112088 - After Action Reports

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

17.07.2006 12:04

Предисловие

В каждой из предыдущих частей рассказывается о правлении трех королей династии арагонских Хименесов. В первой (эпоха Реконкисты):
Санчо (1066-1115)
Амат (1115-1132)
Сунифред I (1132-1163)
Во второй (эпоха Конкисты):
Понс (1163-1183)
Мартин (1183-1228)
Сунифред II (1228-1252)
Пересказывать их деяния здесь, наверное, не надо. Зачем? Вряд ли кому это будет интересно (но если все-таки будет, то можно обратиться к соответствующему ААРу), а место и время займет. Тем более что данная часть литературно совершенно отвязана от предыдущих. Ведь важнейшим из искусств для нас, естественно, является AAR, а в AAR’е его игровая составляющая, то есть именно отчет. И строго говоря, не имеет решающего значения форма, в которую облечен отчет. Поэтому я и взял на себя смелость опять отойти от манеры прежнего повествования для описания следующей эпохи.
Кому-то опять не понравится оболочка отчета, кому-то опять покажется отвлеченной и затянутой. Но, во-первых, пытаться угодить всем – это верный способ пупонадрывания. Во-вторых, мне интереснее рассказывать об этой игре именно так. И, в-третьих, ну извините меня, пожалуйста.
Вот, пожалуй, и хватит об этом, а то мы так и не приступим собственно к ААРу. Хотя я и не хочу пересказывать события предшествовавших двух веков, все-таки необходимо обрисовать ситуацию на 1252-ой год, то есть на начало действия третьей части.
К середине 13 века арагонские Хименесы удерживали за собой 10 королевских титулов. Это – Арагон, Кастилия, Леон, Наварра, Португалия, Галисия, Мавритания, Северная Африка, Тунис и Египет. Причем это были не пустые титулы. За ними стояли реальные владения. То есть весь Пиренейский полуостров, вся Африка. Плюс по мелочи: Сицилия, с десяток провинций во Франции, Померания, Финляндия-Карелия, причерноморские степи, Крым. Ранее числившиеся за Арагоном королевства Литва и Куманы были выделены из состава государства во избежание раннего столкновения с монголами.
Кстати о монголах. К 1250 году Золотая Орда дошла до Новгорода, имея в загашнике 58 провинций и 105 тысяч солдат. Ильханат захватив всю Среднюю Азию и Персию, воевал уже в Палестине. За ильханом числилось 55 провинций и 122 тысячи воинов.
Кроме монголов, реальную силу имели лишь Германия и Византия. Но Германия вот уже два столетия сиднем сидела в центре Европы, никуда не высовываясь и лишь изредка воюя со строптивыми вассалами. Византия же по уши увязла в войне с Золотой Ордой, с завидной твердостью отстаивая линию Новгород-Псков-Смоленск.
Второсортные королевства не имели ни сил, ни возможностей составить хоть какую-то конкуренцию Хименесам. Сильнейшее из них королевство Англия занимала лишь юго-восточную часть Британии и северо-восточную часть Франции с Парижем. Дания прибирала к рукам территорию Швеции. Польша и Литва без толку просаживали свои силы, пукая на Орду. Начало неожиданно набирать силу герцогство Фландрия.
Из мусульман интерес представляли лишь относительно сильные Пальмира и Сельджуки, каким-то чудом избежавшие войны с Ильханатом, который пройдя мимо них, добивал Фатимидов, грозя вот-вот выйти на арагонскую границу Синай-Египет.
Дело явно шло к столкновению державы Хименесов и этих порожденцев тартара.

Том 3. Тайный советник вождя

Именно сейчас, имея за плечами восемьдесят лет и совсем не имея зубов, я чувствую необходимость оглянуться назад, окинуть мысленным взором свою жизнь и поведать потомству о великих делах, свидетелем коих мне довелось быть. Понимаю, что на пороге иного мира не имеет смысла ни лгать, ни даже слегка кривить душой. Поэтому постараюсь поведать вам, живущим в иные времена, всю правду о временах наших, дабы смогли вы увидеть, к чему может привести гордыня или забвение Бога. Искренне надеюсь, хотя, знаю, зря, что рассказ мой наставит вас на путь истинный и сможет предостеречь об опасностях, подстерегающих вас по наущению нечистого. И да пребудет с вами милость господня.

Часть 1. Противостояние

Глава 1

Отец мой был валенсийским идальго, причем не из самых богатых. Хотя чего уж там лукавить, скажем прямо, из бедных. В отличие от наших соседей Мендоса мы не могли позволить себе каждую осень новые сапоги. Камзолы наши занашивались до неприличного состояния. По этой причине выйти в свет, поехать в гости было не для нас. Самой ценной вещью в доме был дедовский неполный доспех. Отец берег его пуще глаза и даже не всегда надевал в поход. По этой причине он и получил удар копья в плечо, после чего больше не мог нести службу. Тут бы и лишиться нам своего поместья, так как вступивший на престол в 1252 году король Бернат приказал управляющему делами королевства провести ревизию всех способных нести службу. Тогда-то от безысходности отец и обратился к дальнему родственнику моей матери, маршалу королевства Оливе де Соли, с просьбой зачислить меня в состав ополчения нашего округа. Маршал оказался человеком милосердным и согласился занести в списки десятилетнего мальчишку. Поместье осталось за нами (к превеликой досаде соседей из Мендосы).
Два года ничего не менялось в моей жизни. Я по-прежнему носился с крестьянскими мальчишками по лесам, удил рыбу на реке, бедокурил в садах Мендосы. Отец, глядя на мое времяпрепровождение, сетовал, мол, по достоинству мне следовало бы осваивать ратное дело. Но сам отец взяться за мое воспитание не мог по причине вечно ноющей раны, а нанять учителя у нашей семьи не было денег. Так что я был предоставлен сам себе.
Все изменилось в 1254 году. Убедившись в верности своих вассалов, молодой король Бернат решил опробовать себя в военном деле и объявил о созыве валенсийского ополчения. Я, как валенсийский дворянин, обязан был всесть на коня (которого у нас тоже не было) и явиться в Валенсию на сборный пункт. Дедовский доспех мне был еще великоват, поэтому пришлось ограничиться простой кожаной курткой. Меч тоже был мне не по руке, и отец сунул мне за пояс свой охотничий нож. Вот в таком виде я и явился в Валенсию.
Не раз и не два подкатывал к моему горлу ком. Немало проплакал я по ночам, но делать было нечего: либо я иду в поход, либо всю нашу семью изгоняют с земли Мендосы.
Настроение мое было хуже некуда, но я тут же забыл обо всех неприятностях, едва лишь попал в порт. Сколько здесь было всего диковинного! Купцы со всего света, горы товаров, толпы людей. Здесь же гомонила собирающаяся в поход армия. О, Боже мой, какие там были великолепные рыцари. Я едва мог перевести дыхание от восторга.
- С дороги, щ-щенок! – внезапно раздалось над ухом, а в самом ухе резко зазвенело от крепкой затрещины. – Дорогу маршалу Испании!
Я поднял голову и увидел перед собой благодетеля нашей семьи, маршала Оливу де Соли. Сопровождающий его воин опять сильно тряхнул меня:
- Ты вообще чего тут ошиваешься? Ходят тут всякие, а потом ложки пропадают.
- Я – крестоносец, вон и сеньор маршал подтвердить могут, - захныкал я.
- Чо ты врешь…
- Постой-ка, - остановил своего верного пса маршал. – Уж не сынок ли ты моей троюродной сестрицы?
- Так точно, сеньор маршал.
- Оставь его, Матеу. Так, парень, а не маловат ли ты один тут ходить? Ступай-ка за мной.
Вот так я и оказался на корабле самого маршала.

***
На Сицилию мы прибыли 10 октября 1254 года. Удивительно, но факт – морская качка на меня совершенно не действовала в течение всего плаванья. Новизна обстановки не давала мне скучать. Я совал свой нос буквально везде. Прослышав, что я родственник самого маршала, сеньоры крестоносцы меня не обижали. Оставалось жалеть лишь об одном – до сих пор я так ни разу и не увидел короля Берната.
Но и это обстоятельство исправилось 10 октября. Сойдя на берег вслед за маршалом, я увидел молодого человека, перед которым дон Олива склонил голову. Я же, остолбенев, уставился на монарха. Ну никак не вязался у меня образ этого почти юноши с королем великой державы. Хотя чему тут было удивляться? Королю Бернату было тогда только 22 года. Но, несмотря на такой возраст, вся Испания уже знала о его мстительном характере. Оставалось надеяться, что остальными чертами характера он не пошел в своего отца, Сунифреда II.
От размышлений меня оторвала оплеуха Матеу. Он зашипел на меня:
- Поклонись, дурак. Это же сам король.
Мое «я знаю» застряло у меня в горле, остановленное второй затрещиной.
Здесь же состоялось торжественное провозглашение цели похода – единственная провинция богомерзких Аббасидов, Сиракузы. В тот же день мы выступили на врага. 20 октября наши передовые дозоры обнаружили разъезды противника и начались стычки, продлившиеся целый месяц. Я по молодости в них не участвовал, а сидел в палатке маршала да чистил ему сапоги. Однако мне посчастливилось увидеть маршала Оливу, ведущего за собой валенсийцев в атаку:
- Ребята! А ну, устроим-ка им полный армагедец!
Да, недаром наш маршал стяжал славу великого храбреца.
Вслед за уничтожением армии Аббасидов мы приступили к осаде города. 4 января 1255 года мусульмане поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно и открыли ворота.
Поначалу казалось, что на этом все и закончится. Не тут-то было. Его величество обратил свое высочайшее внимание на бестолковое существование никчемного эмирата Джерба прямо посреди наших владений в Северной Африке. На робкие возражения ближайшего окружения «а может не надо» король неизменно отвечал: «Еще как надо. А вы имеете что-то против?» Мстительность государя и память о правлении его отца служили лучшим залогом ответу: «Ой, нет, конечно же не против».
Джерба была взята 16 марта 1255 года. Вот теперь-то можно было возвращаться домой. Мне, как сопровождающему маршала, посчастливилось попасть на королевское судно (в хорошем смысле этого слова). Поэтому в Валенсию мы прибыли уже через месяц.

***
Прежде чем вернуться к родителям, я хотел отблагодарить сеньора Оливу за его милость ко мне. Выслушав меня, заслуженный воин сказал:
- Послушай, парень, а чего тебе делать в своей деревне? Свиней пасти?
Я хотел, было, сказать, что у нас и свиней-то нет, но маршал меня опередил:
- Не дворянское это занятие. Ты, я вижу, малый смекалистый, можешь далеко пойти. Оставайся-ка при моем хозяйстве. Ну, согласен?
- Дык, у нас свиней-то… - начал я, еще не соображая, о чем говорит сеньор Олива.
- У кого? – удивился он. – У вас, у свиней?
- Согласен.
- С чем? С тем, что вы свиньи? – опешил маршал.
- Нет, дон Олива, я согласен остаться при вас.
- Гм, пожалуй, насчет твоей смекалистости я поспешил. Ну, да ладно. Поживем – увидим. А пока ступай к эконому, пусть приоденет тебя поприличнее. И давай там побыстрее. Будешь меня сопровождать во дворец.
Так я поступил на службу к самому маршалу Испании. И даже удостоился чести сопровождать его во дворец короля.
Сегодня во дворце состоялся торжественный прием в честь наследника престола, принца Матеу. Вернувшись из похода, король решил, что пора заняться воспитанием будущего короля. Маршал Олива де соли питал надежду стать воспитателем принца. однако король Бернат рассудил иначе:
- Нет уж, увольте, дон Олива. Мне солдафона в семье не надо. Будущий король должен знать поболее, нежели упал-отжался. Мне, к превеликому сожалению, учеба в свое время не далась… Да, да, - остановил его величество протестующие возгласы придворных, - не спорьте, я свои возможности знаю. Пусть хотя бы сын усвоит нелегкое королевское ремесло. Он остается при дворе. Все. Я сказал.
А маленький принц улыбался и хлопал глазенками, даже не подозревая, что ныне решается его судьба. Конечно, его больше занимала деревянная лошадка, дожидающаяся хозяина в детской, нежели место его будущего образования.

И потянулись нудно и незатейливо дни моей службы при особе маршала. Испания пребывала в мире, поэтому нам не приходилось оставлять Валенсию. Однако мнимое спокойствие не обманывало прозорливого маршала. Все чаще он разворачивал карту Египта и Палестины, отмечая угольком очередную провинцию, захваченную злобными тартарами.
- Да, дружище, - обращался он, скорее, в пустоту, нежели ко мне, - еще год, дай Бог два, и придется нам проверить на прочность свою систему. Ох, не ко времени захворала наша королева.
Надо сказать, что в марте 1256 года королева Бонна, канцлер Испании, внезапно слегла. И уже не могла уделять достаточно внимания международным делам. мы все истово молили Господа даровать ей выздоровление, но… Впрочем, болезнь отнюдь не помешала ей родить летом 1257 года принцессу Санчу.
А дела на востоке шли в неблагоприятном для нас направлении. 24 августа 1257 года тартары ильхана захватили провинцию Фарама и вышли на границу с нашим Египтом.
- Ну, все, - помню, тогда произнес маршал, - не сегодня - завтра.
К тому времени я не был дома уже три года. Понимая, что в случае войны с тартарами могу не вернуться туда никогда, я попросил разрешения у дона оливы повидать родных. Разрешение было милостиво мне дано.

