SnowForum » After Action Reports » DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ: НОВОЕ НАЧАЛО Гл.1 »
Chimera



Профиль удален


DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ: НОВОЕ НАЧАЛО Гл.1   23.06.2005 04:02
DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ


«История становится легендой, легенда – фарсом. А потом еще и анекдотов насочиняли».

Династия де Вермандуа



Глава 1 «Там у вас загадочные ветры дуют…»






Герберт IV де Вермандуа (1032-1094), 7 граф Вермандуа (1045-1094)



Год 1066 от Р.Х. – проорала кукушка в часах.
Чё? – спросонок переспросил граф Герберт IV де Вермандуа.
- С новым годом! – повторила вежливая кукушка.
- Ну, сколько можно-то… - расстроился Герберт.
– До дня рождения Пушкина осталось ровно 733 года… - не унималась кукушка.
- Да чтоб ты провалилась, абиссинца неверного поминаешь к заутренней. Лучше б батюшку припомнила, эх вот батька Эду Гербертович, бывало, выйдет на крыльцо, накатит стопаря бордо 1030-го, возьмет фамильную шашку «МК-47» (Меч-Кладенец 947 года ковки прим. хроник.) и давай валить всяких смутьянов, да просто ротозеев. И то, куда бы он убежал-то с крыльца… безногий…
- Мдя… сочувственно протянула кукушка, до изобретения которой оставалось примерно столько же лет, сколько до дня рождения Пушкина.
- Ну да ладно, батька вон в санках зимой получше любого верхового на врага ходил, тем более так даже удобнее было, снизу врага колоть оно всегда сподручнее. – Герберт заулыбался портрету напротив кровати. С портрета смотрело на него практически идентичное лицо… «Гены» - пронеслось в голове у Герберта. «Кстати, недурно было бы еще нашим рыцарям вместо коней зимой санок выдать по две штуки, тогда мы точно Амьенских по бобслею забацаем» - подумал про себя Герберт.

- Тук-тук – послышался вежливый, заранее извиняющийся голос за дверью. – К вам можно, сир?
- Святой отец? Какого… - начал, было, Герберт, но осекся. – Какого чудесного ангела я видел сегодня во сне…
Эду был не просто епископом, он был и духовником своего братца, за которым был приставлен нянькой вместе с маршалом Пьером, вторым братом Герберта.
- Сир, мы тут покопались в бумагах с мадам канцлером, вашей двоюродной бабушкой Аделаидой и вашей супругой Аделью, и обнаружили довольно занятные факты, которые вы должны незамедлительно узнать, – высокопарно и велеречиво начал рассказывать епископ, изредка трясся рукавами своей мантии.
- Ну и? – зевнул граф. – На наших полях опять какая-то ботва с навозом?
- Да нет, гов… полно… - радостно воскликнул епископ, и тут же покраснел.
- И то верно, - басом прорычал маршал Пьер де Вермандуа, заходя в опочивальню графа. Епископальная братия только и делает, что сортиры охаживает, а вот если нам весенние сборы объявить, а? – Пьер прищурился, поглядывая на побелевшего от страха Эду.
- Что вы, что вы, мессир, побойтесь бога, не след нам слугам господа брать в руци наши оружие и доспехи.
- Не, Пьер, не пройдет, поддакнул Герберт, это они в мирное время так туда ходят, что у нас навоз девать некуда, а на сборах со страху мы так и вообще перевыполним план по сдачи навоза на пятилетку вперед. Вон Сам, Филипп, уже жалуется, так и говорит, опять с севера подул ветер тревоги.

Ладно, - добавил граф, вы ступайте в главную залу, а я за Колгейтом, или чем там в Средневековье зубы чистят, и к вам. Да, вот еще, - граф повернулся к своим братьям, велите тайному советнику, то бишь моей жене, чтобы она там тайно чего-нибудь на стол насобирала, ну по-нашему по-селянски.

Маршал и епископ удалились из покоев графа, а Герберт отправился на утренний променад до умывальника.


Приведя себя в надлежащий вид, граф натянул некое подобие камзола от неизвестного портного, есть мнение, что от Гуччи, графа Пармы, но историки до сих пор оспаривают этот факт. И вот в таком нарядном и одухотворенном виде Герберт заявился в главную залу замка. По середине зала стоял огромный дубовый стол, на котором была расстелена карта Франции и прилежащих к ней областей и местностей.

Отворив двери, Герберт увидел, что Пьер, Эду и Аделаида о чем-то довольно оживленно спорили, при этом водили по карте пальцами, то и дело, отстраняясь от карты для глотка вина, которое им усердно подливал виночерпий графа. Герберт бесшумно подошел к столу и присоединился к рассматриванию карты. На карте было изображено само графство Вермандуа, его северный сосед графство Эно, южный – Иль-де-Франс, владетелем которого был сам король Филипп, восточный сосед епископство Реймс и западный сосед графство Амьен.

Маршал Пьер усердно рисовал пером красные стрелки, окружавшие Амьен, синими стрелками было, судя по всему, показано слабое сопротивление Амьенцев победоносному шествию дружины Вермандуа. Над самим Амьеном кто-то уже подрисовал белый флаг, а также графа Рауля Валуа, смиренно стоящего на коленях и просящего о пощаде.

