран. - Что за графиня, как звать? – глаза у короля как-то не по церковному заблестели хищным огоньком. - Милка из Рюриковичей. - И хтоооо? – изумленно переспросил Симон де Вермандуа. - Милка, - пролепетал Галлеран. - Милка Парадоксов друг, - помрачнел король, - а что-нибудь хорошего в нашей стране произошло? - Да, да! Милорд, приехали ваши родственники! - Мало ты, Галлеран, представляешь себе, что такое хорошее. Откуда и кто? - Мессир, ваш дядя Карл, епископ Флорентийский почил в бозе, ну, и его родственники решили, что вы будете безмерно рады вновь повстречаться с ними, - наивно ответил маршал. - Ладно, проси их, - государь махнул рукой и встал из-за стола. В тронную залу быстрым шагом зашли двое мужчин, одетых по последней итальянской моде. У одного из них на поясе висел внушительных размеров меч. Король вышел из-за стола, и направился на встречу этим двоим. - Король, очень рад, король, рад, очень рад, - скороговоркой проговорил Симон, пожимая руки Сентулю де Вермандуа и Пере де Вермандуа. Заметив, меч на поясе у Пере, государь наклонился к нему и вкрадчиво спросил: «Служили? В каком полку? Кирилловец?» - Никак нет-с, - строго по-военному отвечал Пере. - А где служил? – переспросил Симон. - Да там, в штабе, писарем отсиделся, - съязвил родственник. - Ну, что ж, рад, очень рад! – торжественно протянул король и возвратился за свой стол… На следующий день Сентуль сменил на посту тайного советника Еву де Вермандуа, а Пере сменил Галлерана Хиджазского на посту маршала королевства. Чтобы смещенные особо не возмущались их поженили. А пару месяцев спустя пришлось пристроить и третьего брата Пере и Сентуля – Николя де Вермандуа, он получил в удел Акабу и титул герцога Петры. Распихав всех новоприбывших родственников и седьмую воду на киселе по приятным синекурам, Симон, было, успокоился, да тут представилась Маскароса де Риполле, канцлер королевства, что жутко ударило по финансам Аравии. Из-за этого пришлось выписать нового специалиста Юлиану де Руврей, дородную тетку с грудью, которая появлялась из-за угла минут на 5-10 раньше нее самой. Дискутировать с тех пор с канцлером никто особо не решался, особенно в небольших помещениях с каменными стенами. Мало кто хотел быть задавленным насмерть достоинством мадам канцлер. Однако такое положение дел просуществовало совершенно недолго. В 1136 году Сунифред, сын маршала Пере, набожный юноша, близкий, тем не менее, к высшим кругам власти, попросил своего папу и своего дядю Сентуля как-нибудь решить вопрос того, что он постоянно ходит по дворцу в синяках, так как его комната находится по соседству с опочивальней мадам де Руврей, и он с ней встречается, по крайней мере, два раза в день, и не без последствий. Де Руврей получила отставку, а на пост канцлера продвинули жену Сунифреда – Алису. Король Симон пояснил свое решение тем, что у мадам де Руврей был не совсем верный подход и буквальное понимание слогана «грудью за отечество». За особое рвение Сунифред в марте 37 года получил сан епископа, а уже через полгода королевство постигла большая утрата – скончался принц Сентуль. Как показала дальнейшая история, он был не только единственным вменяемым не правившим представителем династии, но еще и самым плодовитым. Его место на посту тайного советника снова заняла Ева, жена Галлерана Хиджазского. Конец сороковых годов ознаменовал новый виток напряженности. Во-первых, принцы крови стали умирать как мухи, во-вторых, в Багдаде сменилась правящая династия и к власти пришел некий проходимец из русских по имени Мстислав Дуло (Симон таки просто ухохатывался, когда ему рассказывали, с каким удивлением встречали местные арабы нового то ли халифа, то ли султана – двухметрового бритого наголо мужика, увешанного золотыми цепями и печатками, на груди которого можно было изучать географию мира по картам Птолемея.), в-третьих, что-то нехорошее назревало во владениях вассалов на юге Франции, и уж, в-четвертых, в себя приходили испанские мавры, которые за время бездействия тамошних христианских правителей сумели создать две очень мощных тайфы – Кордовский и Бадахосский эмираты. С 1139 года Симон по совету маршала Пере частично реформировал армию с призыва на профессиональную армию, набираемую из представителей церковных орденов – Храмовников и Госпитальеров. Процесс перехода на проф.