***
Дома мне обрадовались просто несказанно. И дело, конечно, было не в том, что я привез им немного денег, скопленных за три года. Дело было в том, что там меня любили по-настоящему. Я тоже немало растрогался при встрече с родителями, с моими маленькими сестренками, да и просто с родными местами. Запах навоза, такой родной, снова пропитавший мою одежду, сапоги, извалявшиеся в собачьем дерьме, и мамина чечевичная похлебка довершили мое счастье. Я был дома!
Расспросам, разговорам, казалось, не будет конца. Но поверьте моему восьмидесятилетнему опыту, конец наступает всему. Сначала наступил конец расспросам, и наступила деревенская идиллия. Затем пришел конец и идиллии.
Весной 1258 года перед нашим замком… Да ну, кого я обманываю? Перед нашим домом остановился гонец.
- Тартары идут! Герцогство Алжирское атаковано! Приказано всем срочно явиться в Валенсию. Алжирцы истекают кровью.
Тартары! В те дни не было слова страшнее. Эти демоны вихрем прошли по просторам Азии, уничтожая все на своем пути. Многие надеялись на то, что до нас они не дойдут. Многие, но только не маршал Олива де Соли. И конечно он оказался прав. тартары пришли.
В тот же день, провожаемый слезами родных, я сел на коня с маршальских конюшен, поправил притороченные дедовские доспехи, попрощался с родными и выехал в Валенсию.
Я думал о многом, я думал о разном, молился впервые всерьез… По пути повстречал троих крестьян, рывших могилу какому-то нищему старику. Его тело лежало рядом, и над ним назойливо жужжали мухи. Самая жирная уселась на торчащий из-под рогожи большой палец ноги и принялась ползать по нему. Меня передернуло. Одна лишь мысль, что я могу вскоре так же валяться на земле на радость мухам, одна лишь эта мысль была способна повернуть моего коня назад. Но я подумал о своих родителях, о маленьких сестренках, о мухах, которые могут ползать по их мертвым телам. И только крепче сжал поводья и лишь резче начал погонять коня по дороге к Валенсии…

Даты, события, люди

27 июня 1252 г Вступление на арагонский престол короля Берната. Мстительный, доверчивый, неисправимый транжира, [4/11/2/1], 20 лет.
1 января 1253 г 7 доменных провинций, 36 герцогов-вассалов, 11 графов, 10 королевских титулов. 19,5 монет ежемесячного дохода, 26916 монет в казне, 213 тысяч мобилизационный ресурс.
Золотая Орда: 50 провинций, 106 тысяч воинов.
Ильханат: 65 провинций, 122 тысячи воинов.
1254-55 гг Походы против однопровинчатых мусульман.
24 августа 1257 г Ильханат получает общую границу с Арагоном в Египте.
24 апреля 1258 г Племя Ильханат нападает на графство Саркия, входящее в состав нашей державы. Начало Противостояния.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 17.07.2006 12:05]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 2 (1258-1260)

19.07.2006 08:55

Глава 2

Да, страшные времена настали тогда. Вернуться живым из похода на демонов не рассчитывал никто. Конечно, епископ Видаль пытался ободрить нас, говорил об освобождении Гроба Господня, о праведной смерти, о списании всех грехов, о райском блаженстве для доблестных крестоносцев, но все это мало успокаивало тех, кому полагалось быть «доблестными». Помню, у меня тогда тоже пробегал морозец по спине. Причем вряд ли его можно было назвать «священным трепетом». Скорее, это был банальный страх, я бы даже сказал, животный ужас. Хотя какого черта он тогда пробегал по спине, раз «животный»? И дезертировать бы мне тогда при первой возможности, если бы не мой покровитель, маршал Олива де Соли.
- Парни! – обратился он к нам. – Не вижу огонька в глазах. Кончайте эти сопли! Вас ждут несметные ханские сокровища и восточные гаремы. Ну! Али вы не мужики? Каждый взятый город вам на три дня!
- Ура дону Оливе! – воспрянули мы духом. До сих пор не пойму, и почему это простое мужицкое слово маршала оказывало на нас более эффектное влияние, нежели витиеватые увещевания епископа? Ох уж мне эти монахи, как же они далеки от народа и от его простых нужд. Если бы только церковь поняла, что кошель золота и ночь с красавицей гораздо заманчивее вечного блаженства опосля кончины, то искренних сторонников у нее было бы значительно больше. Банально? Наверное, но натуру человеческую не изменить красивыми глаголами из Библии. Как там? «Богу богово, кесарю кесарево»? А мужику бабу покрасивше, причем не важно чью.
Так худо-бедно, но маршал смог загнать нас на корабли и отправить к берегам Египта, где уже шли первые бои африканских арагонцев с тартарами. Несмотря на весь показной оптимизм маршала, я-то знал, что ситуация складывается ой как неинтересно. Ильхан Йегу к апрелю 1258 года захватил уже 75 городов и вел на Египет армию в 131,5 тысячу диких страшных демонов. И хотя все силы испанской короны насчитывали до 250 тысяч бойцов, мы знали, что один демон стоил двух, трех, а то и четырех испанцев. Кроме того, поднять сразу всю силу арагонскую не представлялось возможным. Даже если бы удалось стащить всю эту массу войск на узкий пятачок Синайского полуострова, что бы они там стали есть?

Плавание к далеким берегам Египта как всегда не повлияло на мое самочувствие, чего не скажешь об остальных – около пятисот воинов испустили дух, так и не увидев египетского берега. Еще сотню вышвырнули за борт уже ввиду дельты Нила. Наконец, это тяжкое плавание закончилось, и 5 августа 1258 года 12-тысячеая армия короля Берната сосредоточилась в Пелузии.
А на Синайском полуострове уже три месяца шли бои. Герцог Сицилийский Арнау с 10-тысячнм ополчением, как мог, сдерживал натиск передовых отрядов ильхана. Наш король немедля решил включиться в борьбу и отодвинуть границу подальше от Египта до подхода главных сил ильхана Йегу. 29 сентября был захвачен Синай, 9 ноября – Эль-Ариш. Вновь созданное герцогство Синай было милостиво пожаловано придворной даме Адалаиде в надежде, что Йегу не опустится до войны с женщиной. Но, как оказалось, угроза опущения никак не повлияла на решимость ильхана пройти огнем и мечем по арагонской державе. Этот недостойный последователь Магомета немедля прислал Адалаиде оскорбительное объявление войны: «Убирайся, женщина, иначе я уберу тебя сам». Негодованию нашему… Кого я обманываю? Нам было откровенно наплевать на новоиспеченную герцогиню. Но призыв короля отомстить за оскорбление благородной донны не оставил нас равнодушными: в войсках поднялся ропот. «Нас на бабу променял!» Как всегда смута была успокоена внезапной атакой крупного отряда демонов.
Сражение 10 декабря 1258 года было поистине великим. На этот раз мунгалы (как называли их на востоке) отошли от своей традиционной тактики наскок-обстрел-отход и довели дело до рукопашной, ногопашной, дрынопашной и всяко-разнопашной. Мы, увлеченные маленьким мятежом, не сразу среагировали на выскочившего противника. Это и послужило причиной трагедии. Маршал Олива де Соли храбро бросился на врага, я трусливо последовал за ним. Орда обрушилась на наш авангард всем своим весом, маршал был сбит с коня в числе первых, я преданно последовал за своим покровителем, получив по шлему чем-то тяжелым. Первой моей мыслью было: «Ну, вот и все. Это моя последняя мысль в жизни». И быть бы этой мысли действительно последней, если бы не безумный героизм управляющего Хайме де Луны. С криком «Ва мной, фертовы дети!» он увлек в атаку опомнившихся рыцарей. Мунгалы дрогнули и начали отступать.
Битва была выиграна. Но потеряли мы больше, чем приобрели. Что мы приобрели? Шепелявого управляющего, внезапно оказавшегося храбрецом. А что потеряли? Драгоценное здоровье превосходного стратега Оливы де Соли, который получил в бою тяжелейшую рану. Ну, и не стоит забывать мою шишку на голове. Кому-то покажется это смешным, а я не мог надевать шлем целый месяц.
Кроме этого, стало понятно, что именно теперь к местам боев начали подтягиваться основные силы ильханата. И всю зиму армия как ошпаренная носилась по всему полуострову, затыкая дыры в нашей обороне. Мне посчастливилось. Я проводил время у постели израненного маршала. Он был совсем плох. Небольшое оживление у него вызвало известие о сражении королевской армии с мунгалами 28 декабря. Мунгалов было 16 тысяч против наших 13-ти. Бой начинался вроде бы неплохо. Боевой дух армии, руководимой самим королем, был лучше и желать нечего. Ребята горели желанием поскорее закопать в землю демонов и по домам. Но тартары применили свою излюбленную тактику наскок-обстрел-отход, подкрепленную тотальным выжиганием местности.
В итоге королевская армия не столько пострадала от стрел противника, сколько от голода и болезней. Отступая, мунгалы уничтожали за собой все съестное, засыпали колодцы и источники, бросали в них трупы мужчин, уводили за собой всех женщин. Да, в таких тяжелых условиях еще никогда не оказывалась арагонская армия. Еда – понятно, вода – само собой, но уводить всех женщин… Поистине воевать приходилось с варварами, не имеющими ни малейшего понятия о правилах ведения благородной войны.
1258-ой год заканчивался полной неопределенностью.

***
А мы с маршалом все хворали. Вернее, хворал, в основном, он, а я только менял ему белье и выносил посуду с… впрочем, не важно с чем именно я выносил посуду. В конце января моему патрону явно полегчало. И надо было такому случиться, что именно тогда его и навестил герцог Арнау Сицилийский.
- Рад вас видеть в добром здравии, герцог, - приветствовал его маршал.
- И вы, я смотрю, идете на поправку. Это кстати. Ныне у нас каждый воин на счету, а уж такой стратег, как вы…
- Что, мунгалы наседают?
- И мунгалы, конечно, тоже.
- Почему «конечно»? – удивился дон Олива.
- Вы что, серьезно ничего не знаете? Три дня назад, 23 января 1259 года его величество король Бернат изволил объявить войну королевству Фатимидов.
- Что-о-о?! Он сошел с ума!
- Тихо, тихо, дон Олива, не дай Бог, кто услышит. Король Бернат ничего не прощает. Ну, объявил войну, ну, подумаешь. Вам-то чего с этого. Пусть ищет приключения на задницу.
- На чью, герцог? На нашу с вами ведь задницу. Зачем ему понадобилась эта война?
- Ну, дон Олива, во-первых, его величество это объяснил так: «Чего там у наших армий вечно путаются под ногами городишки Фатимидов? Сжечь и расчистить место для войны с ильханатом». А во-вторых, задницы у нас с вами все-таки разные. У вас – маршальская, у меня – герцогская.
- Только вонять будут одинаково, - пробурчал на прощание маршал.

Задницы у них действительно оказались разные. В то время, как слегка оправившийся маршал руководил осадой фатимидского Дарума, армия герцога Сицилийского попала под удар пятидесяти тысяч мунгалов под личным руководством ильхана Йегу. Около недели ильхан вовсю давил на потрепанный отряд герцога. Тот отбивался как мог. Но к первому апреля у них полностью иссякли запасы провианта и солдаты герцога вмиг разбежались кто куда. Он, конечно, пытался остановить дезертиров, но те ему резонно возражали, что воюют уже почти год, а никаких обещанных сокровищ или гаремов и в глаза не видали, так что пусть король Бернат теперь сам уж как-нибудь… И армия герцога Сицилийского просто растаяла, как будто ее и не было вовсе.
Гневу короля не было предела:
- Всех! Я сказал: всех! Повесить! Ровными и красивыми рядами вдоль дороги.
- Но, ваше величество, - пытался остановить его маршал, - кто же воевать-то тогда будет?
- Вызвать моих южнорусских вассалов из Причерноморья. Сколько они могут выставить?
- 20 тысяч.
- Вызвать всех. И обязательно провести вдоль дороги с повешенными. Пусть полюбуются… на ровные и красивые ряды.

Дарум пал 6 апреля. Королевская армия двинулась на Аскалон, который и был взят 9 июня. В тот же день пришло известие о небывалой победе герцога Алжирского. Его армией была заткнута дыра в оборонительной линии, образовавшаяся после дезертирства сицилийцев. Битва с 50-тысячной ордой ильхана произошла невдалеке от дороги мертвых (как стали называть дорогу, уставленную ровными и красивыми рядами). Вдохновленные этим алжирцы стояли насмерть, и озадаченный ильхан, рассчитывавший на легкую победу дал приказ об отступлении. Поле боя осталось за до смерти испуганными алжирцами.
Пока противник перегруппировывался, армия короля Берната осадила и взяла Беершебу. Здесь же было торжественно объявлено о присоединении к великому королевству герцогства Аскалон. В своей речи король Бернат не забыл упомянуть и о заслугах Церкви:
- …Только благодаря ей мы стоим сейчас здесь, в двух шагах от святого града Иерусалима. Да не назовут нас потомки неблагодарными нехристями. Отец Видаль, - обратился король к стоящему рядом епископу.
- Да, ваше величество? - слащаво улыбнулся священник.
- Примите от меня сей дар.
- С удовольствие, - протянул Видаль свою пухлую руку. – А какой?
- Да этот самый, то есть архиепископство Аскалонское.
- Архиеп… - опешил святой отец. – На самой границе с мунгалами? Увольте, ваше величество, - бухнулся он на колени.
- Запросто. Отныне вы, ваше преосвященство, уволены от моего двора и назначены архиепископом Аскалонским. Эй, стража! Проведите-ка святого отца по дороге мертвых, дабы смог он узреть ровные и красивые ряды. Все! Я сказал!
Рыдающего архиепископа увели прочь. А король удалился на военный совет с маршалом Оливой. Мне посчастливилось сопровождать своего патрона, поэтому о дальнейших планах кампании я знал не понаслышке.
Прежде всего, король приказал выделить силы для осады Акабы, а сам в ожидании южнорусских подкреплений собирался защищать архиепископство от вторжения мелких партий мунгалов. С подходом же подкреплений он рассчитывал, не много, не мало, а захватить Иерусалим. Маршал Олива спорил с ним до хрипоты, но переупрямить короля не смог. Вечером в своей палатке дон Олива слег, жалуясь на ноющую рану. Наутро, когда следовало выступить на Акабу, он был совсем болен. Поэтому полки повел, как это ни странно, я.

***
Это было поистине огромное доверие ко мне со стороны патрона. Я, семнадцатилетний мальчишка, вел полк на осаду вражеской крепости. Само по себе невероятно. Но это было именно так. Маршал сказал, что по выздоровлении постарается присоединиться к войскам. Главное, чтобы я дождался его и ничего не успел там испортить.
Я, вдохновленный своим новым положением, само собой, ничего не собирался портить. Наоборот, я собирался победить всех. И лишь мечтал встретить по пути пятидесятитысячную орду самого ильхана Йегу. Слава Богу, не встретил.
До Акабы дошли без происшествий, разбили лагерь, приступили к осаде. Я по своей юношеской наивности еще пытался хоть чем-то руководить, но опытные сотники попросту игнорировали мои распоряжения (кстати говоря, правильно делали) и действовали по своему усмотрению. Город не продержался и двух месяцев. 13 октября 1259 года ворота открылись и из них вышел начальник гарнизона с саблей, повешенной на шею. Он подошел ко мне (ну тык, чай, у меня был самый лучший в отряде конь – с маршальской конюшни) и сложил орудие к моим ногам. Город был моим! По действующим правилам я должен был стать графом Акабы. Я, деревенский мальчишка из обедневших дворян, я, копавшийся с детства в навозе, я, не имевший лишней пары обуви – и граф! Голова шла кругом.
В ту свою первую ночь в захваченном городе я долго не мог уснуть. Забылся сном лишь под утро.
Проснулся поздно. И тут же вспомнил о своем новом статусе. Улыбнулся, вскочил с постели, пошел к выходу, открыл дверь и… Тут же получил в глаз.
- Это что еще за мальчишка тут ошивается? – донеслось до меня сквозь звон в ушах.
- Сударь, кто вы такой? И что вы себе позволяете? – я решил сразу поставить хама на место.
- Кто я? Ха-ха! Я – наместник короля, присланный управлять этим паршивым городишком.
- Позвольте, но город взял я и по всем правилам…
- Не позволю. Его величеству, конечно, доложили о взятии города, даже назвали имя предводителя осады. На что король спросил: «Кто такой? Почему не знаю? Впрочем, не говорите. Пусть так и останется неизвестным. Город отписать на мое имя, а там поглядим». Так что у тебя ровно десять минут на сборы. Пшел!
Господи, как глубока была моя обида. Я едва не плакал. Но делать было нечего, и в тот же день я отбыл в ставку маршала.

***
Маршала я нашел под стенами Иерусалима. Дон Олива был страшно недоволен упрямством короля.
- Это же черт знает что такое! На кой, я вас спрашиваю, нам надо брать этот Иерусалим? Лишь затем, чтобы через месяц ильхан вернул его себе назад? Благодарю покорно, идиотизмом не страдаю.
Зная о настроении маршала, король даже не приглашал его на военные советы, где стал заправлять делами храбрый управляющий Хайме. Он-то и торопил короля со взятием Святого града. Еще бы, армии собраны, казна пустеет, а дело не двигается. Это было не по нутру расчетливому управляющему. Опять же – почет освободителям Гроба Господня.
Я не понимал дона Оливу. Неужели было что-то важнее, чем долгожданное освобождение всехристианской Святыни из рук неверных. И мы могли сами, вы понимаете, сами! прикоснуться к величайшей тайне нашего мира. Я верил, что Господь нам поможет, и после освобождения Гроба никакие орды мунгалов нам будут не страшны. Примеры Давида и Маккавеев стояли у меня перед глазами. По ночам мне снился сияющий крест на Храмовой горе.
Осада под руководством короля Берната продвигалась успешно. Южнорусские воины оказались на редкость приспособленными к земляным работам, и воздвигаемый ими вал прямо на глазах приближался к стенам города. Все пути сообщения противника были наглухо перекрыты, осажденные проводили время в неведении относительно спешащего к ним на помощь ильхана Йегу. Поэтому тысячник, руководивший обороной, принял решение сдаться.
День 11 декабря 1259 года переполнял мое сердце радостью. Сегодня наше крестоносное воинство вступало в священный город!
- Дон Олива, - обратился я к патрону, - а вы разве не поедете в город с королем?
- Чего я в этом городишке не видел? Город как город, как все вонючие восточные городки: грязь, дохлые собаки, пыль, жара, узкие улочки, вонища из каждой подворотни. Нет уж, я лучше дождусь, когда дворец подготовят.
Тогда по наивности я все списал это на хандру маршала. После ранения дон Олива часто пребывал в дурном расположении духа. Хорошо хоть он не воспрепятствовал мне посетить христианские святыни.