- Не… не похож, - заметил Герберт. – У Рауля подбородок не такой.
- Сир, - обрадовался епископ… - оказывается тетка Герберта III, вашего дедушки, Адель была замужем за графом Амьенским и Вексенским Готье Валуа, внучком которого и является нынешний граф Рауль.
- А значит, - добавила мадам канцлер, - согласно Амьенским законам наследования, ваш сын Эду является первым наследником Рауля. И он будет следующим графом, несмотря даже на сыновей Рауля. Правда на Амьен претендует еще и герцог Шампанский, наш сюзерен Тибо де Блуа,… но он пока нам не конкурент.
- Да, а где мой сынку? – осведомился Герберт с характерным северофранцузским акцентом.
- А кто его знает, шалуна эдакого… - в один голос заявили члены правительства.
- Нда… весь в деда, - мечтательно промолвил Герберт. – Ну, дык, на чем мы там с вами остановились? – граф перевел взгляд на Пьера.
- Мы вот что думаем, а что если мы того сего и просунем Эду Гербертовича пораньше, уж очень нам нужен Амьен и Вексен. А то, сидя в одном Вермандуа, нам ничего не светит до прихода Антихриста.
- Побойтесь бога, еретики, - взвопил епископ Эду, - как можно при мне вести такие жуткие беседы?
- Да нет, я разве еретик? – в свою очередь возмутился Пьер, - вон ваш Валуа вообще рожден от кровосмесительного брака, а вы церковные пасюки ему цельных два графства вручили. Все вы мерзавцы, однозначно!
- Где-то я это уже слышала, - подозрительно нахмурилась Аделаида де Вермандуа. Взяв графа за руку, она отвела его в сторону, предоставив маршалу и епископу пару минут для своих извечных выяснений отношений.
- Гербертушка, послушай, чего хочу сказать, - начала бабушка. – В мире нонче совсем неспокойно стало, неверные в Испании озорничают, католиков режут, на востоке опять какая-то пурга. Константин X Дука, греческий амператор, даром что шутник, а вот взял да и помер, греки выбрали царем Михаила VII, а тот прелюбодей такой, сказать страшно, так вот пока он охаживал очередную девицу, сарацины вздумали баловать в Армении и Сирии.
- Бабушка, - начал любезный внук, - а вам не фиолетово, что там, в Греции вашей творится? Вы бы лучше носки вязали, что ли? А то Эду опять без носков бегает по дворцу.
Надо сказать, что волею судеб и парадокса, бабушка Аделаида была младше Герберта на восемь лет, и потому ее мудрые речи частенько оставались незамеченными и списывались как детский лепет. Но делать и впрямь что-то надо было. Герберт властным жестом показал братьям и бабке, чтобы они замолчали, и произнес фразу, с которой позднее начинались все тайные заседания правительства.
- А как у нас там с техническим прогрессом?
С прогрессом обстояло хреново, как впрочем, и со всем остальным. Армия находилась в состоянии, ну если не распада, то, как минимум, глубокого зачатия. В графстве насчитывалось всего 3 рыцаря-барона, тогда как в соседнем Амьене их было 78 штук по алфавитному списку, тайно выкраденному бабушкой Аделаидой, которая временно сожительствовала с братом Рауля Валуа, Тибо.

В августе 1067 года, маршал Пьер приволок в покои Герберта сопротивляющегося и дрыгающего ногами Эду, и объявил, что его видели за занятиями по практической анатомии и физиологии с местной дояркой. Доярке пришлось отстегнуть за моральный ущерб, Эду пришлось наказать, заперев у себя в комнате.

Герберт поручил Аделаиде в срочном порядке найти Эду профессионала по данным прикладным наукам во Франции, что было выполнено практически незамедлительно. Ранним сентябрьским утром 1067 года к замку Вермандуа подъехала длинная процессия, украшенная флагами и цветами самого короля Франции. Герольды объявили, что приехала королева-мать Франции Анна Ярославна со своим младшим сыном, принцем Гуго Капетом. Эду, грубо говоря, облез, граф Амьена выпал в осадок.

Герберт, обретя дар речи, поглядел на Аделаиду и переспросил, - Кто-кто?
- Как велели, опытная, красивая, умная и прочее-прочее-прочее…
- Заставь дурака, - сплюнул Герберт, но, тем не менее, вышел встречать гостей. «Да и то дело, породнимся с королем, чем не фарт…» - подумал граф.
Свиту королевы дополнял группа заморских менестрелей, которых почему-то всех звали одинаково «Мишуки». Они всю дорогу от Парижа до Вермандуа голосили «Как тебе живется, королева Анна?», наводя ужас на незрелые души французских крестьян, не привыкших к песнопениям русских бардов. Король Франции и сам был не в восторге от этих музыкантов. Когда Анна прибыла вместе с ними из Киева, он поначалу даже, было, удивился и обрадовался такому подарку киевского князя, пока не понял, в чем была засада. А она была. Мишуки собирались наспех и потому выучить успели только одну песню, которую исполняли в режиме “repeat all”. Через неделю постоянное «Как тебе живется, королева Анна в той земле, во Франции чужой?», раздававшееся за дверью королевской спальни, королю надоело, и он выставил их за двери дворца. Но Мишуки не терялись и объявили турне меннезингер-группы «Ле Мишлен» по весям Парижа. Горожане приняли их на ура, но так как репертуар совершенно не обновлялся, а голоса от беспробудного орания одной и той же песни краше не становились, уже через пару недель на них стали искоса посматривать.