рельсы прошел как всегда по-нашему по старофранцузски. Два подозрительного типа мужика ввалились во дворец в Хиджазе и предложили, так сказать, услуги по защите. Пришлось браткам отстегнуть, правда, они не обманули и уже к сентябрю 39 года поставили на службу Аравии 3 полка отборных защитников христовых. Опять-таки летом того же года в спальню к Симону вломился маршал Пере и тайный советник Ева, когда король примерял на себя пятый орден имени пресвятой инквизиции. - Там собрался у ворот энтот… как его… народ! В обчем, дело принимает социяльный оборот! Симон был вынужден созвать Генеральные Штаты, однако на первом же заседании он заявил: «Энто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? Мы ж не Хранция какая, чтобы смуту подымать! Кто хотит на Колыму – выходи по одному! Там у вас в момент наступит просветление в уму!» На том эпоха парламентаризма скоропостижно и закончилась. На следующий год Симон решил, что, скорее всего, следующим правителем станет кронпринц Антуан, граф Вермандуа, а потому в случае его смерти может сложиться пренеприятнейшая ситуация, так как трон у Антуана, любимого брата Симона, могут оспорить принц Рено, епископ Буржский, принц Эдуар, а также младшие принцы, потомки Карла де Вермандуа, епископа Флорентийского, третьего сына Герберта IV. Чтобы обезопасить государство от вероятной смуты и гражданской войны, которая могла бы привести к разрухе и падению христианского востока, Симон решил прикормить своих братьев и сделать их поближе к себе. Антуан получил в удел часть южно-французских земель и титул герцога Испанской Марки, а епископ Рено стал герцогом Лангедока и Хомса. Симон рассчитывал, что, приблизив настолько принца Рено к непосредственно королевским владениям, он сможет уравновесить силы наследников Людовика и Карла. Летом 1141 года от Р.Х. началась война, которую так боялся Симон, и которой опасался сам Людовик Храбрый. По сговору с андалусскими эмирами граф Нарбонна Мен Тулузский напал на вассалов герцога Лангедока Рено графо Фуа, Жеводана и Каркассонна. Было решено, что с этими шутами можно уладить все вопросы силами одного госпитальерского полка за час или два. Стройными рядами в 4 колонны рыцари духовных орденов на службе Аравии потянулись на юг Франции. Уже к зиме армия Нарбонна была разбита, а сам Нарбонн взят войсками самого короля Симона, который также прибыл для разбирательств на местности. Рено и его вассалы тем временем гонялись за остатками нарбоннцев по всей Франции, и потому граф Нарбонна не мог физически сдаться на милость королю Симону I. Государь заскучал и начал потихоньку пересматривать свою походную коллекцию любимых вещиц, подаренных местной инквизицией. Летом следующего года, а именно в июле Симон окончательно устал от такой ситуации и покинул Нарбонн, прихватив с собой всю графскую казну. А уже в декабре граф Нарбонна сошел с ума – то ли оттого, что уже больше года партизанил против Рено и Симона где-то в районе Фландрии, то ли просто оттого, что давно не был в родных местах. Через месяц Нарбонн повторно взяли, на этот раз отличился герцог Рено, который перенес туда свою столицу. Сам же король отправился в гости к своей сестре Мюриэле, графине Альманса. И тут, как водится, опять… От Вермандуасского Информбюро… В сентябре без благословенного церковного наставления короля-епископа жители Мадабы взбунтовались и призывали к некоторому обрезанию некоторых государственных не то чтобы лиц, но так сказать членов Кабинета министров. То ли маршал Пере очень не хотел быть одних из тех «не то чтобы лиц», то ли просто заскучал, но он, взяв часть верных наемников, пошел наводить королевский порядок. Подавив возмущения местных жителей, Пере заявил, что в Мадабе произошло наводнение и город смыло по умыслу Диавола и коварных неверных мусульман. Жители Мадабы обиделись, и в декабре маршалу снова пришлось рассказывать остальным подданным короля о том, что очередной ураган и сопутствующий ему потоп смыли Мадабу вторично, и это несмотря на то, что город был расположен строго по середине пустыни. За ударный труд на ниве прививания к католицизму Сунифред был рукоположен в епископы самим королем, который под это дело выделил ему Сидон. А тут как назло снова случился «потоп» в районе Арара, на защиту которого вышел граф де Вильнев. Успешно разобравшись с потопом и ликвидировав жертвы катаклизма, де Вильнев рапортовал о своей удаче маршалу Пере. Зимой 1145 года эмират Бадахос объявил войну Аравийскому королевству и его вассалам в Испании. В феврале маршал Пере передал свой жезл сыну Сентуля Людовику де Вермандуа, а сам удалился на покой, тогда как Людовика к себе призвал Симон. Свои войска Симон собирал в Мурсии, владении своей сестры Мюриэлы, герцог Рено, принявший участие в этой кампании, собирал войска в Лангедоке и Каталонии вместе с кронпринцем Антуаном. Третьим центром сбора войск стал Сидон, куда стекались войска, которые должен был возглавить епископ Сунифред. Весной того же года первая часть аравийских войск под командованием самого короля вторглась во владения Бадахоса на юге Испании. Основной целью удара крестоносных войск была крепость Уэльва, при взятии которой можно было расчленить владения Бадахоса, однако тут Симона ожидал первый и последний сюрприз этого похода. На оборону Уэльвы вышел эмир Севильи, который в течение двух месяцев с мая по конец июня оборонял ее, а в последних числах июня решился дать генеральное сражение аравийцам. Аравийские войска понесли тяжелейшие потери, как и севильцы, и хотя севильцы не смогли одержать победу и были вынуждены отступить к себе в Севилью, они добились главного – король Симон пал на поле боя смертью храбрых… Вообще-то перед смертью он очень удивился… «Как... мы приехали не на казнь еретиков?» - спросил он у своего духовника.[Исправлено: 04.09.2005 04:38] |