В город мы вступили после обеда. Я в страшном нетерпенье приставал к соратникам с расспросами, как пройти туда-то и туда, ну там в сад Гефсиманский или на Голгофу. Но они лишь махали на меня руками и разбегались по жавшимся вдоль улицы домишкам. И тут же внутри поднимался какой-то шум, визг, крик. Я старался не замечать этого и устремился за вереницей наиболее крепких в вере. Оказывается, они шли именно ко Гробу Господню. Удача!
Целый час мы плутали по тесным улочкам в поисках холма. Но ничего похожего на храм найти нам не удавалось. Наконец, озверев, мы схватили какого-то араба, вмазали ему по сусалам, и он с радостью согласился отвести нас «на могилу Исы».
Да-а-а уж, лучше я не буду писать здесь о посетившем меня остром разочаровании, когда мавр ткнул пальцем на покосившуюся от ветхости постройку, вокруг которой гуляли куры. Мы слишком долго шли к тебе, Гроб Господень, слишком долго. Что сотворили с тобой эти варвары?
Со слезами на глазах я повернулся к проводнику, но тот, хвала небесам, поняв, что у меня на уме, подхватил полы халата и припустил вдоль улицы что есть мочи. Не довел до греха, скотина.

***
Но не все складывалось удачно. Через четыре дня пришло известие о потере нами Беершебы, еще через две недели наши войска были выбиты из Аскалона. Передовые разъезды донесли о приближении орды ильхана Йегу.
На лице моего патрона было написано: «Ну, тупицы, не предупреждал ли я вас?» Король хмурился и все грозился «показать этому гаду косоглазому, откуда у ракушек жемчуг сыплется». Но словами делу было помочь нелегко.
Для поднятия боевого духа армия получила время на отдых в Иерусалиме. Перед строем было торжественно объявлено об освобождении из лап неверных герцогств Акаба (здесь я едва не заплакал) и Ултрежурден. Но в армии уже укрепилась вера в правоту маршала. Теперь все думали то же, что и он. А именно, что никакие завоевания не будут прочными, покуда по Палестине разгуливают 50 тысяч мунгалов. Лишним подтверждением этому факту стала утрата Видалем своего архиепископства. На исходе марта 1260 года он сам-друг явился в Иерусалим, где слезно просил прощения у его величества. Вот теперь в правоту маршала поверил и король Бернат.
В апреле армия выступила навстречу орде.

Йегу нас явно поджидал. Буквально через пару недель после выхода из Иерусалима вокруг наших порядков начали кружиться конные лучники врага. Нам оставалось лишь тупо продвигаться вперед под градом стрел (как Крассу в походе на парфян). Боевой дух войска неуклонно снижался. Маршал едва не на коленях умолял короля отступить, пока не поздно.
- Ни за что! Ни шагу назад! Я не отдам приказа об отступлении, - твердил король.
- Тогда солдаты разбегутся без приказа, ваше величество, - хмуро замечал маршал.
- Повешу каждого, кто попытается отступить.
- Веревок не хватит, - прошептал дон Олива, выходя из палатки короля.
Конные разъезды мунгалов истребляли перед нашей армией все живое и мертвое. в небо поднялся дым от сгоравших запасов провизии, а колодцы были завалены мертвечиной. В войсках все громче слышался ропот.
Катастрофа разразилась 1 мая 1260 года. Утром, выскочив по нужде, я не сразу понял, что произошло. А когда понял, было уже поздно. «Черт, теперь поножи заржавеют», - выругался я. – «Впредь надо быть аккур… ОЙ!»
- Дон Олива! – влетел я в палатку. – Там… Там…
- Что там? – вскочил он. – Мунгалы?
- Нет, там никого нету.
- Ну нету, а чего орешь?
- Вы не поняли. Там вообще НИКОГО нету! Все ушли. Ночью.
- Вот ё… - вскочил маршал. – А король?
- Не знаю.
Мы бросились к шатру его величества. Брошенный лагерь вызывал самые гнетущие ассоциации. Было довольно-таки жутковато.
Король Бернат еще спал.
- Ваше величество, - потряс короля за плечо маршал. – Просыпайтесь. Чрезвычайная ситуация. Армия разбежалась.
- Куда? – протер глаза король. – Повесить всех дезертиров. Ровными и красивыми рядами.
- Очнитесь, ваше величество. Кто вешать-то будет? Нас во всем лагере осталось лишь трое. Вы, я да еще мальчишка. Надо не вешать, а сматываться отсюда, пока не поздно.

Дальнейшее было сплошным кошмаром. Мы мчались втроем, опасаясь погони. Слава Богу, мунгалам даже не пришло в голову гнаться за троими беглецами. Они увлеклись ловлей наших дезертиров. Мы скакали мимо столбов, на которых корчились в предсмертных муках бросившие своего короля крестоносцы.
- Надо не забыть благодарственное письмо ильхану послать, - бормотал король. – Уж больно ряды ровные и красивые.
На развилке нам пришлось расстаться. Король поскакал к морю, горя желанием скорее отплыть в Испанию за подкреплениями, а нам с маршалом было приказано пробираться в Иерусалим, который вот-вот должны были осадить мунгалы.
Но прежде чем мы с маршалом пробились к Иерусалиму, нам стало известно о том, что трусливый гарнизон открыл ворота перед ордой ильхана. Святыня была утрачена.

Даты, события, люди

9 ноября 1258 г Получение титула герцог Синай.
10 декабря 1258 г Маршал Олива изранен, управляющий Хайме храбрец.
23 января 1259 г Объявление войны Фатимидам.
Весна 1259 г Появление на театре боевых действий главных сил ильханата.
Конец 1259 г. Захват Иерусалима, получение наградных благочестия и престижа (не помню, сколько). Ильханат: 73 провинции.
1 мая 1260 г Армия короля просто растаяла, словно бы и не было. Ну, не успел я разминуться с ордой, что ж поделаешь.
28 июня 1260 г Иерусалим снова утерян.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 3 (1260-1262)

21.07.2006 11:02

Гм, камрады, прошу прощения, но это - последняя предотпускная глава. С понедельника я в отпуске, и если отбоярюсь от начальства, то уеду в деревню. В городе буду появляться крайне нерегулярно, наскоками. Поэтому заранее прошу мне простить возможные перебои с продолжениями .

Глава 3

Тем страшным летом 1260-го года нам с доном Оливой все-таки посчастливилось улизнуть от шедших за нами по пятам мунгалов. Укрыл нас герцог Акабы Видаль, шестилетний сын нашего короля Берната. Здесь, в прохладе восточных дворцов, у маршала и созрел новый, не побоюсь этого слова, гениальный план борьбы с Ильханатом. Как-то вечером мы коротали с ним время за партией в шахи.
- Дурень я дурень! – вдруг хлопнул себя по лбу дон Олива. Поскольку он в тот момент держал в руке королеву, я напрягся. Еще бы! Проигравший получал десять щелбанов, а рука у маршала была ой какая тяжелая. – Это же надо так сглупить. А?
Я неуверенно пожал плечами, пытаясь понять, надо ли было маршалу так сглупить, а если надо, то как именно.
- А все рана да болезнь. Лет пять назад я бы так не опростоволосился, - марашал с грохотом опустил королеву на доску прямо под удар моего коня. «Заманивает, гад», - мелькнуло у меня.
- Теперь мы ему точно башку расшибем, - потер руки дон Олива. Я судорожно сглотнул, предчувствуя страшную экзекуцию моей несчастной голове. – Нам бы только короля дождаться.
Я поспешно спрятал короля за слона.
- А пока, - вперед, под удар моего кнехта, двинулась ладья маршала, - пусть повоюет кто попроще.
Мой король испуганно метнулся в угол.
- А потом бац! – конь маршала прыгнул прямо в середину моих рядов.
Мой несчастный король уже не знал, куда деваться. «Может, стоило взять королеву», - запоздало подумал я.
- И если ильхан Йегу будет так же любезно тупить, как и ты, мой юный друг, мы отвернем ему башку, - королева маршала ударилась о доску рядом с моим королем, он закачался и упал. – Ту-ду-ту-ту! Капут, как говаривал мой дед со стороны матери. Чуешь, о чем я?
- О щелбанах, сеньор?
- Э… и о них тоже. Но уж после щелбанов…
Через десять минут я с покрасневшим лбом скакал в ставку герцога Крымского с приказом маршала приступить к выполнению нового плана кампании. Он был прост и гениален. Отныне мы сворачиваем фронт в Палестине и на Синае, где сосредоточились основные силы Орды, и бросаем отдельные корпуса вглубь вражеской территории, то есть туда, где сейчас вообще нет никаких сил противника.
- Чем больше корпусов в разных точках Востока, тем лучше.
И первым в прорыв должен был пойти 10-тысячный корпус герцога Крымского. А мы с доном Оливой оставались пока на месте поджидать его величества короля Берната с испанскими подкреплениями.
Ждать пришлось долго, чему залогом мой изрядно посиневший лоб. Однако 1 октября 1260 года пришла долгожданная весть: король высадился в Акре и тут же осадил ее. Мы с маршалом поспешили в ставку короля.

***
Король принял нас радушно:
- Вы не поверите, господа, но я чудесно отдохнул. Сейчас вот Акру возьмем и опять на Иерусалим, вами так бесталанно утерянный.
- Ваше величество, осмелюсь предложить вашему вниманию разработанный мною план противостояния с ильханатом, - и маршал как мог доступно для короля объяснил суть предпринятых им действий. - …Поэтому было бы правильно вам со своей армией идти сейчас в Сирию.
- Обязательно, дорогой мой, - король потрепал маршала по щеке, того передернуло. – Вот только Иерусалим возьму. Дело это интересное и богоугодное. Так ведь, ваше преосвященство?
- Точно так, ваше величество, - согласно кивнул епископ Видаль. Дон Олива бросил на святого отца испепеляющий взгляд. К сожалению, реально взгляд не может не только испепелить, но даже не способен вызвать простого расстройства желудка.
- Они что там, белены (или чего у них в Испании растет) объелись? - ярился маршал спустя полчаса, вышагивая по своей палатке. – На кой им сдался этот Иерусалим? Опять воевать под самым носом орды? Покорнейше благодарю.
- Приходите еще, - машинально ответил я, за что схлопотал преизряднейшую оплеуху.
Однако яриться можно было сколько угодно. Это все равно ничуть не меняло сути дела. Мы остались стоять под Аккрой. Тем временем в Сирии воевал посланный маршалом полководец… Как же его? Не помню. Ладно, пусть остается неизвестным. Так вот, неизвестный полководец 14 октября захватил Сирию. Через месяц королевская армия вступила в Аккру.
Не дав нам даже слегка отдохнуть от тягот осады, его величество погнал армию на Иерусалим. Хм, на сей раз в войсках не чувствовалось былого вдохновения. Новички, только что приплывшие из Испании, еще питали какие-то иллюзии по поводу Гроба Господня и прочей покрытой куриным пометом и помоями атрибутики святого града, но только не мы, ветераны первого взятия. Лично мне было больно еще раз приблизиться к попранным святыням. Кроме того, я разделял взгляды дона Оливы на ведение кампании – идти не на Иерусалим, а вглубь владений ильхана. Идущая на Аккру орда обещала сделать Иерусалим и нашим гробом тоже. Вся беда в том, что у меня не было гарантии воскреснуть через три дня или хотя бы надежды, что мой гроб тоже будут писать с большой буквы.
Как бы то ни было, но, к моему сожалению, 27 ноября 1260 года мы снова стояли под стенами Иерусалима.
- Надо было их еще в прошлый раз сровнять с землей, - заметил, осматривая укрепления врага, дон Олива.
- Тем меньше было бы нам чести и славы, - бодрился король.
Маршал удивленно смотрел на монарха и шептал едва слышно:
- Ну надо же, какие вумные слова наш король знает. Еще бы знал, что они означают… вояка. Говорю ему: пошли в Сирию, там тепло, там яблоки. Так ведь нет! Давайте еще раз влезем на эти стены и изнасилуем по второму кругу местных женщин. Тьфу! А пока мы тут сидим у нас шведы Кемь… то есть мунгалы Ултрежурден взяли.
И правда, 4 декабря 1260 года пришло к нам известие о падении вышеупомянутого герцогства. Говорили, что ильхан Йегу не помиловал никого из захваченных христиан, а повелел «развесить их ровными и красивыми рядами на усладу королю Бернату». И даже обещался вскорости быть в Аккре или даже под Иерусалимом, чтобы лично сопроводить нашего короля полюбоваться на красоту рядов повешенных. «Я, видите ли, ценю его мнение в этом вопросе, как знатока», - говорил ильхан своим приближенным.
По поводу этой трагедии маршал предложил вызвать дополнительные подкрепления… хотя бы из Бретани. И вскоре пришлось ворчливым бретонским баронам садиться на коней и ехать за тридевять морей спасать свои души. (Впрочем, сомневаюсь, чтобы они преуспели в этом).
Однако не одни лишь плохие новости поднимали короля с походного ложа. 29 декабря в честь взятия каким-то неизвестным полководцем провинции Друз решено было провести торжественную церемонию создания герцогства Сирия. Оно было пожаловано шестилетнему принцу Видалю, сопровождающему отца в походе. Маршал Олива лишь хмыкал в усы и умилялся моему юношескому восхищению благолепием церемонии.
- Погодите, придет ужо ильхан, развесит всех нас ровными и красивыми рядами. Так то еще благолепнее будет.
- Почему?
- Да потому что это - правда, а ваша церемония – пшик на палочке. Тьфу на вас на всех. Рана у меня болит, пойду на горшке посижу.
Время не замедлило подтвердить правоту маршала. Уже 15 января 1261 года мунгалы захватили графство Сирия и двинули на Друз.