К зиме в городе начался мятеж, плавно переросший в акцию протеста, протестующие надели бело-голубые ленточки и повязки и стали блокировать королевский дворец, не выпуская оттуда министров, и не впуская туда важных чиновников и знать. Среди требований восставших было несколько пунктов, основным из которых было – выдворение незаконных эмигрантов, называющих себя Мишуки. К восставшим присоединился также профсоюз трубадуров и виноделов Авиньона, которые в резкой форме осудили порочащее их репутацию заявление в песне «Там под вечер хлещут трубадуры авиньонское вино». Король волей-неволей был вынужден согласиться на эти жесткие требования, и приказал выставить менестрелей за 101 километр. Голодные и обиженные барды в знак протеста устроили Всефранцузский тур. Прошли годы, парижане давно забыли этих странных Ля Рюсс… и вот вдруг, откуда не возьмись, в августе 1067 года от Р.Х. к стенам французской столицы донеслось знакомое завывание: «Хорошо ли быть на самом деле королевой Франции чужой…»
У горожан началась истерика, и тут как нельзя к месту и вовремя при дворе короля объявилась Аделаида де Вермандуа, которая хотела сосватать достойную девушку для сына графа Вермандуа.

- Есть! Есть. Согласен, - в исступлении забился Филипп и подписал разрешительные грамоты на брак своей мамы и Эду. А также велел кланяться графу Герберту, сострив, что, мол,
«Там у вас загадочные ветры дуют…», процитировал еще ничего не подозревающей Аделаиде строку из песни злостных русских песняров.

Вышедший навстречу гостям граф Герберт тоже ничего об этом не знал, и был немало удивлен таким знатным кортежем, который сопровождала группа менестрелей с неизвестными в этих краях инструментами. Вермандуа медленно подошел к первой повозке, украшенной бархатом и нарядными королевскими вымпелами с изображением белой лилии, поклонился и подал королеве руку.

Анна Ярославна бодро выпрыгнула из нечто, смутно напоминающего карету, и, хлопнув оторопевшего графа по плечу, густым басом промолвила, - Э, Буратина (очевидно намекая на греческий профиль графа), а квас в твоем захолустье готовят? – при этом королева смачно почесала левую грудь. И все бы ничего, и вероятно Герберт и не возражал против такого несколько вызывающего поведения царственной особы, что можно было бы списать на ее диковатое происхождение, да только королева почесала свою грудь рукой графа, которую он протягивал вообще-то для совершенно других целей. Герберт поперхнулся, и, прокашлявшись, промямлил, что, мол, рад видеть такую гостью в своих пенатах.

- Да, похоже, кваса не будет… - нахмурившись, со значительной долей сожаления ответила королева на высокопарное приветствие Герберта. Она с язвительной ухмылкой осмотрела Герберта с ног до головы, затем вышедшего вслед за ним маршала Пьера, потом ее взгляд скользнул на замок Вермандуа. На самом деле замок больше смахивал на общежитие для бедных арабских студентов, посланных на учебу в Европу, причем, судя по общему состоянию замка, студентов все же просто послали на…, а не послали на учебу. «Мда, с инвестиционным фоном тут совсем беда», - подумала королевна, - «надо бы нашим киевским скинуть, чтобы откатили тугриков на евроремонт…».

- Прошу пожаловать ко столу на ужин, - ответствовал граф Вермандуа.
- Слышь, убогий, хибару твою починим, ты мне только вот одно скажи, кто тут из них мой сюпруг? – Анна Ярославна подбоченилась и обвела саркастическим взором всех присутствующих. – Этот что ли? – указала она на слащаво улыбающегося епископа Эду.
- Нет, нет, что вы государыня, - в поклоне пропел сладким голоском подобострастный епископ. – Эду ожидает вашу милость в замке.
- А сидит он в самой высокой башне самого высокого замка… - пробормотала Анна, вперив свой взгляд в восточную башню замка. – Ах, да, о чем это я? Навеяло что-то… - обернулась она к епископу, - надеюсь фокусов с освобождением от драконов в этом шоу не предусмотрено? – с ехидцей продолжила Рюриковна.
- Ну что вы, ваше величество, - пришел в себя граф Герберт. – Не хотите ли вот, нашего местного вина испробовать, Вермандуаское 40 года, отменнейшое, - расплылся он в широченной улыбке.
- Ка-а-а-а-кое? – переспросила королева. – Верманду… куда? Ребята, вам не помешает другой брэнд, что-нибудь более запоминающееся и не такое пошловатое, ну там Шанель, что ли? – хохотнула Анна Ярославна, хлопнув своей богатырской рукой по плечу графа.

Проведя королеву в замок, граф приказал накрыть пиршественный стол в главной зале, а сам отправился помолиться, чтобы все срослось, и Рауль Амьенский поскорее отдал концы, чтобы опять же побыстрее сплавить Эду и будущую невестку в Амьен к чертовой матери. «Ну, ничего», думал Герберт, «Ничего, Филипп, я тебе ее припомню, хрен тебе, а не солдат на войну».

Сказано – сделано. Герберт с того дня стал усиленно тренировать в себе новый трейтс «хрен вам!», трейтс получался довольно симпатичным, как показывала практика, он помогал сохранять войска в добром здравии и не позволял всяким придурковатым сюзеренам гонять 500 человек в Африку за кокосом для принца или играть в прятки с каким-нибудь арабским эмиром, который пытался напасть на короля Франции где-то в районе норвежских фьордов, в то время как Филипп пытался отыскать обидчика где-то в куманских степях.

Свадьба вышла на славу. Гуляли целый месяц, если не больше. На торжество приехали все родственники королевы, среди которых особо выделялись киевские и черниговские, как утверждала сама Анна Ярославна, они были самыми уважаемыми на Руси, и поэтому при обращении к ним следовало добавлять нечто похожее на вежливое обращение, которое по-русски звучало, как «в натуре». Князь Черниговский, дородный лысый детина, в ответ на это улыбался беззубым ртом и постоянно добродушно крякал: «Добре, добре». Франков в праздник вбухали уйму, с другой стороны, траты было решено погасить за счет будущих территориальных приобретений на западе. На что граф Рауль Валуа живописно отвечал табличками на границе своего графства. На табличках изображался неприличный рунический знак, стилизованный в древнерусской манере полоцкой школы, что было сделано, безусловно, с умыслом, с намеком на то, что будущая супруга Эду, наследника Валуа, была родом из Киева, где данный символ не был в большом почете из-за чрезмерного его употребления князем Полоцким, который к своему вящему сожалению не относился по понятиям Анны к князьям «в натуре».