***
21 января 1261 года счастливые женщины Иерусалима были вознаграждены за долгое терпение: наши доблестные испанские мачо перелезли через стены и тут же разбежались во все стороны, не пропуская ни одной подворотни, ни одной двери, и ни одной… Короче, не пропуская ни одной. Иерусалим снова был свободен и наполнен стенаниями несчастных обывателей.
В тот же вечер мне посчастливилось стать свидетелем примечательнейшей беседы, завязавшейся между маршалом Оливой и епископом Видалем.
- Ваше преосвященство, прошу вас, умерьте свой неуместный на войне религиозный пыл. Хватит уже совращать его величество на освобождение никому не нужных «святых мест».
- Как, вы не признаете святости святых мест? – ужаснулся епископ.
- Для меня на войне существуют лишь стратегические пункты и удобные базы снабжения. А места, где тысячу лет назад закопали очередного религиозного фанатика, уверяю вас, не имеют совершенно никакой ценности.
- Дон Олива, да вы безбожник еще страшнее легендарного д’Эсэна, - при этих словах епископ старательно обмахнул себя крестом. – Как вы можете так отзываться о земле, политой кровью святых мучеников? Да что там мучеников, самого Иисуса Христа!
- Ихняя кровь высохла давным давно, а вот нашей литься уже вскорости, ваше преосвященство. Не лучше ли оставить святых угодников в стороне и позволить нам сохранить побольше крови наших современников?
- Поймите же, дон Олива, что мы все будем спасены, если возьмем на себя оборону святых мест.
- Это вы только что сами придумали или как?
- Боже мой, да это слово Господне.
- Сами слышали? – маршал откровенно потешался над его преосвященством.
- Дон Олива!.. – епископ начал задыхаться. – Нельзя же так. Это слышали те самые угодники, чьи могилы мы должны защитить.
- Так, слышали мы про этих «угодников». Соберется кучка седобородых умников и давай в божьи угодники производить. А Бога-то спросить не забыли угодны ли ему те самые угодники?
- Но знамения над могилами…
- Сами видели? А вы точно уверены, что правильно их трактовали? Вот вы лично точно знаете, что именно Бог говорит нам своими знамениями. Если точно уверены, то не подскажете ли мне, убогому, где бы приобресть такую уверенность? Монастырей не предлагать – ибо не люблю ленной и праздной жизни.
- Да вы в Бога-то верите ли?
- В Бога-то я верю. Но верить в измышления кучки высокоумствующих старикашек – увольте, и так живот болит, а тут еще вы бред несете.
На это уже епископ ничего не ответил. Он стрелой вылетел из залы, хлопнув дверью так, что облицовка посыпалась. Помню, я просто-таки с ужасом взирал на своего патрона.
- Что, пацан, в штаны наложил? – усмехнулся маршал. – Поди думаешь, что этот святоша меня от церкви отлучит? – Я судорожно кивнул и перекрестился. – Ну, уж это ему дудки. А мунгалов воевать кто пойдет? Он что ли? Ха! Посмотрел бы я на это. Так что не трусь, мы еще повоюем. А ты учись, парень, а то так и будешь мечи подавать.

Господи, прошло уже так много лет, а все еще с величайшей благодарностью вспоминаю этого удивительного человека, моего учителя. Кем бы я был без него? Где бы была Испания без него? До куда бы дошли мунгалы без него? Прости ему его прегрешения, Господи, вольные и невольные.

***
Однако пересилить влияния епископа маршалу не удалось, и королевская армия направилась к Яффе. И началась очередная нуднющая осада. Слава Господу, гарнизон противника не был настроен стоять до последнего, и крепость сдалась 27 марта 1261 года, то есть ровно через год после потери епископом Видалем архиепископства Аскалон. Тут уж наш государь не преминул блеснуть остроумием. Сразу же по окончании благодарственной службы он подозвал к себе епископа:
- Ваше преосвященство, и я и вся Испания не могут не признать ваших заслуг в освобождении Святой Земли.
- Что вы, ваше величество, - скромно потупился епископ. – Я лишь стараюсь служить Господу и вам в меру своих сил.
- Какой достойный ответ, а, господа? – король обвел взглядом свое окружение. Послышались одобрительные возгласы. – Нет, определенно вы, ваше преосвященство, заслуживаете канонизации. Эх, поскорее бы, а? Да шучу, шучу, - улыбнулся король, - вы нам еще нужны живым. И знаете зачем?
- Зачем? – насторожился епископ. И правильно насторожился.
- Как зачем? А на кого я могу оставить освобожденный Гроб Господень? Только на вас. И не спорить, все равно других достойных кандидатов нет, дорогой вы мой архиепископ Палестинский.
- Но мунгалы… - пролепетал несчастный архиепископ, - орда… Они же придут сюда, как пришли в Аскалон. Мы все погибнем.
- И прекрасно, - успокоил его король, - тем скорее мы сможем канонизировать вас, ваше преосвященство. А мы уйдем на север.
- Я с удовольствием приду поклониться вашей святой крови, - хохотнул и маршал на прощание.
Тогда я думал, что больше не увижу старика-епископа, но… Впрочем, всему свое время и место. А кому не интересно, так ведь я и не просил вас читать, но все же благодарен вам за то, что вы добрались до этих строк. Вы - настоящие камрады, как говорят у нас в Испании

.

Королевская армия пошла на север. Это тем более соответствовало плану маршала, что стало известно: отряды бретонцев уже на подходе. Им была назначена цель – Триполи. Король (хотя на самом деле, дон Олива) решил прикрыть их высадку осадой Тира. Противостояние продолжалось. Мы были преисполнены решимости надрать… как это по-латыни… впрочем, не так уж и важно, что мы собирались надрать мунгалам. Все одно это они нам надрали все, что только смогли, до чего дотянулись их грязные лапы. Но обо всем по порядку.

***
Буквально через месяц после взятия Яффы мы потеряли герцогство Акаба. Еще одна дорога украсилась ровными и красивыми рядами, что не могло не радовать стервятников и не внушать нам уныние.
Однако как следует поунывать нам не удалось, ибо маршал Олива погнал нас вперед с удвоенной скоростью. В июне под Триполи высадился Филипп Бретонский, 4 июля мы взяли Тир, 9 июля неизвестно кто захватил Неджеф, 26 июля бретонцы вошли в Триполи. Вроде бы было все не так уж и плохо. Какое там плохо, все было даже еще хуже, чем плохо. В течение лета два наших корпуса (крымцев и неизвестного) были уничтожены ордой ильхана Йегу. Занятые нами в Палестине города начали сдаваться один за другим. Основные силы мунгалов опять начали подбираться вплотную к нам. Приходилось срочно уходить все дальше на восток. Несчастный архиепископ Видаль слал истеричные просьбы помощи, на что ему был послан проект саркофага. Проект старика явно не удовлетворил, и он впал в состояние депрессии.
На смену погибщим отрядам были вызваны ополчения из Туниса, а мы с королевской армией и отрядами бретонцев отходили в Сирию. Пока ильхан наводил порядок в Тире, нам удалось овладеть тремя сирийскими городами и вторично провозгласить создание одноименного герцогства. добровольцев занять опасный трон не находилось, поэтому корона досталась семилетнему принцу Видалю. Это событие совпало с Рождеством 1261 года.
В Сирии войскам был дан небольшой отдых. Король и маршал ожидали дальнейшего развития обстановки, дабы лучше определиться с целями на грядущий 1262 год.

Ждали, ждали мы развития событий и дождались… второго пришествия епископа Видаля. 20 января 1262 года этот незадачливый старик показался ввиду лагеря, восседая верхом на осле в задранной до колен рваной сутане.
- Кого я вижу? – приветствовал его маршал. – Любезнейший епископ. И почему я не удивлен? Никак приехали поклониться местам, помнящим Симеона Столпника?
- Не ехидствуйте, дон Олива, - смиренно проговорил епископ. – Все бренно под небом Господним. Вчера я восседал в величайшем граде мира, а сегодня тащусь по земля на осляти…
- …аки Иисус Христос. Понятно. Профукал святой отец Иерусалим. Не удивительно. И ныне притащился просить нас опять пролить кровь за пыльные улочки погрязшего в вони городка?
- Побойтесь Бога, дон Олива.
- Бога-то не бояться, а любить надобно, святой отец. А боюсь я орды ильхана, ныне, по всей видимости, шастающей в окрестностях святого града.
- Святой Симеон вложит в наши сердца…
- Святой Симеон скоро уж тыщу лет как помер на своем столбе. И ничего нам вложить не сможет, а вот мунгалы еще как вложат. А потом догонят и еще раз вложат, но уже больнее. И вообще, слезайте-ка, святой отец, с осла – уж больно нелепо вы смотритесь с задранной сутаной, рассуждающий о божественном. Идите ко мне в шатер, умойтесь. И бегом на ковер, люлей от короля получать. Крепитесь, в случае чего мы вас обязательно канонизируем.
При упоминании короля епископ как-то весь сжался и поник. Я помог ему слезть с осла. Гнусная животина уже успела справить естественную надобность, пока епископ и маршал обменивались колкостями. В эту самую надобность и ступил отец Видаль.
- Господи, ну почему я? – простонал он.
- Крепитесь, отец. Святые затворники вообще сидели в пещерках на кучах дерьма, и ничего, только святее стали, - поддержал его маршал.
Но это утешение мало помогло епископу в свете предстоящего разноса от государя. Шум был слышен далеко за пределами королевского шатра. «Я тебе второе архиепископство давал, а ты его проср… Бездарь! Никчемный святоша! Крякозябра криволапая!» - ярился король. – «Ты у меня до скончания века будешь нужники монастырские чистить!» Епископ лепетал что-то вроде «Да я же предупреждал… Да вот маршал, скотина такая, прости Господи, не помог», и еще много чего в том же духе.
И только-только начал спадать накал страстей, как – бац! – 4 февраля пало герцогство Тир. Ну, уж сынишку своего семилетнего король ругать не стал, а вот советников его… Да, да, ровными и красивыми рядами. Так что еще повезло его преосвященству, легко отделался. Лучше уж нужники чистить монастырские, чем быть канонизированным раньше срока.

Даты, события, люди

С лета 1260 г Новая стратегия войны с ильханатом. Устремляемся несколькими десятитысячными корпусами вглубь их территории. Туда, где вообще нет никаких их сил.
1 октября 1260 г Король прибывает в Палестину со свежими силами.
21 января 1261 г Вторичное занятие Иерусалима.
1 мая 1261 г Ильханат: 77 провинций, 96677 воинов.
20 января 1262 г Иерусалим вторично утерян.[Исправлено: Avar, 23.07.2006 19:48]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 4 (1262-1265)

25.07.2006 08:06

Поскольку не успел я выйти в отпуск, как начальство уже соскучилось, отметим это дело новой главой... с искренней надеждой на изрядную задержку с продолжением .

Глава 4

О том, как обозленный на врага король Бернат захватил и разграбил Амман и Керак, я лучше умолчу, ибо эта книга может попасть в руки детям. Тем же временем маршал Олива радовался, что орда поползла за бретонцами в Сирию. Мы повернули на юг, где 5 августа 1262 года было вторично провозглашено создание герцогства Ултрежурден. И это не осталось без внимания ильхана – орда внезапно оставила Сирию и повернула вслед за нами. Мы спешно свернули шатры и подрап… то есть отступили в Петру, где и остались стоять, наблюдая за действиями мунгалов.
День шел за днем. И 4 декабря 1262 года стало нам известно о смерти королевы-матери, герцогини Эльрифской Эсклармунды. Старая королева оставила сыну в наследство герцогство и почти три тысячи реалов. Кому же достанется все это? – волновался двор.
- Я бы мог нести свет христианства берберам, - скромно предлагал свои услуги епископ Видаль.
Маршал же над ним подшучивал:
- Ваше преосвященство, в половине Эль-Рифа уже христианство. А вот в освобождаемом нами ныне герцогстве Петра сплошь муслимы. Может, вы не за берберов, а за мунгалов возьметесь. Ой как им христианство надобно. Может, тогда они нас возлюбят. Да и к нам поближе будете. Чай, зачахнете в Эль-Рифе без моего общества.
- Уж как-нибудь с Господней помощью выдержу, - гордо отвечал епископ.
Однако шути, не шути, а интрига все еще оставалась. о решении государя маршал послал узнать меня. Хм, шутка ли, мне, бедному дворянину, узнать о решении короля, да еще из первых рук! Но я не отчаивался. У меня были свои связи в королевской палатке.
Вот так и оказался я в тот вечер у входа в королевский шатер. было довольно-таки прохладно. Я вземерз, аки цуцик. Но мое терпение было вознаграждено. Полог шатра колыхнулся и наружу выползла та, которую я ждал – известная всему лагерю своим легким поведением некая Беатру. Сколько ей было лет, пожалуй, так вот просто и не угадаешь. Еще труднее было угадать, скольких она порадовала теплом своего пышного тела.
Раздумывая, как бы половчее начать разговор, я приобнял ее за с трудом угадывавшуюся талию. И тут же схлопотал коленкой в… Короче, искры посыпались у меня из глаз, хотя горячо было гораздо ниже.
- Руки! Мыл?
- Ёёё!.. – с трудом выдохнул я. – Ззаччем? Раньше и так можно было.
- Раньше я герцогиней Эльрифской не была. Так что теперь – только с мытыми руками, хам!
- Дык за что ж это тебя его величество так? – удивлению моему не было предела.
- Значит, было за что, - загадочно усмехнулась герцогиня, поправляя лиф платья.

- О как, - хохотал спустя пять минут маршал. – Значит теперь мы все ей должны будем ручку целовать, а не… Впрочем, тебе уже все равно в ближайшие две недели общаться придется не с герцогинями, а с компрессами.

***
Как бы то ни было, а молодой организм взял свое. И очень даже быстро. Уже через пять дней о моей неудаче свидетельствовал лишь огромный синяк. на крайний случай, я решил отбрехаться, мол, на седло неловко вскочил. Но к моему великому сожалению, новоявленная герцогиня вместе с титулом отнюдь не приобрела хороших манер. как была сплетницей, так ей и осталась. Через неделю уже весь лагерь знал о постигшем меня несчастье. Насмешки преследовали меня повсюду. При моем появлении даже сопливые оруженосцы хватались за пах и со стонами начинали кувыркаться по земле, а затем, засунув в штаны сумку с овсом, принимались ходить взад и вперед, переваливаясь и морщась.
Конец моему позору наступил 28 января 1263 года. В тот день в лагерь примчался гонец с известием о падении герцогства Ултрежурден. Тут уж про меня мигом забыли. Король немедля приказал выступать в прямо противоположном направлении, на Арар, находившийся под защитой относительно слабого гарнизона.
И так нам хотелось поскорее укрыться за стенами города, что Арар пал в считанные недели, 23 марта 1263 года. И тут же герцогом, вернее, архиепископом Петры был провозглашен наш любимый епископ Видаль. Видели бы вы его лицо в момент произнесения речи государем:
- …И невзирая на прошлые огрехи вверяю тебе эту землю, обильно политую кровью святых угодников. И выражаю надежду, что не за горами тот день, когда мы сможем причислить к лику святых нашего достойнейшего из епископов. Я сам, лично, прикажу построить храм его имени, и это будет величайшее сооружение под небесами. Во имя Отца и Сына и Святого Духа…
- Аминь, - дрожащим голосом пролепетал будущий святой Видаль.

В тот же день, вечером, мы с маршалом, как водится, ужинали у епископа.
- Да, - чавкая бормотал маршал, - это же надо, что бы мне, и так повезло? У меня будет друг – святой угодник. Обалдеть. Кому скажешь - не поверят. А вы чего, ваше преосвященство, плохо кушаете?
- Да так, аппетита нет. Да и Пост на дворе.
- Ну так то – на дворе, - хохотнул маршал, - а в доме-то можно. Ну-ка, дружище, - обратился он ко мне, - плесни мне во-о-он из того кувшина. Мда, а вино-то у епископа Петры что надо! Не забыть бы взять бочоночек: поместим его в храме Святого Видаля – ну, естественно, когда он святым станет – и будем им причащаться по большим праздникам. А вот скажите-ка мне, святой отец, кто вообще решает, кто святой, а кто нет?
- Ну… Бог.
- Это-то мне понятно, что Бог. Я спрашиваю, кто решает? Кто пергамент подписывает?
- Ну, собор.
- Ага, значит, собор. Стало быть, ежели собор не подпишет пергамента, то и не бывать вам святым?
- Стало быть, так, - недовольно пробурчал епископ. Разговор о канонизации окончательно выбил его из равновесия.
- А ежели Бог все-таки будет настаивать, то как это у него получится?
- Ну, чудеса над могилой, мощи нетленные…
- Так, парень, - кивнул мне маршал, - запиши: не забыть раскопать могилу епископа, если седобородые завистники не подпишут пергамента. Мы им такие мощи покажем, что вмиг все сомнения пройдут. Только вот если там будет полуразложившийся труп…
- Да прекратите же, дон Олива! – вскричал вдруг епископ. – Дайте сначала помереть спокойно.
- Да, да, конечно, помирайте, сколько вам вздумается. Мы мешать не будем. Пошли, парень. Да, чуть не забыл. Ваше преосвященство, так пришлете бочоночек вина для храма?
- Пришлю, только уйдите, ради Бога, богохульник вы эдакий. Гореть вам синим пламенем.
- Ммм, не хочу синим. Вы там, на небесах, замолвите за меня словечко. Так и скажите, дон Олива де Соли просил, оранжевое пламя. Чай, вас послушают – вы без пяти минут угодник.
И хохоча маршал вышел из покоев епископа.

***
Лето 1263 года, по словам дона Оливы, должно было показать, кто кого. Именно этим летом получал окончательное развитие его план удара в самое сердце владений ильхана – князь Киевский выходил на восточное побережье Каспия, в провинцию Эмба. Противопоставить этому удару мунгалам было нечего. И хотя в июне же под ударами тартаров пало герцогство Синай, а количество городов, подвластных ильхану достигло небывалого числа – 80, мы твердо уверились в победе. Неизвестным оставалось лишь количество жертв, потребных для победы.
Первая жертва грядущей победы явилась в ставку короля в сентябре. Это был никто иной как сам епископ Видаль.
- И почему я опять не удивлен? – поприветствовал его маршал. – Ваше преосвященство, опять скромно отмазались от возможности стать святым угодником. Ну, значит, правильно мы то вино выпили. Ну, подите умойтесь с дороги и шагом марш люлей получать.
На епископа было жалко смотреть. Он как-то сгорбился и резко постарел. Еще бы! Дело-то нешутейное – потерять три архиепископства одно за другим. И это с нашим-то королем Бернатом и его тягой к ровным и красивым рядам. Не каждый сможет пережить такое. Либо сам станет частью вышеупомянутых рядов, либо от греха подальше сойдет с ума – тогда какой с него спрос?
- Что же мне делать-то с тобой, горе ты мое луковое? – сокрушался король, посматривая на епископа. Мы с маршалом только что вошли в королевский шатер, имея надобность в военном совете. – Может, повесить тебя, чтобы больше не мучался? так, вам чего? – повернулся его величество к дону Оливе.
- Ваше величество, - решил начать с хорошего маршал, - князь Киевский овладел Эмбой, а граф Шарукани захватил Арал.
- Отлично, - улыбнулся король. И видя его доброе расположение, маршал вывалил главное:
- Ваше величество, бунт в Саламанке. Мужичье взялось за косы и вилы, жжет и грабит усадьбы.
- Ну и? Ко мне-то вы зачем пришли?
- Просить распоряжений относительно мятежа.
- Дон Олива, вот вы вроде бы опытный вояка, а такую ерунду несете. Какие еще могут быть распоряжения? Полк солдат, бочку вазелина – всего и делов. Мне что ли вас учить?
- Понял, ваше величество.
- Выполняйте. Так, - вспомнил король о епископе, - а ты прочь с глаз моих, покуда у меня настроение хорошее.
Отца Видаля словно ветром сдуло. Остался лишь едва уловимый запах его испуга. Мы вышли следом за ним.

События продолжали развиваться своим чередом. Город за городом переходила в наши руки Средняя Азия. Почувствовав запах победы, войну Ильханату начали объявлять вассалы нашего короля. Сам его величество Бернат шел все дальше и дальше, и в ноябре 1263 года мы уже находились под стенами Багдада.
Этот город ислама, ишаков и гаремов манил нас, молодцов, прохладой дворцов и богатствами купцов. Кроме того, поблизости не было замечено ни одного мунгальского разъезда. Поэтому мы надеялись отдохнуть в Багдаде в наше удовольствие. Комендант гарнизона не слишком препятствовал нам в этом и 9 декабря открыл ворота, за что и был тут же вздернут на них. И правильно – раньше надо было думать.
Святынь мы здесь встретить не ожидали, поэтому ничто не мешало нам разбрестись по городу в поисках восточных удовольствий. Я с партией товарищей вломился в какую-то чайхану. Мы подвесили ее хозяина за ноги и, угрожая смертью, потребовали удовольствий. Он визжал как свинья, уверял, что у него ничего нет, предлагал нам в качестве удовольствия себя. И быть бы ему тут вздернутому уже не за ноги, а за шею, если бы не но…
В тот самый момент, когда я в порыве ярости схватился за рукоять меча, на мои плечи вдруг навалилась невиданная тяжесть. Ноги мои подогнулись, и я рухнул на землю. Рядом раздался голос:
- Мародеры! Всех взять и повесить по милостивейшему повелению господина.
- Какого еще господина? – прохрипел я.
- Молчи … очень нехорошее слово
Меня рывком подняли на ноги, предварительно связав руки за спиной. «Что тут происходит?»
- Да я самому маршалу пожалуюсь!
- Класть мы хотели на твоего маршала. У нас свой господин. Ребята, снимайте араба и давайте веревку сюда. Здесь какой-то ерепенистый мародер попался.
- Вы что, серьезно?
- Очень, - раздалось у входа. – Во имя Божье все мародеры должны подвергнуться возмездию.
Державшие меня стражники почтительно склонились перед вошедшим.
- Отец Видаль? – изумился я. – Епископ?
- Архиепископ, - приподнял палец Видаль, - архиепископ Багдада. так-то! По велению его величества. Мда, а это никак юный друг маршала? Ай-ай-ай, молодой человек. Нехорошо-с. То-то дон Олива расстроится, когда ему доложат, что тебя банально вздернули за мародерство. Может, покаешься?
- О, охотно, - уцепился я за спасительную мысль. – Чесслово, я больше так не буду.
- Ммм, - поморщился епископ, - видна школа безбожного маршала. Кто же так кается? Ну да ладно, развяжите этого.
Мои подельники немедля завопили:
- Мы тоже каемся! Ваше высокопреосвященство!
- Тоже знакомые маршала? – осведомился у меня епископ.
- Никак нет, мародеры чистой воды, - не стал я лгать.
- Повесить во славу Божью.

В палатке меня уже поджидал маршал.
- Отличился? Молодец! Едва не допрыгался… грабитель, ха-ха. А Видаль тоже та еще штучка. Стручок стручком, а уж четвертое архиепископство профукивать собрался. Уважаю.

***
1264 год окончательно развернул лицом к нам, а этой самой к мунгалам. Королевская армия господствовала в Месопотамии, русские вассалы короля – в каракумских песках, несколько отрядов смертников продолжали кружить ильхана в Палестине.
В самом начале года король отправил какое-то послание своему управляющему, Хайме де Луне. О чем говорилось в письме, мы узнали из ответа шепелявого управляющего:
«Вафе велифефтво, как вы и прикавали, фобрали мы тут фо вфей Ифпанфкой вемли фамых богатых дураков. Как ве они обрадовалифь, когда я им фкавал, фто король хофет ф ними пофовефятьфа. Пять дней они фево-то там обфувдали, вырабатывали регламент, повефтку. А на фефтой день вофол я в вдание, где вафедали эти Фтаты, ф фотенкой гвардейфев и выфтавил им фтет на пять тыфять реалов. Порыапалифь, поругалифь, конефно, но деньги нафяли вдавать пофле того, как мои молодфы ввернули в петле пару фамых крикливых. Нафобирали 4878 реалов, хотя и рафдели их донага. Пофылаю деньги вафему велифефтву.
P.F. Они ефе ваф обвывают капривным дефпотом».
- Пущай называют, - потирал руки король, - лишь бы деньги платили. А молодец все-таки у меня управляющий: и денег добыл и исправляется понемногу. Вон 4878 уже цифрами написал, а то я долго бы разбирал, сколько там чего.
На вырученные деньги 23 февраля 1264 года была проведена торжественная церемония провозглашения трех герцогств: Хорезм, Синай и Сирия. К 1 марта количество городов у ильхана снизилось с 80 до 69. Чувствовался перелом в войне.

19 апреля короля «порадовал» сын Матеу. Он наконец-то закончил образование. Хотя учителя и говорили о его блестящих успехах, но меж придворными за принцем накрепко закрепилась репутация пустозвона.
В честь завершения образования его величество пожаловал наследнику герцогство Толедо. Герцогств ему теперь было не жаль. В июне к их числу еще присоединился Дамаск. А 17 августа 1264 года тартарам был нанесен сильный удар – граф Шаруканский захватил Бухару, колыбель ильханата.
Эти наши успехи привели к величайшему дню эпохи Противостояния, как я ее называю. 9 сентября 1264 года его величество король Бернат возложил на себя короны королевств Трансоксания и Аравия, герцогств Медина и Акаба. Территория ильханата сократилась до 60 городов.
А к новому году подоспел подарок – неизвестный полководец освободил Иерусалим. На этот раз, кажется, навовсе. Герцогом Палестины стал сын короля Видаль.
Так закончился 1264 год.

***
Но все радости для меня омрачились обострившимся состоянием дона Оливы. Зимой он окончательно слег, потеряв интерес к делам. Мне приходилось сидеть рядом с ним, поднося и вынося. О, как же мне хотелось оказаться в этот момент в Палестине, где совокупные силы нескольких герцогов загнали в окружение десятитысячный отряд мунгалов. После короткой перестрелки мунгалы попытались отступить и… не нашли куда. Корпус врага был рассеян полностью.
И я в это горячее время просиживал рядом с постелью умирающего! Кое-какое оживление в нашу будничность вносили гонцы с театра боевых действий. От них летом 1265 года мы узнали о появлении во владениях принца Видаля рыцарских орденов Тамплиеров и Иоаннитов. Про них маршал выговаривал заехавшему в гости архиепископу Видалю:
- Гм, охотно верю в искренность первых членов этих орденов, но опыт прибалтийских братьев подсказывает мне, что в конце концов все это предприятие выльется в банальное барство рыцарствующих монахов и в полное распутство монашествующих рыцарей.
- Дон Олива, негоже так про освященную понтификом организацию. Вот, к примеру, вы ничего плохого не говорите же об инквизиции.
- Ха, попробовал бы! Чай, наши инквизиторы еще не до конца растеряли навыки, привитые им незабвенной памяти отцом Эстебаном де Мендоса. Я уж не говорю о том, что на стенах пыточных камер красуются портреты грозящего еретикам пальцем рыжего Мигеля. Впрочем, что это мы все на покойницкие темы? Успею еще на них насмотреться на том свете. Лучше, расскажите-ка, отец Видаль, как вам архиепископствуется. Много ли монастырей женских основали?
- Бог вам судья, дон Олива, за ваши нехорошие намеки. А архиепископствуется мне неплохо. С тех пор, как наш пресветлый король Бернат начал одолевать неверных, у меня немного отпустило…
- Нужник-то по такому поводу, надеюсь, недалеко от своих палат построили?
- Дон Олива, вам не сквернословить, а о Боге думать сейчас надобно.
- Ой, вы-то о нем, наверное, часто думаете.
- Постоянно.
- Оно и видно. Вы вместо постоянных размышлений о Боге раздали бы лучше свое имущество нищим – то, пожалуй, угоднее Богу-то было бы. А то понатащат в храмы злата-серебра, и говорят после того о Христе. А Христос-то, поди, не украшал себя бриллиантами.
- Наша церковь должна внушать уважение и трепет.
- Это кто вам такую ересь внушил? Только не говорите, что Иисус. Он-то как раз таких философов палкой из храма выгонял.
- Скорблю о вашей душе, дон Олива. Господь вам не простит ваших прегрешений, - встал епископ.
- Вас не спросит, - проводил его маршал.

И потянулись дальше скучные и однообразные дни. Маршалу становилось все хуже и хуже. Я хотел позвать священника, дабы патрон смог облегчить душу исповедью, но он заявил, что сделал достаточно хорошего, чтобы не прибегать к помощи «всяких там разных погрязших в гордыне церковников». Он так и скончался, не причастившись Святых Тайн, о чем я тогда скорбел всем сердцем. И до сих пор я молю Господа простить ему его прегрешения вольные и невольные и взять его душу к себе.

Даты, события, люди

4 декабря 1262 г Смерть королевы-матери Эсклармунды, герцогини Эль-Рифа. Наследство: герцогство плюс 2824 монеты.
май 1263 г Появление первого нашего корпуса в Закаспии. теперь-то орде конец.
3 июня 1263 г Ильханат: 80 провинций и 65873 воина. Золотая Орда осела, наплодив вассалов и продолжая войну с Византией.
1263 г Полный распад Германии. Нет больше такого королевства, не выдержала своего собственного веса.
21 февраля 1264 г Крупный взнос с генеральных Штатов. 4878 монет. Король Бернат – капризный деспот.
1 марта 1264 г Ильханат: 69 провинций и 65 тыс. воинов. Вот он, результат выхода в Среднюю Азию!
9 сентября 1264 г Получение титулов короля Трансоксании и Аравии.
13 октября 1264 г Ильханат: 58 провинций и 64 тысячи войска.
17 марта 1265 г Ильханат: 53 провинции и 53451 воин. Десятитысячный корпус монголов с низкой моралью попал в окружение и исчез после поражения. Хм, надо запомнить.
4 декабря 1265 г Смерть маршала Оливы де Соли.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 25.07.2006 09:04]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 5 (1265-1269)

01.08.2006 08:31

Глава 5

4 декабря 1265 года умер маршал Олива де Соли, мой покровитель и наставник. Человек, приблизивший нас к победе, но так и не увидевший ее. Как же мне было горько и досадно, что дон Олива не вернется с нами домой. Хотя, извините, опять заврался. Если честно, то в 23 года меня больше волновал вопрос, а как же я? Служба моя при маршале была лучше и желать нечего, толстел так, что в доспехи переставал влезать. А как же сложится моя судьба теперь при новом маршале. Да, кстати, а кто у нас будет новым маршалом? Именно этот вопрос стоял сейчас перед его величеством королем Бернатом.
Собственно, выбирать ему было не из кого. При дворе было только два гранда, имевших достаточный вес для занятия маршальской должности. Первый из них – управляющий Хайме де Луна – никак не мог быть привлечен к службе. И препятствием была даже не его необходимость в управлении хозяйством, а ставшая притчей во языцех шепелявость. Стоило лишь королю представить, как Хайме командует что-то вроде: «Равгромим врага! На фтурм! Пофяды не давать!», как у монарха сводило судорогой лицо:
- Ну его к черту, еще так позориться!
Вторым кабальеро, если можно так сказать, был некто Идрис, упертый мусульманин. Как не пытался повлиять на него епископ Видаль, этот мавр все равно выгуливался по дворцу в чалме, молился пять раз в день глядя в сторону Мекки, не ел свинины, не пил вина. Ну какой же это маршал? Чалма? Пусть. Молится аллаху? Король и на это мог закрыть глаза. Не ест свинины? Нам больше останется. Но не пить вина… Какой же это маршал? Да его лошади засмеют, не то что доблестные рыцари.
- Ну вот что, братец, - хлопнул меня по плечу король, - ты был близок к дону Оливе. Вот и бери покамест дела на себя. Обо всем будешь докладывать лично мне. А там – поглядим, может, кого и назначу на должность маршала.
Честно говоря, я просто обалдел от оказанного доверия. Еще через секунду мне стало жутко: а ну как опростоволосюсь? У его величества расправа скорая. Не успеет отец Видаль «Отче наш» прочитать, как буду уже болтаться… в ровных и красивых рядах. Боже, помоги мне.