Под это дело, в смысле под свадьбу Эду и Анны, решено было по финансовым причинам провести свадьбу Пьера и Адели, дочери Герберта. Пьер не посчитал грешным жениться на своей родственнице, а Эду отстегнули на новый иконостас, он притих на какое-то время, а потом и вовсе соблазнился на канцлера и женился на ней, но, правда, это было уже потом.

В мае 1068 года у графа Герберта случилась радость, родился его второй сын, которого было решено назвать Людовиком. – Людовиком назовите, - требовала Анна Ярославна, - мердом буду, если не права, Людовик – самое раскрученное имя будет.

Герберт согласился на Людовика.

Тем временем Анна взялась за ремонт обветшалого графства, многое починили, многое построили, королеву объявили почетным лесником Северной Франции, почтмейстером года, а по совместительству «Мисс Верность 1068». Она особо не сопротивлялась этому. Все это благолепие и радушие омрачалось лишь одним фактом. – Мишуками. Их всхлипы под дверью у замка то затихали, то занимались с все большей силой, что не могло не приводить Герберта в уныние. Вопрос стал очень больным за это время. И тут случайно повезло.

Рауль Валуа шел-шел по Амьену и вдруг – чик! и умер. Тут же из Вермандуа пришло две телеграммы. Первое, как признавался позднее брат Рауля, Тибо – содержало стандартное соболезнование по поводу безвременной кончины графа. Нечто похожее на: «Народ Вермандуа скорбит вместе с жителями Амьена по поводу…» и так далее. Вторая телеграмма была куда более показательна, ибо заключала в себе только пять слов: «Встречайте, первые три вагона. Эду.»

Тибо и его сын Адам подумали-подумали, да и свалили в Данию читать курс лекций относительно морального и духовного падения глубокого законспирированного агента влияния Англо-саксонских служб военной разведки гражданина Гамлета по кличке «Принц», который потворствовал своим некрофилическим страстям и даже свою радиостанцию вмонтировал в череп некоего Йорика. Многие датские аналитики небезосновательно полагали, что Йорик – это искаженное название Йорк.

Ну да история собственно не о том. Не так ли?

Эду со своей женой въехал в Амьенский замок и обалдел… простор огромный, два графства, два замка, крестьян уйма, войска – во! (далее идет характерный жест рыбака),
то есть всего навалом, и все отменного качества. Единственное, что расстраивало так это то, что пришлось с собой захватить своего пасынка Гуго Капета, принца крови. Однако это сулило немалые дивиденды, в частности можно было женить его на дочке, буде такая народится и потом законно претендовать на престол в случае чего. Эду, не будучи дураком, принял это к сведению.

Жизнь пошла своим чередом, все было хорошо, когда бы не беда, приключившаяся летом 1073 года. Адель Валуа, графиня Вермандуа, как-то повадилась выезжать по делам на юг. И вот в одну из таких поездок, епископ Эду увязался за ней и проследил, что Адель глубоко пала в нравственном плане своей аморальной связи с графом Сенским Готфридом Жуани, который еще во времена Эду Гербертовича слыл пустозвоном и жутким трусом и подлецом. Сказать, что Герберт расстроился, означало бы ничего не сказать. Герберт в срочном порядке созвал внеплановую революционную тройку, которая арестовала графиню по обвинению в случайных и порочащих связях и 7 июля приговорила к казни через усекновение головы по экспресс-методу Илоны Давыдовой. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

Наступило суровое время.

Суровое не потому, что графиня пала смертью храбрых, а все больше потому, что психическое здоровье высшей знати Франции со временем стало ухудшаться. Первые признаки приближающейся беды французской интеллигенции проявили себя в том же 1073 году. Вследствие небольшого конфликта из-за разборок мелких вассалов вырисовывалась небольшая войнушка между сюзереном Вермандуа герцогом Тибо Шампанским и герцогом Рамоном Беренжером Каталонским. Граф Герберт, как было уже сказано выше, тренировал в себе новый трейтс «хрен вам», который был успешно применен по отношению к нашему сюзерену. Сам граф отзывался по этому поводу примерно следующим образом: «Война у них, видите ли, епископ Урхеля пять головок сыра в виде омажа недодал, панимаешь…» Герцог де Блуа телеграфировал графу, что, мол, будьте любезны, пришлите, пожалуйста, 500 солдат и маршала Пьера. На что Герберт столь же вежливо отвечал по-английски: «Your SMS can not be delivered to the addressee. Thank you that you have chosen us as your cell operator». Судя по тому, что Тибо в ответ молчал, граф Вермандуа догадался, что языками тот не владеет, что, несомненно, должно было сыграть на руку мятежному духу Герберта.

Герцогские разборки шли не шатко, не валко. Скорее они вообще никак не шли. Тибо послал своих казаков-разбойников пограбить земли Каталонии, да и сразиться с самим герцогом, но Рамон Беренжер перехитрил всех, и, взяв с собой всю свою армию, отправился в морской круиз вокруг Испании. В общем, получилось не очень-то и вежливо со стороны испанцев. Что называется, сами звали-приглашали, и тут Тибо приезжает, а на здании каталонской таможни висит записка: «Дома никого нет, приходите потом». Тибо, конечно, обиделся, забрался как тать без спроса, разорил все и отправился домой. Вернувшись в Труа, Тибо застал большой беспорядок: замок разгромлен, крестьянские дома сожжены, лесопилки разграблены, почта снесена, девки опять же брюхатые… Верный признак, что кто-то дома был в отсутствие хозяина! Зайдя в свои покои, Тибо обнаружил у себя на постели небольшой клочок бумаги, в котором значилась только одна фраза: «Здесь был Вася!» Тьфу, в смысле «Здесь был Рамоша!».