И закипела служба. Только теперь я понял, насколько тяжело приходилось моему патрону, да еще больному и израненному. Донесения приходили ежедневно в больших количествах. Все требовали припасов, денег, распоряжений. Пугали стоящими перед ними ордами мунгалов, даже если тех реально было не более трехсот. Дела о мародерах также поступали прямо ко мне. Как же было жаль этих молодых парней, дорвавшихся до обещанных восточных гаремов. Однако делать было нечего: либо я вывешиваю ровные и красивые ряды, либо сам становлюсь их достойным украшением.
Хорошо хоть мунгалы не доставляли мне особых забот. К 1 января 1266 года количество городов, подвластных ильхану снизилось до 47. К этому же моменту скончался и их первый ильхан Йегу, оставив престол двухлетнему наследнику. Не оставил нас Господь, услышал молитвы отца Видаля.
Почувствовав победу, на труп Ильханата начали слетаться коршуны. 28 января ко мне явился представитель Ордена тамплиеров. Магистр предлагал мне 200 рыцарей, в случае отказа угрожая повредить благочестию нашего государя. Пришлось зачислить вымогателей на довольствие. Однако слабость воли – это вам не слабость желудка. Проявленная однажды она непременно снова даст о себе знать. 7 февраля в палатку ко мне вломился, грохоча латами, бородатый здоровяк с белым крестом на плаще. Ни тебе здрасьти, ни будьте любезны, а:
- Я не позволю! – заорал он на меня. – Кто тут у вас за главного?
- Ну, я, - голос у меня, надо признаться, дрогнул.
- Врешь! – не поверил здоровяк.
- Вот те крест.
- Крестов у меня и своих хватает, сопляк. Но раз ты тут за главного, изволь-ка выдать моим парням довольствие.
- Каким парням?
- Моим иоаннитам!
- Извините, но на каком основании?
- Так, ты де Пейну дал? Дал. Вот и мне дашь. А не то… - его увесистый кулак совершил несколько замысловатых фортелей перед моим носом.
- Конечно, конечно, - что мне еще оставалось отвечать?
Так моя армия пополнилась четырьмя сотнями орденских братьев, тамплиеров и иоаннитов. Братья попались заносчивые, приказов не слушали, затевали драки, обижали обывателей. Пришлось от греха подальше отправить их на осаду Дамаска, под личный надзор короля Берната. там они присмирели. Конечно, не сразу, а только после того, как за лагерным рвом появился первый ровный и красивый ряд наказанных.
Только я перевел дух, как стало известно, что набираемые в Испании добровольцы абсолютно добровольно спалили лесопилку в Саламанке. Денег у меня восстановить ее не было, поэтому пришлось ехать к королю, в лагерь под Дамаском.

***
Короля я застал в настроении «не влезай – убью!»
- Ну, влезай, влезай, - поманил он меня пальцем, заметив мою голову в дверях. – С чем пожаловал?
- У меня две новости, ваше…
- Так, не тяни. Начинай сразу с плохой, пока палач под рукой.
- Какие-то негодяи спалили лесопилку в Саламанке.
- Это – плохая? – уточнил король.
- Да, ваше величество, - зажмурился я.
- Ерунда. Пара сотен реалов… пусть парни перед смертью порезвятся. Тоже мне – плохая новость. У меня вон епископ Видаль Багдад проср… - вот это плохая. Или в моем личном полку всего сотня осталась, вот это – хуже некуда. А ты – лесопилка… Тьфу на нее. Давай хорошую.
- В Акру начали прибывать финские полки.
- Не прошло и года, - скривился король. – Ох уж эти мне финны. Я их когда вызывал? Они там что, через Исландию пешком что ли шли?
Я подумал, что не надо отвечать на этот провокационный вопрос.
- Ладно, - продолжал король, - шут с этими вшами пешими. Что мне с личным полком делать? Новый плыть набирать? Пожалуй, придется. Я тут армию решил оставить на Франциска, герцога Констансы и на епископа Видаля. Так ты будь другом, присмотри за ними. Потом доложишь обо всех неблагонадежных разговорах. Да главное смотри, чтобы герцог епископу земель более не давал. Все одно профукает… святой недомученный. Да и себе пусть не шибко загребает.
- Слушаюсь, ваше величество, - щелкнул я каблуками.
- Эк у тебя звонко выходит, - удивился король. – Не даром у самого маршала учился… стратех.

И остались мы втроем с герцогом и епископом руководить армией. На первом же военном совете выяснилась разница во взглядах полководцев на ведение боевых действий. Епископ Видаль предложил «свалим-ка куда подальше от орды, освободим во славу Божию какой-нибудь желательно богатый город и создадим архиепископство».
- Если надо, то архиепископом могу быть и я, - скромно закончил свою речь отец Видаль.
- Ну вот еще! – фыркнул герцог Франциск. – Архиепископства организовывать я не нанимался. Мне и самому маловато земель будет. Сыновей пять штук, и каждому изволь выделить графство. Так что предлагаю не шастать по всей Азии, а взять во-о-он тот городок, а там – решим, что делать далее.
- Нельзя же о Боге забывать.
- Да помним мы о нем, помним. Я, быват, куда иду, ну, в туалет, али к жене в спальню, завсегда говорю: «Господи, помоги».
- Тьфу ты, бес окаяннай, богохульник нечестивый. Разве так молиться должно? Так ничего не получится.
- Точно, отче, у меня, быват, и не получается, особливо с женой. А как надо?
- Надо в храм прийти, свечу возжечь, пожертвование внести или архиепископство организовать.
- Архиепископство-о-о? Ну, тогда лучше уж пусть не получается с женой. Не больно-то и хочется. Я себе в новом герцогстве и посмазливей девку найду.
И препираться бы так им еще очень долго, если бы наконец не вмешался я:
- Господа, довольно уже ерундой заниматься. Надо дело делать, а то знаете, какие ровные и красивые ряды могут получиться из нас троих?
И не мудрствую лукаво, мы осадили Эль-Мафрак, рассуждая, что делить его будем, когда возьмем.
Осада доставляла мне кучу хлопот. Везде надо было поспеть. И перед башнями города распределить лучников, и высылать отряды фуражиров, и проводить суд над мародерами, и разнимать герцога с епископом. А тут еще комендант вражеской крепости начал намекать, мол, не сдаться ли. Да, как бы не допустить вперед себя герцога или епископа – было над чем поломать голову.
В ночь перед капитуляцией мы все трое сидели в шатре, посматривая друг на друга волками. Каждый из моих коллег явно настроился на приращение своих владений. Надо было что-то делать.
- Ваше преосвященство, - обратился я к епископу, - а какого ваше мнение о приращении церковного имущества?
- О, это, безусловно, важная составляющая могущества церкви. Ибо величие ее и возможности напрямую зависят от богатств. Посему приращение церковного имущества – дело богоугодное.
- Чушь собачья! – фыркнул герцог Франциск. – Толстосумы чернорясые только и думают о набивании своей мошны, а не о службе Богу. А Бог, он имущества не имел.
- Ересь! Трижды ересь! Уж не обнаженным ли ходил по земле Христос?
- А «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко»?.. – ядовито вопросил герцог.
- Невежда! Книги надо читать научные! Хотя бы Климента Александрийского. Слова Иисуса относятся, прежде всего, к области духа…
- …святаго! Аминь! Чего только не измыслит чернорясый грамотей, лишь бы жить в довольстве и неге.
В этом месте разгоревшейся дискуссии я потихоньку выскользнул из шатра. Во-первых, потому, что знал – еще ни одна религиозная дискуссия не кончалась мирно. Начинают с «Иди ты в баню!», а заканчивают кострами. Во-вторых, у меня было важное дело. Ночь стояла темная, аккурат такая, какая нам и была нужна.
- Есть? – спросил я стоящего у шатра воина.
- Так точно.
- Все готовы?
- Все.
- Отлично. Выступаем.
И мы поспешили к той башне Эль-Мафрака, которую нам должен был передать комендант крепости. Через час город стал нашим. Не питая особых иллюзий на свой счет и зная наверняка, что имени моего в анналах не останется, я приказал вывесить на башнях королевские знамена.

Тут же я поспешил известить о нашем успехе своих коллег по командованию. Однако только нога моя успела переступить порог палатки, как слова застряли у меня в горле. Еще бы! Не каждый день увидишь катающихся по земле епископа и герцога. Во все стороны летели обрывки одежды, клочья волос и ругательства:
- Церковный пес! Еретик! Сам дурак! Изыди, сатана! Накося выкуси!
- Сеньоры! – над моей головой просвистел чей-то сапог. «Епископа», - догадался я по запаху портянки. – Уймитесь же, сеньоры! Эль-Мафрак только что взят именем короля Берната.
Дерущиеся мгновенно замерли.
- Чьим? Короля? – минутный ступор. – Ах ты… - мне оставалось лишь ретироваться со всей поспешностью, свойственной молодому организму, не желающему погибнуть во цвете лет.

***
Уже из вышеизложенного видно, с какими трудностями была сопряжена моя миссия. С каким же нетерпением я ждал возвращения короля. И он наконец прибыл! В сентябре 1266 года мне пришел приказ из Акры: немедля оставить армию герцога Франциска и явиться в ставку короля.
Прибыв в Акру, я окунулся в привычную атмосферу дисциплины и определенности. Тому немало способствовали ровные и красивые ряды виселиц, украшавшие дорогу от порта к городу. Глядя на них, даже медлительные финны (до сих пор так и не выгрузившиеся с кораблей) ускорялись как могли.
Его величество я застал за осмотром устанавливаемого нового ряда виселиц.
- А-а, вот и наш юный друг, - поприветствовал он меня. – Ну-ка, парень, окинь молодым и свежим глазом, что тут не так?
Я внимательно посмотрел вдоль дороги, где усердно копошились рабочие, вколачивающие опоры виселиц. Одна опора нарушала гармонию красоты и периодичности, будучи явно лишней. Именно так я и ответил королю. Он радостно хлопнул меня по плечу:
- Вот это глаз! Молодец! Хвалю. Эй вы! – крикнул он рабочим. – Мой юный друг придумал для восстановления гармонии вкопать между каждыми двумя виселицами еще по одной и… повесить на них каждого второго из вас, ротозеев. Да будет так! Спасибо, мой юный друг, за верную службу, - король ласково потрепал мою побледневшую щеку. – А теперь – к делам, менее важным. Что там у нас с мунгалами?
С мунгалами у нас было все очень даже интересно. Именно сейчас два их корпуса сидели, окруженные со всех сторон нашими силами. Вот с них-то я и рекомендовал начать его величеству. Прихватив разнывшихся финнов, мы ме-е-едленным марш-броском переместились к первому из «котлов». Благодаренье Всевышнему, мунгалы оказались еще медлительнее, и наши доблестные финны успели подойти к полю боя еще до того, как битва была проиграна. Выстроенные ровными, но некрасивыми (что может быть красивого в этих харях?) рядами финны молча двинули в атаку. Мунгалы, выпустив тучу стрел, ринулись, было, на них, ожидая стремительного ответа, но… Финны продолжали неторопливо приближаться к врагу. Сам Фабий не смог бы упрекнуть их в поспешности. В этот момент неизвестный мунгальский полководец занервничал и начал отдавать бессвязные команды. Его беспокойство передалось тартарам, и они начали пятиться перед лицом грозно наползающей массы финнов. Еще мгновение и кто-то из косоглазых нечестивцев дрогнул, за ним побежал десяток, за десятком сотня, а там и вся армия врага обратилась в бегство. К концу дня от вражеского корпуса не осталось и следа. Наши славные финны не дошли еще и до середины поля, как мунгальская рать саморассеялась.
Небывалый успех резко поднял престиж финских воинов. Слава об этой непобедимой армии была так велика, что второй вражеский корпус, засевший в котле рассеялся без ее участия.
К началу 1267 года мы могли с удовлетворением отметить, что у ильхана оставалось всего лишь 43 города и 27 тысяч тартаров. С такими силами нечего было и думать противостоять королю великой Испании.

Я по справедливости ожидал награды. Конечно, вряд ли с моими-то происхождением и рожей мне мог достаться остававшийся вакантным пост маршала, но уж на денежную награду я заработал честно.
Это случилось 4 февраля 1267 года. В то утро я зашел к королю на обычный доклад. У его величества сидели управляющий Хайме де Луна и его дружок Рамон Беренгер. Я собирался уже выйти, но замер, едва услышав, о чем у них идет разговор.
- И сколько вы считаете возможным выделить из казны в качестве награды? – поинтересовался король у своего управляющего. Я даже дышать перестал, не веря своей удаче.
- Ну, понимаете, вафе велифевтво, война, фодервание армии, равор, опять ве та фамая лефопилка в Фаламанке… - мялся Хайме.
«Шепелявая жадюга», - выругался я про себя.
- Ну, бросьте прибедняться, дон Хайме, - настаивал король. – Талант дороже денег.
Я едва не прослезился от верноподданнических чувств, захлестнувших меня.
- Ну, как фкавете, вафе велифевтво. Я готов ифполнить ваф прикав.
- Стало быть так и напишите: «567 реалов». Хватит?
- Хватит.
«567 реалов!» - я едва не рехнулся. – «Куплю поместье, перевезу мать с отцом. Еще и сестре на приданное останется».
- Только… - замялся опять управляющий.
«Вот ведь жадина!»
- …как-то неловко, вафе велифевтво, мне на фамого фебя прикав оформлять.
Я даже не сразу понял, о чем речь-то.
- Неловко, дон Хайме, в нужник не снимая штанов ходить. Так что оформляйте на себя смело. Заслужили.
«Так вот оно что! Так это шепелявой жиле 567 реалов! Вот…» - расстроился я.
- Еще что? – продолжал король.
- Вот, вафе велифевтво, дон Рамон Беренгер утвервдает, фто ив него выфел бы отлифьный марфал.
- Это так? – обратился король к Рамону.
- Так точно, ваше величество. Живота не пожалею.
- Ну, зачем же так сразу? – улыбнулся король. – Кушать надо хорошо. Животик свой держать в холе. А насчет маршальства… Гм, и правда, второй год уже без маршала маюсь. Все сам да сам. Ни от кого помощи не дождешься. Дон Хайме, заготовьте-ка указ и о маршальстве тоже. Тебе чего? – король вдруг заметил меня.
- Вот, ваше величество, утренняя сводка, - упавшим голосом ответил я.
- Отдай новому маршалу. Кстати, дон Рамон, рекомендую этого… все время забываю, как его. Но дело малость знает, ученик самого маршала Оливы де Соли, упокой Господи его душу, хотя епископ Видаль говорит, что раньше Сатана примирится с Богом, чем дон Олива заслужит прощения.

Это был удар. Но ерепениться в моем положении было нельзя. Служба оставалась единственным источником дохода. Пришлось смириться.

***
Считается, что новый маршал повел дело решительно к победе. А течение года мы взяли 9 крепостей ильханата. Как же досадовал я, понимая, что залог этих успехов заложен покойным доном Оливой и мной.
Рассказывать о том, как взъелся на меня новый начальник - только раны старые бередить, поэтому не буду. Скажу лишь, что гонял он меня как салагу по всем самым пропащим дырам Азии. По этой причине мне не довелось присутствовать на церемонии возложения на его величество короны Сирии. Так же я пропустил восстановление из пепла герцогства Багдад и слезных просьб епископа Видаля дать ему снова эту кафедру. Однако на этот раз королевское «горе луковое» получило решительный отказ. Старик не пережил удара и вскоре скончался, не дожив даже до провозглашения королевства Месопотамия.
1268-ой год закончился полным торжеством нашего оружия: к началу следующего года у ильхана оставалось всего 20 городов, сосредоточенных главным образом в Персии.