Конечно, Тибо расстроился. Пришлось всем дружно замириться после полутора годовых салок. На почве общего расстройства из-за такой войны, Тибо впал в сильные переживания, которые его личный врач-немец назвал Дер Штресс. Рамон тоже расстроился и с горя совсем выжил из ума.

Тем временем, граф упорно искал себе новую жену. Кандидаток было много, но на удивление они не толпились у дверей замка Вермандуа, более того, в листовках по всей Франции появились пошловатые юмористические объявления, в которых давался адрес некоего сексапильного графа с соблазнительными формами и огромной потенцией, который, мол, ждет девушек, ищущих встреч для интимных и серьезных отношений. В итоге с такой репутацией графу стали отказывать даже 80-летние бабки при дворе герцога Шампани. Выждав какое-то время, Герберт подослал канцлера ко двору епископа Буржского, которой пришлось, во-первых, длинную очередь на прием, а затем в течение трех месяцев упрашивать епископа на то, чтобы он отдал в жены графу некую Эвию д’Авесн, даму замечательную во всех отношения, в том числе и своей подозрительно грузинской внешностью. Епископ по началу сильно сопротивлялся и кричал, что, мол, такому похотливому развратнику, коим является Герберт, даже свою личную собачонку не отдаст под присмотр. Но время и клянченье Аделаиды сделали свое черное дело. Альбано не выдержал, и чтобы, наконец, избавиться от истеричной особы, которая уже три месяца подряд сидела и причитала у него в рабочем кабинете, он дал свое согласие. Сыграв свадьбу, Герберт не успел насладиться моментом, представилась жена Пьера – Адель. Пришлось озаботиться проблемами поиска новой невесты для брата. В итоге одна из самых «лакомых» невест всего королевства Эрмесинда де Лонгви, графиня Лабура, просила передать, что «Все мужики козлы!» И потому, объехав всю Францию, канцлер Аделаида снова заехала в Бурж. У Альбано случился приступ. «Инфаркт микарда! Вот такой рубец!» (с)
Когда он более-менее отошел, канцлер Вермандуа без особого труда сумела уговорить его на свадьбу Пьера и его родственницы Эгли. Провожая Аделаиду, епископ махал ей вслед платочком и кричал, чтобы она (как бы это помягче выразиться) доехала в полном здравии домой и почаще навещала его в Бурже.
Зимой 1078 года до Герберта дошли слухи, что в Амьене что-то не все ладно, как бы должно было быть. Эду уже довольно долго делил свою жилплощадь с Анной Ярославной, а та постоянно отказывалась рассказывать ему про то, что такое секс, и почему Эду так влечет к девочкам. От этого Эду впал в глубокую печаль, и в нем стал проявляться наследственный уникальный трейтс «хрен вам!», что не могло не приводить Тибо Шампанского в еще больший стресс.
Не все ладилось и дома, двое младших сыновей Герберта Людовик и Карл повадились приводить домой каких-то подозрительных мужиков. Сначала Людовик припер какого-то Рейнальда де Клермона, который представился как опытный специалист по микроменеджменту мелких предприятий типа ООО, ТОО и графство Лимитед. За что тут же был назначен главным по тугрикам и верховным министром свиньи-копилки, что хранилась под кроватью графа. В 1081 году Карл вернулся домой с каким-то стариканом, который признал в Герберте своего родственника, и тут же рассказал, что лет тридцать назад с его батькой ходил германца воевать. Воле-неволе, пришлось графу признать дедушку Матфея и дать ему приют. Хотя поговаривали, что Матфея этого видели на Руси, где он представлялся морским офицером сотником Шмидтом.
1081 год вообще был очень неудачным. Сначала епископ Эду спьяну завалился в покои Герберта и потребовал увеличения своей зарплаты, а также предоставления полного соцпакета, двухнедельного отпуска на побережье Бискайского залива, страховки лошади на случай ДТП, а также пенсию в размере 80% от ежемесячной зарплаты 1081 года.
После этого из Амьена прибыл курьер, который доложил, что Эду, не познавший радостей секса, окончательно спятил, что было совсем худо, учитывая тот факт, что он был первым наследником Герберта, граф понял, что надо что-то делать.
В течение девяти месяцев 1082 года граф Вермандуа обдумывал сложившуюся загогулину и пришел к выводу, что нет иного выхода, как небольшой несчастный случай. В своем письме из Каркассонна некий доброжелатель де Тренкавель писал Герберту, что в сложившейся патовой ситуации надлежит применить известную схему Камень-Голова-Мешок-Река. Но Вермандуа решил, что это слишком сложная конструкция, и потому все упростил. В сентябре 1082 года Людовик был отправлен в путешествие по графству исследовать способы замены доильных стаканов в подворье «Заветы Герберта Эдуевича», и примерно в тоже время, пятнадцатого числа старший сын графа – Эду Гербертовича случайно выпал из окна. Тут же в Амьен прибыла группа аудиторов во главе с маршалом Пьером, которая моментально описала все имущество, а окончательно растолстевшую Анну Ярославну выставила за городскую черту с уведомлением о выселении и повесткой в 24 часа срочно покинуть территорию графства.
Говорят, королева Анна долго и сочно ругалась, вспоминала Герберта I и Берту Парижскую, первых владетелей Вермандуа, плевала в сторону Амьена и Вексена, высморкалась на изображение нашего уважаемого владетеля, и пообещала привести и показать маму своего племянника Кузьмы Ионополита, графа Филиппополя. Что, между прочим, никоим образом не заинтересовало любознательного Герберта. Этот скандал был широко озвучен СМДи – средствами массовой дезинформации Франции, которые заклеймили графа как братоубийцу, агрессора, империалиста, и вообще называли его последними словами.

Выругавшись, Анна Ярославна, достала из подвязок своих чулок фляжку, хлебнула Агдама, и, обнявшись с Мишуками, удалилась во владения Киевского князя, распевая грустную песню «Разлука, ты Разлука, Чужая сторона….»



Заполучив, таким образом, все владения Эду, а заодно и избавившись от спятившего отпрыска, Герберт в полнейшем удивлении обнаружил, что оказывается, у него есть законные притязания на владения графа де Сен-Поля, что располагались далеко в Бретани. По донесениям канцлера Гиомарш де Сен-Поль был заподозрен в порочащих связях, в которых также была заподозрена некая особа по фамилии Валуа, которая в свою очередь доводилась внучатой племянницей четвероюродной бабушки кузена Балдуина.… В общем, история была темная, а у графа не было время разбираться, кто кому приходится шурином и деверем, тещей или свекровью, поэтому он занялся куда более важными делами. Целина была не поднята, пашня не пахана, на селе появлялись первые признаки странного заболевания… Срочно высланные в деревни врачеватели ужаснулись положению дел в районах Северофранцузского Нечерноземья. Народ маялся животом, причем изрядно. Видимо из-за этого лекари Вермандуа дали ей название понос.
Помимо страстей с болезнями, граф столкнулся еще и с проблемой финансирования. После значительных капиталовложений в недвижимость, надо было искать дополнительные источники доходов, или же главного спонсора. Частенько придворные слыхали, как Герберт ругался с племянницей Юлианной де Вермандуа, дочкой епископа Эду.
***
- Дядя, я вам говорю… спонсор, вот кто нам поможет!
- Какой спонсер? – отвечал Герберт, - что за зверь такой?
- Какой зверь?! Надо кардинально изменять фон инвестиционной привлекательности… Вон, в Льеже привлекли компанию LG Electronics. Правда, пришлось и на щите выбить название генерального спонсора, ну так не беда.
- И что, хорошо живут? – поинтересовался граф.
- Да как нельзя лучше – улыбнулась Юлиана. – А вот к слову, эмир Азербайджан хорошо приподнялся на издательском деле.
- В смысле, - Герберт вопросительно посмотрел на племянницу.
- Ну, натурально. Акунин его фамилия.
- Неужели тот самый? – изумился Герберт.
- А то! Он когда свои книжонки пишет, меняет только имя. А так его зовут Абд аль-Салам Акунин.
- Обо что Акунин? – добавил граф Вермандуа, и заразительно рассмеялся.
***
От всех нежданно нахлынувших хлопот граф захворал: и то ли его пучило, то ли просто простыл. Сюзерен Вермандуа, герцог Тибо тоже прихворал, стресс плавно перерос в идиотизм. Опять же не все ладилось в делах церковных. Святые отцы, откровенно говоря, задолбали. Каждый божий месяц у ворот замка Вермандуа показывалась группа священников, которая, развернув хоругви а-ля «Невский фронт», начинала скандировать «Искупи грех! Изыди Диавол! Причастился сам, причасти другого! Исповедь в каждый дом! Делайте взносы, господа!» По началу Герберт, дабы не вступать в глубокую конфронтацию с мятежным монашеством, ходил на исповедь, но только группа в характерных рясах не унималась, и пятого дня каждого месяца снова являлась под стенами Вермандуа. От этого граф совсем сдал, и, будучи уже не в состоянии управлять всеми владениями, решил отдать Вексен своему второму сыну Людовику. Находясь в постели, Герберт уже не особо следил за тем, что происходило в мире, несмотря на то, что бабушка Аделаида постоянно докладывала о том, что далеко еще не все спокойно на южной христианско-мавританской границе, и что, мол, балуют мавры и сарацины в Арагоне и Каталонии. В 1086 году от Р.Х. разразилась затяжная война между христианами и маврами аль-Андалуса. В тот же год под натиском неверных пало христианнейшее королевство Арагон, которое тут же стало жертвой дизентерии, что, собственно, показывало отношение местного населения на смену власти. Грубо говоря, электорату было наср…ь. На следующий год начался массовый падеж женщин при дворе. Необъяснимым образом они дохли как мухи: сначала представилась Юлиана, затем Юдифь, жена Карла де Клермона, потом канцлер Аделаида и Мария Врана, вторая жена Клермона, тут на фоне непрекращающихся поминок чего-то разболелся епископ Эду. Казна сошла на нет от всех этих блинов да поминальной водки. Так что, отмечая очередное трагическое событие, граф изрядно принял на грудь и, выбежав ранним морозным сентябрьским утром на улицу, сильно простудился и заработал пневмонию.

И тут началось такое!..

***

От Вермандуасского Информбюро. Вчера 22 января 1093 года от Р.Х. вероломно, без объявления войны на владения нашего сюзерена примуса – короля Франции Филиппа было совершено дерзкое нападение сарагосских мавров. Коалиция цивилизованных стран в составе Англии и Франции с ее вассалами, а именно: нашим достопочтимым графом Гербертом, а также герцогами Шампани, Бургундии и Лангедока заключили союз против неверных и объявили всеобщую мобилизацию.