В январе меня вызвал мой барствующий начальник. Мне отлично помнилось, как он обещал королю, что из него выйдет отличный маршал, но пока ничего, кроме…, из него не выходило. Гм, вот и сегодня:
- А ну-ка, подойди. Стоять смирно! Слушать сюда. Сегодня же к вечеру предоставишь мне план действий на новую кампанию. Да гляди у меня!
- Дон Рамон, помилуйте, но составить план за несколько часов…
- Кругом! Шагом марш!
Я, конечно, прибеднялся. План кампании был готов еще неделю назад. И гениальный, не побоюсь опять этого слова, план. Если бы только я знал, какая его ждет судьба.
Вечером мы с маршалом были уже на докладе у короля. Маршал взял меня с собой исключительно из опасения не подзабыть бы чего и представляемого им плана. Но его величество даже не захотел нас слушать:
- Десять с половиной лет! Хватит, держава в разрухе. Вассалы волнуются. Надо ехать в Испанию и ставить вдоль дорог ровный и красивые ряды.
- Но, ваше величество, мунгалы, - развел руками маршал.
- Мунгалы преотлично проживут с моими вассалами, накинувшимися на подыхающий ильханат. А мне надоело мотаться по этой пустыне. Домой и точка. Начинайте распускать полки и догоняйте меня.
Это был конец. Конец войне, конец нашему участию в Противостоянии, конец моим надеждам на карьеру. С другой стороны, и я ничего не имел против предоставить пустыню саму себе и вернуться в милую моему сердцу Испанию. Только надо было сначала распустить полки. Я ничуть не заблуждался насчет того, что вся черновая работа достанется мне, а маршал просидит это время где-нибудь в прохладе дворцов. Ну, да уж такова судьба рабочих лошадок, кому бублики, а кому и дырки от них. Я приступил к демобилизации.

Даты, события, люди

1 января 1266 г Ильханат: 47 провинций, 58 тыс. воинов.
1 июня 1266 г. В королевском полку осталось всего 100 человек. Распускаю его и мобилизую столичный полк.
Конец 1266 г. Уничтожение двух монгольских корпусов в котлах. На конец года у Ильханата 43 провинции и 27103 воина.
1 января 1268 г. Ильханат: 34 провинции. Византия почти прикончила Золотую Орду, непомерно раздувшись почти на всю Россию.
20 января 1268 г. Получаю титул король Сирии.
30 сентября 1268 г. Титул король Месопотамии.
Май 1269 г. Ильханат: 15 провинций. Самоустраняюсь от ведения войны. Предоставляю покончить с монголами вассалам.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 01.08.2006 13:36]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 6 (1269-1273)

08.08.2006 10:45

Глава 6

Все лето провозился я с роспуском полков. Все лето вертелся как проклятый. Этому угоди, того ублажи, третьего распотешь. Да не забудь вовремя растащить не на шутку сцепившихся рыцарей, не то король не досчитается пары дворян. По мне, так и невелика потеря, но опять же с кого спрос? С меня грешного.
- Может, вам всем задницы вареньем помазать? – ярился я на спесивых баронов, требовавших отправки домой в первую очередь. Однако желающих помазать не находилось. Видимо, варенье не нравилось, абрикосовое, с косточками.
Мой господин, маршал Рамон, в порту и не думал появляться, свалив все дела на мои хрупкие плечи. Свое время, как я слышал, этот… нехороший человек проводил во дворце Десяти Фонтанов в окружении восточных красавиц. И это в тот момент, когда меня окружали лишь раскрасневшиеся хари бешенных баронов. Рожа рябая!
Как бы то ни было, а к концу лета нам все-таки удалось уладить все дела, и мы с маршалом (еще раз рожа рябая и гнида казематная) сели на последний корабль, отплывший к берегам родной Испании. Куда и прибыли в начале октября 1269 года.

Родина встретила нас дождем и руганью короля Берната:
- Вздерну! Ей же, ей, вздерну!
Маршал Рамон в испуге попытался укрыться за моей тощей спиной. Я же оставался совершенно спокоен. Мне слишком хорошо был знаком характер нашего обожаемого монарха. Если бы его слова предназначались нам, то мы бы их уже не услышали, ибо болтались бы с маршалом ровным и красивым рядом на центральной площади Валенсии. Ущипнув себя за бороду (которую успел отрастить, будучи на Востоке), я осмелился поинтересоваться:
- Кого, ваше величество?
- Кого?! Да его! Этого недоношенного святошу! Епископа Пласенсии… практически уже покойного. Я его!..
Очередной приступ ругани не позволил нам вникнуть в суть вопроса. А он, как оказалось, заключался в следующем. Епископ Пласенсии являлся вассалом принца Матеу, герцога Толедо. Что там у них вышло, точно неизвестно. Скорее всего, чересчур благочестивый и щепетильный в вопросах веры епископ отказался распространять в своей епархии индульгенции, как раз тогда входившие в моду. Слово за слово, конечно, поругались. Старик оказался с норовом, взял да и анафемствовал сеньора. И вот сам Матеу явился к отцу просить помощи на ослушника. Если бы он только мог предположить, чем окончится его просьба…
Вот так и получилось, что, не успев сойти на берег, мы с маршалом Рамоном должны были выступить в поход.
Благодаренье Господу, поход выдался не тяжким. Валенсийский и толедский полки единым духом буквально вколотили отряд епископа в ворота Пласенсии, и началась осада. Нам, ветеранам войны с Ильханатом, это было далеко не в диковинку. И не такие стены брали. Мне даже не пришлось писать за маршала распоряжения войскам. Оказывается, этот прохвост заныкал мои прежние писульки. И теперь извлек из своих запасников одну из них. Писулька была рассчитана на очень сильную крепость, каковой совершенно не являлась Пласенсия. Поэтому стены ее не выдержали напора осадного снаряжения, заготовленного по приказу маршала, и 16 января 1270 года рассыпались в прах.

Епископа Пласенсии представили пред ясные очи короля Берната спустя полчаса после падения стен. Почтенный иерарх, осыпанный серой пылью, сложил пальцы для благословения.
- В благословении без пяти минут покойника не нуждаюсь, - отрезал король. – Скоро Сатану (специально для пани В. – Стану ) будешь благословлять… лично.
- Отец, - подал голос принц Матеу, слывший на редкость милосердным, - может, не надо так?
- Надо, инфант, еще как надо! Чего ведь учудил старый трюфель – отложиться от сеньора! «Нет власти не от Бога». Значит, ты от Бога отложился, валенок старый.
- Отец, что такое «валенок»?
- Не знаю точно, что-то русское. То ли болезнь такая срамная, то ли понос мелкого грызуна. Не важно. Так, - обратился король ко мне, - виселица готова?
- Отец, все-таки не нужно горячиться. Давай все обсудим, утро вечера мудренее, - принц взял короля за руку и настойчиво потянул его к шатру.
Признаться, его вмешательство спасло жизнь не только епископу, но и мне. Виселицы, само собой, у меня не было. А что это могло означать? Да только одно: нужно ставить две – епископу и мне. Ряд-то должен быть красивым, как ни верти.
- Присмотри за епископом, - кивнул мне инфант. – Да гляди у меня, чтоб ни один волос.
Вот и живи, как хочешь.
Епископа я отвел к себе в палатку, выгнал оруженосца и усадил священника на сою походную постель. Сам уселся ближе к выходу. Хоть там было и прохладнее, но зато я мог быть спокоен насчет своего пленника.
- Сын мой, дай мне напиться, - попросил епископ.
- Вон в ведре, сам возьми, - хмуро отозвался я. Говорить с опальным епископом не имелось ни малейшего желания.
- Что же ты как груб с духовным лицом?
- Изменник ты, а не лицо. Видит Бог, не видит Он твоего непотребства, а то точно испепелил бы тебя молнией.
- Вот оно как, - епископ опустил в ведро кружку, зачерпнул и с наслаждением отхлебнул. – И что же навело молодого в сущности человека на такие мысли?
- «Нет власти не от Бога», - повторил я недавно услышанное. – Как же можно бунтовать против сеньора, данного тебе Богом?
- Хм, молодой человек явно поражен недугом гордыни. Конечно, он убежден, что слова апостола истолковал абсолютно верно.
- Чего там толковать-то? - пошел я на поводу у старика. – «Нет власти не от Бога» и все тут.
- Правильно, - кивнул священник. – Я больше скажу: ничего нет не от Бога. Он посылает нам радости, Он же посылает и испытания. И если Он послал мне на испытание неправедного властителя, не значит ли это, что Ему было бы угодно, чтобы я ополчился на нечестивца. Погублю тело, да не погублю душу.
- Как ты смеешь называть инфанта неправедным?
- А что, праведный человек мог заставить меня продавать индульгенции? Покрывая грехом грех.
- Вы священники, - вспомнил я покойного епископа Видаля, - сами погрязли в грехе, приискивая себе…
- И чего же я приискал себе, кроме мученического конца? – старик отставил кружку в сторону.
- Ну… это… Дорого бы ты дал, чтобы избежать его, - нашелся я.
- Нет, - просто ответил священник, - ничего бы не дал. И не дам. Захотевши спастись – погибнешь. Господь посылает мне испытание, и я пройду его до конца.
- И если я сейчас выйду из палатки, ты не попытаешься бежать?
- А ты выйди.
- А вот и выйду, - внезапно обозлился я. Встал и действительно вышел из палатки.
«Хрен с ним!» - думал я, прогуливаясь неподалеку и нарочито не оглядываясь на полог шатра. – «Пусть бежит. Скажу, напали четверо… нет, лучше шестеро…» - долго еще я придумывал достоверные оправдания себе, все больше понимая, что совершил непростительную глупость. Не выдержав, я бросился к палатке: «Чем быстрее начнем искать, тем вероятнее найдем», - билась мысль.
Отвернув полог, я услышал:
- …и прости, Господи, им грехи вольные и невольные, и наставь их на путь истинный, и дай мне сил испить мою чашу до дна.
- Святой отец… - вырвалось у меня.
И сам я не понял, как рот мой открылся, и полились слова исповеди. Это была первая исповедь с момента начала службы при маршале Оливе де Соли. Не знаю почему, но вид молящегося епископа словно порывом ветра вымел все антиклерикальные поучения покойного патрона.
Беседу нашу прервал вошедший оруженосец. За ним порог переступил сам инфант. Мы поднялись.
- Ваше высочество, - я в смущении оттер слезу.
- Вы за мной? – поинтересовался епископ. – Я готов.
- Да, я за вами, ваше преосвященство… Впрочем, вы уже не епископ. Пласенсию король возвращает в герцогство. Но и казнить вас не будут. Мне удалось уговорить его величество. Вы свободны! Хотя, видит Бог, и доставили мне несколько бессонных ночей.
- Хвала Всевышнему, - вырвалось у меня.
- Так-то оно лучше, молодой человек, - улыбнулся на прощание экс-епископ. – Я рад, что вы снова обрели веру. Остальное – суета.

***
Сразу после победы его величество решил наградить своего управляющего и выдал за эту шепелявую жилу свою дочь Титборес. Зять с удвоенной энергией помог своему тестю в сборе налога, и говорят, им удалось остричь двор на три с лишком тысячи реалов. С этого момента ненавидеть управляющего начал уже не я один.
Вскоре подоспела долгожданная новость о мире с Ильханатом. Хотя это и была всего лишь формальность, так как королевских войск на Востоке сейчас не было, но все равно приятно. 12-летнее противостояние нашего королевства и этой орды из тартара формально закончилось. На лето 1270 года ильхан располагал всего лишь 4 тысячами воинов и девятью городами. Герцоги испанской короны продолжали давить на него, нисколько не считаясь с заключением мира своим сюзереном. Нас это вполне устраивало.
14 сентября двору пришлось пережить еще одну вспышку королевского гнева – граф Константины отделился от своего герцога. Едва уговорили короля не ездить самому в Африку. Послал танжерского герцога.
Не успели мы успокоиться, как нате вам, пожалуйста, очередной сюрприз от короля Берната. 1 ноября 1270 года мой господин, маршал рамон явился с королевского совета усталый и на редкость раздраженный.
- Ты не знаешь, в Италии яблоки есть? – спросил он меня.
- Должны быть, а что такое?
- Что такое?! Да ничего особенного, кроме того, что наш обожаемый король задумал надеть корону неаполитанскую. Нынешним днем велел канцлеру заготовить грамоты графам Беневенто и Таранто с приглашением стать вассалами испанского престола.
- Откажутся, - беззаботно зевнул я.
- Обязательно откажутся, - кивнул маршал. – Ну тык следом уже посланы грамоты соответствующего содержания.
- Какого?
- Ну как какого? Так мол и так, покуда ваши грязные хари пакостят дворцы наших предков, эти самые предки не могут спать спокойно. Посему я, король Арагона и прочая прочая, заявляю… Короче, вон из моей земли.
- Ничего не понял, сеньор. Какие предки? Чьи дворцы? Что это вообще за абракадабра.
- Эта «абракадабра» называется заявление претензий на владения. Боюсь, нашему королевству это икнется падением престижа, а нам с тобой опять в поход.
- Когда?
- Ну, я бы хотел, когда яблоки созреют. Даст Бог, обожрется их там король да и…
А вот что именно «и» имел ввиду маршал, я так и не узнал, потому что он хоть и был вояка никудышный, но осторожности в придворных интригах ему было не занимать.
Не знаю, то ли урожай яблок в том году не удался, то ли другие какие дела отвлекли его величество от поездки в Беневенто и Таранто, но ни в 1270-ом, ни в 1271-ом поход не объявлялся.
И дернул же черт короля (хоть он и умер уже давно, а все равно я боязливо оглядываюсь, выписывая эти слова)… Так вот, дернул же черт (вроде, никого) короля объявить поход аккурат в день моего тридцатилетия, 1 марта 1272 года.