Примерно такое сообщение было зачитано по местным весям графства глашатаем Герберта де Лёвитаном. Граф Вексенский Людовик, сын Герберта, незамедлительно явился со своей дружиной под знамена короля Филиппа. Герберт же посвятил некоторое время на улаживание местных дел, перед тем как отправиться на войну самому. Между тем боевые действия в Каталонии велись уже около полугода, причем без видимого успеха христиан. Войска Дении и Сарагосы громили войско каталонского герцога повсеместно, и уже казалось, что христиане обречены. Однако летом 1093 года бургундцы герцога Блуа осадили Хаку, операцией по захвату которой Филипп передал своему вассалу после того, как защитники крепости несколько раз наносили ему чувствительные уколы своими ночными вылазками. Параллельно с действиями французов в Арагоне в стране Басков высадились англичане, которые с ходу захватили Наварру и затем осадили Риоху. Оставив часть своих войск у стен Хаки, Блуа перебросил свою армию на помощь королю к Сарагосе. Тем временем граф Вермандуа с дружиной в 550 солдат прошелся огнем и мечом по Арагону, осаждая одну крепость за другой. Сил на взятие хотя бы одного города не было, да это было и невозможно, будучи окруженным такими высокопоставленными особами как король Англии или герцог Бургундии, которые так и норовили присвоить себе чужие победы.

К октябрю 1093 года от мавров удалось очистить всю Наварру и северо-запад Арагона. Тогда же англичанам сдалась Ллейда. Выжидая, чем закончится война Сарагосы с христианами, между собой рассорились Севилья и Валенсия. Война между этими тайфами окончательно похоронила надежду сарагоссцев на победу. В ноябре 1093 года пала Риоха, что позволило англичанам с ходу осадить Калатаюд. Между тем, завершив перегруппировку своих войск, к Хаке вновь подступил король Франции.
К декабрю 1093 года исход войны был уже практически решен,… но вдруг из дома Герберту пришли дурные вести, почила в бозе его вторая жена графиня Эдвия д’Авесн. Впав в ярость, Герберт вместе с Блуа осадили и взяли штурмом Сарагосу, в которой устроили кровавое избиение мусульман. После разгрома столицы эмирата шампанцы и Вермандуа отправились к Калатаюду, который до сих пор держался, несмотря на 8 тысячное английское войско у себя под стенами. Желто-синее знамя Вермандуа наводило на мавров панический ужас. Потому, когда объединенные войска герцога Блуа и графа Герберта подошли к Калатаюду, все было уже известно заранее. В марте 1094 года мавры явились к королю Англии и подписали петицию о сдаче города. В северо-восточной Испании у мавров оставалось всего лишь два города Хака и Альбарассин, Хаку осаждали французы, причем практически уже в течение года, у англичан не было выбора, потому в мае английские рыцари появились в предместьях Альбарассина. А уже спустя два месяца в ходе финального штурма города 10 июля 1094 года от своей запущенной пневмонии скончался сам достославный граф Герберт. Некоторые солдаты из свиты Блуа поговаривали, что видели, как Герберт, влезший на стену форта, схватил свое знамя и начал бегать туда-сюда, истерично визжа, что ему надоело, что все замки и земли Испании достаются всяким герцогам и королям, и что ему надоело быть графом, и что он хочет, наконец, стать герцогом. После чего он, по свидетельству очевидцев, случайно упал с крепостной стены.

Пав смертью храбрых, Герберт тут же прямо на месте боя был канонизирован находившемся при войске епископом Эду. Похоронив его, епископ Эду и маршал Пьер решили отправиться домой, так как сил у дружины уже не оставалось, люди были измучены, и уже появились некоторые признаки вероятного недовольства. Но до дома дядья Герберта смогли добраться только к сентябрю следующего года, на обратном пути дружина Вермандуа натолкнулась на один из разбитых отрядов мавров у Ллейды и была наголову разгромлена. Епископ чудом спасся ценой тяжелых ранений. Тем временем новый граф Вермандуа Людовик с тремя сотнями вексенцев находился в свите герцога Шампанского, который пытался пробиться на помощь к герцогу Каталонии. Однако из-за заградительных маврских отрядов на границе Каталонии это не удалось. К осени 1094 года Таррагона, Барселона и еще несколько мелких владений перешли под владычество эмира Ахмеда Абу Джафара. Более того, этот храбрый сарацин за месяц до этого, в августе со своим полутора тысячным войском вдребезги разнес объединенное англо-французское четырехтысячное войско под командованием короля Филиппа. После разгрома христиан эмир Сарагосы двинулся на Ллейду, где его уже поджидал король Англии Вильгельм II Похабный. (Такого количества бастардов, как у него в принципе быть не может, за время войны в Испании у него родилось еще три бастарда, так что пошли слухи, что он даже штанов не носит, чтобы не тратить лишнее время на их расстегивание. Даже сам Абу Джафар решил использовать этот факт в качестве инструмента пропаганды, так что бывало – выйдет он из мечети и давай пугать местных мавров тем, что сюда, мол, уже скачет во весь опор Вильгельм, и что он штаны специально не носит, чтобы надругаться на врагом прямо на поле боя. Мавры верили и за то ненавидели короля Англии, как никто другой)

***

Осень. Северо-восток Испании. Где-то в районе Ллейды. Полночь. Совещание.

- Господа, надо что-то делать, - заявил с порога король Вильгельм.
- Эммм…, - дружно ответили король Франции и остальная знать, собравшаяся в палатке.
- Не понял? – переспросил Вильгельм.
- Филипп хлопнул себя по лбу и, отвернувшись к Людовику де Вермандуа, шепнул – ну, почему мы обязаны изучать его хозяйство, господи?
Вильгельм и вправду стоял без штанов. Как позднее признавался в своих мемуарах его личный хроникер, штаны Вильгельм не носил исходя из нескольких причин: во-первых, он был шотландцем и по маме и по папе, во-вторых, в юбке он чувствовал себя не только свободнее, но также имел возможность любоваться своими стройными ногами (говорят, что он специально заставлял всю свою придворную знать носить килт, чтобы умиляться стройностью своих ног и смеяться над тем, какие все его придворные кривоногие) и, в-третьих, в юбке было удобнее заниматься неблагочестивыми делами…
- Мессир, - стряхнув с себя наваждение, обратился к Вильгельму герцог Блуа, - вам не кажется, что в вашем возрасте пора носить макси, ну или хотя бы до колена?...
- У меня и так до колена… - значительно улыбнулся король Англии. Блуа перекрестился и поспешил ретироваться за спинами герцогов Бургундии и Лангедока.
- Господа, оставим эти формальности, ваши эти французские объятия и дружеские поцелуйчики в щечку… и займемся делом.
Дворяне инстинктивно сделали шаг назад, но, убедившись, что у Вильгельма и впрямь есть желание заняться войной, а не чем-то противоестественным, подались вперед к столу с разложенной на нем картой.
- Мавров мы будем ждать тут, они пойдут сюда, а мы их вот тут по флангу, затем через центр, потом пойдет второй темп наступления, и, зажав их вот в этом районе, мы добьемся своего, - Вильгельм дико жестикулировал, смачно ругаясь и вводя по карте пальцем с той же неистовостью, с какой спустя 900 лет будут водить по своим планшетам тренеры баскетбольных команд, чертя стрелки атак и переходов в оборону.
- Всем понятно? – англичанин поднял глаза на собравшихся.
- Можно добавить, - спросил Людовик де Вермандуа.
- Валяйте, граф, - отвечал Вильгельм.
- Это все понятно, что Джафар попробует с ходу опрокинуть нас, но, может, мы на всякий случай попытаемся распылить его силы, направив небольшие отвлекающие группы к Таррагоне и в Испанскую Марку?
- Толково, граф, молодец, герцогом будешь, - Вильгельм одобрительно похлопал Людовика по плечу.
Ох, если бы знал тогда Людовик, что эти слова вскоре станут пророческими!

По итогам совещания было решено, что вассалы Каркассонна и Руссильона отправятся на север эмирата, а Людовик попытается разорить Таррагону. Так что в ноябре того же года Людовик со своим отважным пластунским эскадроном совершил налет на Таррагону. Абу Джафар пришел в ярость, узнав о выходке французов, и решил обыграть сложившуюся ситуацию на новый лад. Он развернул всю свою армию, и, оставив небольшой отряд прикрытия у Ллейды, направился к Таррагоне. Триста вермандуассцев встали на пути у десятикратно превосходящей мавританской армии эмира, как триста спартанцев царя Леонида. Итогом данной операции стало то, за что Людовика многие стали почитать как спасителя христианского мира и святого – потеряв до трети своей дружины, Людовик наголову разгромил плохо организованных мавров. Абу Джафар, понимая, что упускает оперативную инициативу из своих рук, бросил на Людовика еще большие силы, совместив опять же контратаку под Таррагоной с
наступлением под Ллейдой. Графиня Ллейды Бэкон была вынуждена отвести свои отряды в замок, тогда как Людовик вторично нанес поражение эмиру Сарагосы, чем вызвал всеобщее ликование в христианском мире. Сам папа Римский потребовал, чтобы его держали в курсе всех событий, и долго сожалел о том, что до сих пор не изобрели телевидение, и что еще не родилась Елена Масюк…

Дождавшись блуасцев, Людовик передал командование осадой герцогу Шампани, а сам, пребывая в радости по поводу своих ратных успехов, погрузился в беспробудное пьянство, которое было омрачено любопытным событием. В апреле 1095 года из Вексена пришли, казалось бы, добрые вести о том, что супруга графа родила ему сына Рено, да только вот незадача – Людовика не было дома уже больше года! Кто постарался – оставалось только догадываться… Возникли смутные подозрения. Весной же 1095 года шампанцы заняли Таррагону и осадили Барселону, последний оплот эмира. И вот тут случилось еще одно любопытное событие… Ночью Людовик проснулся в своих покоях в Таррагоне, и руководимый какой-то неведомой волей собрал своих воинов и отправился галопом в Барселону. Как оказалось, это проявил себя древний наследственный трейтс Вермандуа, о коем было уже не раз сказано.

Тем временем у стен Барселоны находилась десятитысячная армия англичан и шампанцев, сам герцог Шампани решил отлучиться, чтобы навести порядок у себя во французских владениях. Осада длилась уже месяц, и вот когда мавры были уже готовы сдаться, из ближайшего перелеска возникла группа всадников в желто-синих доспехах, которая направилась прямиком к воротам Барселоны. Подъемный мост опустился, распахнулись ворота, и англичане уже, было, начали заходить в город, как этот самый отряд опередил их и, залетев внутрь города, закрыл за собой ворота и снова поднял мост. Тут же на стенах и башнях Барселоны появились желто-синие флаги, а на воротах появилась многозначительная табличка: «Местов нет».




---Конец Первой главы---
[Исправлено: 23.06.2005 04:09]
[Ветка закрыта модератором или контент-менеджером: Avar, 09.02.2006 00:11]
SnowForum » After Action Reports » DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ: НОВОЕ НАЧАЛО Гл.1 »