Яблок в марте в Италии не было, а потому мне не удалось узнать, что имел ввиду маршал. Зато я узнал много новых и интересных слов от его величества в адрес каких-то … которые сожгли в Таррагоне и Кастельоне королевские суды. Да, дожив до тридцати лет, я не знал и половины всех выражений, которыми так виртуозно швырялся король. Гм, верно говорят: век живи – век учись. Однако страха Божьего ради не стану приводить здесь этих выражений, самым мягким из которых было «я этим гнидам то самое натяну на то самое, засыплю это все козьими какашками и заставлю сожрать». Бррр, ужас. Хорошо, что так и не удалось найти злоумышленников. В противном случае меня непременно заставили бы присутствовать при наказании (или, не дай Бог, даже организовывать его), а этого мой желудок точно бы не перенес.
Пришлось вымещать злобу на итальянцах. 23 мая пал Таранто, жители которого изведали на себе «милость короля Берната». Последовал приказ выступать на Беневенто. Боже мой, что было там, что было… Аккурат поспели яблоки… Сам обожравшись их, я понял, что имел ввиду маршал. Целую неделю мы вместо крепостных стен бегали совсем по другой надобности. Вот уж воистину: перед Богом и горшком все равны – недуг не пощадил ни самого последнего обозника, ни короля. Разве что маршал Рамон благоразумно удержался от чрезмерного потребления плодов. Но нет худа без добра. Именно в этот момент сменился ветер и задул в направлении города. Уже через полчаса ворота отворились, и показались первые перебежчики. К вечеру 6 сентября 1272 года город покинул и сам граф Ансельмо. Мы же вошли в город не сразу, а конечно подождали смены ветра.
Еще не успел выветриться запах, а король Бернат уже велел тащить к себе посла графа Капуи. И ему пришлось выслушивать тот же бред о никак не успокаивающихся предках, о том, что без Капуи ну никак его величеству не прожить, а «посему не взыщите, соседи, но вот вам разметная грамота, выставляйте полки, мы вас щас уничтожать будем».
Последовал бросок на Капую. Напуганные примером беневентцев, капуанцы капитулировали 13 января 1273 года. В тот же день в прадной зале капуанского дворца состоялась торжественная церемония коронации (хотя какие торжества можно было организовать за пару-тройку часов?) его величества Берната. Неаполитанскую корону за неимением епископа на голову монарха возлагал какой-то приблудный монашек.
Именно в самый торжественный момент, когда монашек козлиным фальцетом проговорил: «Во имя отца и Сына и Святаго Духа», в зал влетел маршал Рамон. С выпученными глазами он пробился сквозь толпу придворных и рыцарей, подошел к королю и что-то зашептал ему на ухо.
- Что?! – взревел король. – Да я… Повесить, тудыть-растудыть! Ровными и красивыми рядами!
Испуганный монашек выронил корону и зажмурился. Его величество в ярости отвесил ему знатную затрещину, а маршал сдобрил ее пинком под монашеский зад.
- Не ваше? – дон Рамон поднял упавшую корону и попытался смахнуть с нее прилипшее собачье… гм, нехорошо вышло.
- Мое! – король схватил корону обеими руками и водрузил себе на голову. – Господа, презренные кастельонские мужики подняли бунт. Повелеваю: управляющему Хайме де Луне с таррагонским полком идти на Кастельон, изловить мятежников и торжественно отметить мою коронацию установкой ровных и красивых рядов. Дон Рамон, будь другом, глянь, что там у меня по затылку течет.
Маршал взглянул на затылок государя, скорчил брезгливую гримасу, тут же сменил ее на улыбку и отрапортовал:
- А это, ваше величество, монашек наверное с миром переборщил.
- А-а, ладно. Пусть живет.

Что еще добавить в окончание повествования о той коронации? Его величество в итоге понял, что это никакое не миро, монашек ни с чем не переборщил. А стекало ему на затылок обычное собачье… Гм, очень нехорошо получилось. За свою выходку маршал Рамон лишился должности, а монашек… С монашком все оказалось гораздо проще. Управляющий Хайме кстати подавил бунт и донес государю: «Вафе велифефевтво, к фовалению мы вахватили нефетное фифло пленных. Один ряд будет на одну вифелифу длиннее другого. Как быть?» Тут-то и сгодился незадачливый монашек.

Даты, события, люди

1 января 1270 г Испания это: 7 доменных провинций, 49 вассалов-герцогов, 7 графов и 14 королевских титулов (перечислять не буду, зачем?) 145 тыс. воинов (о как, уполовинило однако армию Противостояние) и 25 тысяч монет в казне. Престиж: 12900, благочестие: 13725.
16 января 1270 г Замужество старшей дочери. Налог: 3263 монеты.
июль 1270 г Белый мир с Ильханатом. У них остается 9 провинций и 4 тысячи воинов.
1 ноября 1270 г Претензии на Беневенто (1031 престижа) и Таранто (1188 престижа).
1272 г Захват Беневенто и Таранто. Претензии на Капую (1043 престижа). Война и захват Капуи.
Византия уничтожила Золотую Орду.
13 января 1273 г Титулы герцога Беневенто и короля Неаполитанского (15-й королевский титул).

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 7 (1273-1279)

21.08.2006 08:16

Глава 7

Для кого как, а для меня торжества по случаю очередной коронации короля Берната и отставке дона Рамона закончились очень скоро. Сначала ко мне подошел наш управляющий Хайме де Луна, недавно схоронивший супругу, принцессу Титборес.
- Феньор, его велифевтво выдает вамуф фвою вторую дофь Фанфу, - здесь управляющий всхлипну, - фефтру моей покойной Титбореф.
- Очень рад. Но я-то при чем?
- Как при фем? А традифионное поднофение придворных в фефть вамувефтва фтарфей принфеффы – равве не вполне дофтатофная прифина?
- Позвольте, но мы не так уж и давно складывались «в честь замужества старшей принцессы», вашей покойной Титборес? Что, опять?
- Не опять, а фнова, феньор. Фтыдитефь, вфе фкладываютфя, а вы упрямитефь. И это при том, фто новым вятем короля фтанет ваф новый нафяльник – дон Гуг.
- У меня уже есть новый начальник? – ошеломленный новостью я, не сознавая, что именно делаю, отцепил от пояса кошель и вручил его управляющему. «Надо поскорее представиться, а то останусь на бобах», - мелькнуло в голове, и я поспешил в маршальскую резиденцию.

Однако представиться новому маршалу в тот же день мне не удалось. Не удалось этого сделать и в течение всей недели. Свадьба, торжества по случаю назначения дона Гуга маршалом, а его супруги принцессы Санчи канцлером оттянули приемное время аж на месяц. Но наконец я попал на прием. И что тут сказать? Попал я конкретно. Маршал Гуг встретил меня отнюдь не ласково:
- А-а, как же, наслышан. Это вы, говорят, не хотели складываться на подарок нам с Санчей? Гм…
- Кто же может говорить-то такое? – от возмущения мой кончик уса встал дыбом и начал щекотать в носу.
- Да так, есть еще на свете порядочные люди, - маршал неопределенно пошевелил кончиками пальцев.
«Гнида шепелявая», - выругался я про себя. – «Точно, порядочный он гад». А вслух поспешил оправдаться:
- Это меня не так поняли, дон Гуг. Зато потом я отдал сеньору Хайме, нашему управляющему, весь кошель.
- Да, да, он говорил. А еще он сказал, что в кошеле том не реалы звенели, а блохи песни пели.
«Встречу – убью».
Не мало неприятных минут пришлось мне пережить в тот день. Все-таки дон Гуг позволил вашему покорному слуге остаться в штате, но далеко не на первых ролях, к коим я уже начал привыкать при маршале Рамоне. Ну да ладно, как говорят у нас в войсках, меньше лычек – меньше на заднице рубцов.

Первое дело новому маршалу представилось летом 1274 года.

***
27 июня до короля Берната дошли вести из Палестины от сына его Видаля, герцога Палестины. Граф Иерусалима отказал герцогу в повиновении, и принц просил отца о помощи. Ехать самому его величеству ой как не хотелось, и он послал маршала. Меня дон Гуг взял как, во-первых, знающего местность, во-вторых, как лично знакомого с герцогом Видалем. По поводу последнего пункта должен заметить, что мое «знакомство» с принцем ограничивалось встречей 14-летней давности с тогда еще шестилетним мальчиком. Но отбояриваться я не стал – не в моем положении было выпендриваться.
Длительное плавание пошло на пользу моей карьере. Оказалось, что дон Гуг абсолютно не переносил моря. Он не переносил, а все выносил и выносил за ним из кубрика. Конечно, это была обязанность его оруженосца, но бедный парень в первую же неделю плаванья умудрился вывалиться за борт, честно войдя в 2-процентную квоту на путевые потери. С этого времени дон Гуг пропитался ко мне доверием, и я понял, что не за горами уже мое традиционное второе место в армии.
- Возьмем Иерусалим – добычей не обижу, - обещал мне маршал.
«Если там есть чего взять после троекратного посещения крестоносцами», - с сомнением подумал я, но все равно было приятно.
- А пока на-ка, вынеси, - подавал мне маршал очередную бадейку с… последствиями морской качки.

На берег мы ступили в ноябре и тут же ринулись к Иерусалиму. «Как там принц Видаль?» - переживал маршал. – «Вдруг что-то случится, и он один, без нас, возьмет Иерусалим. Что тогда?»
И правильно переживал. Ибо когда мы подошли к стенам древнего города, мы не обнаружили никакого лагеря осаждающих. Одна безлюдная пустыня. Да, и конечно, не такие ровные, как у короля Берната, и не такие уж и красивые, но такие родные и привычные ряды повешенных на зубцах.
- Опоздали, мать твою так-разэдак! – выругался маршал. (Надеюсь, вы понимаете, что сказал он нечто иное и про мою матушку конкретно и про всех остальных матерей в целом.) – А все ты! – ткнул он в меня пальцем.
- А что я?
- А то! Будешь теперь всю оставшуюся жизнь горшки за мной убирать, раз не можешь водить войска, пока маршал нездоров.
От несправедливости обиды у меня аж «в зобу дыханье сперло», но что я мог? Сказать что-нибудь почерпнутое из короля Берната о матушке маршала? Тоже вариант, но тогда мне пришлось выносить горшки не в маршальской палатке, а в каком-нибудь лепрозории, что в принципе было не так уж и гут. Короче говоря, карьера моя опять показала мне жирную фигу, обильно политую маслом.
Однако стоять тут было больше незачем. Мы повернули домой, надеясь, что хотя бы возвращение доставит нам радость. Но…

***
Вернулись, ничего не скажешь. Лучше бы я остался в Палестине.
Неприятности (скорее, их предвестие) начались сразу с порога. Я сопровождал маршал в его дом, где нас встретила принцесса Санча, канцлер королевства. От нее-то мы и узнали, что во время нашего отсутствия король Бернат посылал ее в Италию ко дворам тамошних графов.
- Так, мол, и так, передавал им король, а хотите ли вы стать вассалом великого Берната? Нет? Ну тогда плохо ваше дело, ибо есть у нас грамотка, подтверждающая наши права на эти области, - рассказывала за столом Санча.
- Господи, - простонал маршал, - неужто скоро в Италию плыть? И откуда только он раскопал эти грамотки?
- Как откуда? - лукаво улыбнулась Санча. – Да мы с ним всю ночь их рисовали.
- Мать… - начал было по привычке маршал, но вспомнил, что за столом дамы, - Пресвятая Богородица. Что в Европе-то о нас скажут?
- Я то же спросила у отца. «Пусть только вякнут!» - ответил он мне. – «Надо будет, я таких грамоток на пол-Европы нарисую».
- Перегибает старик.
- Думаю, да. В последнее время что-то его стало заносить. Хотя какой он тебе старик? Всего-то 43 года. И вообще…
В этот момент неловкая служанка опрокинула на принцессу бокал вина. Господи, за что ты наказал меня зрением и слухом? Лучше бы мне не видеть и не слышать того, что произошло дальше. Разъяренная Санча вскочила со стула, схватила в одну руку вилку, в другую подсвечник и набросилась на несчастную. Оторвать ее от избиения смог только муж, и только силой. Запыхавшаяся принцесса еще пару раз пнула ногой бесчувственное тело служанки, а затем приказала прибраться в зале.
На следующий день девушка скончалась, не приходя в сознание. Король Бернат лениво выслушал жалобы ее родных на это зверство и приказал гнать их в шею. Мне, дескать, сейчас посла от герцога Тосканы принимать, дабы вручать ему претензии на титул, а вы тут с такой ерундой. За Санчей накрепко увязалась репутация капризного деспота, в связи с чем найти хорошую прислугу ей стало проблематично. Поэтому многие заботы по дому маршала и канцлера пали на мои плечи. Оставалось лишь молиться Богу, да не позволял бы выходить принцессе из себя.
И, благодаренье Господу, молитвы мои были услышаны. 5 июля 1275 года нам было объявлено сбираться в поход.
- В Италию? – маршал болезненно поморщился при одной лишь мысли о морском путешествии.
- Лучше, - торжественно провозгласил король. – На Восток! Глянем, как там наши вассалы с Ильханатом воюют, да заодно для себя кое-чего из тамошних титулов присмотреть.
Маршал не нашелся даже чего сказать на это, а только беспомощно оперся на мою руку.

И мы опять отплыли на Восток. Я без всякого неудовольствия сменил свирепые взгляды ее высочества принцессы Санчи на маршальские горшки. Мне даже была безразлична цель нашей экспедиции. Чем дальше от этой медузы-горгоны, тем лучше.

***
А целью нашей экспедиции, как оказалось, были Аравия и Персия, еще не затронутые тлетворным влиянием мунгалов. Да, и по пути король Бернат приказал добить-таки влачащих жалкое существование некогда грозных, а ныне двухпровинчатых Фатимидов. С них и начали.
10 декабря 1275 года мы высадились на Синайском полуострове. И тут же совсем не оправившемуся маршалу король повелел вести войска на Эль-Ариш. Маршал по вполне понятным причинам выполнить приказа не мог. И пришлось вашему покорному слуге браться за привычное уже дело – прикрывать маршальскую задницу. Прикрыл я ее успешно: осада Эль-Ариша была начата так профессионально, что город вынужден был сдаться 5 марта 1276 года. К этому моменту, само собой, маршал уже окончательно оправился и смог лично въехать в город на белом коне… конечно, сразу за королем Бернатом. Мне досталось место в самом хвосте процессии и больше ничего.
О дальнейшем было бы нечего и рассказывать, но раз уж начал… Из Эль-Ариша мы выступили на Негев, осада которого не вызывала никаких затруднений. Я был уверен: на этот раз маршал справится сам. Однако под стенами Негева моего начальника ждало серьезное испытание – вся армия короля (надо же, как напыщенно звучит титул однопровинчатого минора) Фатимидов, целых пять тысяч супротив наших пятнадцати.
Как нервничал, как суетился дон Гуг – это надо было видеть. Полки перестраивались бесконечное число раз, и все равно новые построения не удовлетворяли маршала.
- Что делать? Что делать? – волновался он? – Если нас разобьют, то король…
- Не беспокойтесь, дон Гуг, - я был тут как тут. – Если нас разобьют, то король нам уже ничего не сделает. Так как над покойниками он не способен надругаться.
- Господи, что же делать?
- Чего по пустякам Господа тревожить, ваше сиятельство? Я вам и так скажу: копейщиков вперед, лучников за ними, конницу на фланги – всего-то и делов.
Так и сделал этот аника-воин. И что? Само собой, арабы не продержались и часа, будучи обращены в пыль у ног нашего обожаемого монарха. Предоставленный своей судьбе Негев сдался 17 июня 1276 года, в честь чего его величество распорядился преподнести королеве Бонне скромный презент – герцогство Синай. А мы пошли к Персидскому заливу громить эмират Арабы и «мыть сапоги в Индийском океане», как было завещано нам великими.
По ходу дела король Бернат осведомился, как там обстоят дела с Противостоянием. О, эти дела обстояли хорошо. У Ильханата совсем не оставалось войск, а ильхан прятался в единственном оставшемся у него городе, Тебризе (который, кстати говоря, пал 19 октября 1276 года, чем и закончилось Противостояние).

22 сентября 1276 года мы стояли на границе эмирата Арабы (5 провинций). Страшная сентябрьская жара и темнеющее вдали небо обещали настоящую бурю в пустыне. И она началась! Наши передовые войска сметали арабские заслоны и прокладывали дорогу основным силам. Рыцарские клинья разрезали арабскую оборону, а легкая кавалерия устраивала диверсии в глубоком тылу мусульман. Затем в дело вступала тяжелая пехота, зачищавшая территорию. Именно так мы и продвигались. 2 января 1277 года пала Куфа (создано герцогство Тигр), 11 марта – Румма, 11 июня – Эль-Хаса – самая южная точка из когда-либо достигавшихся великими армиями. В тот же день объявлена война эмирату Систан. 16 августа 1277 года пал Дамман, где и остановился на время наш 10-тысячный корпус.
- Наконец-то хоть какой-то отдых, - радовался маршал. – Эта проклятая жара убивает меня. Как хорошо в прохладной Испании, мой дорогой друг. Не так ли?
За десять лет, проведенных на Востоке в походе на мунгалов, я привык и не к такому, но в данном случае был полностью согласен с маршалом. Не совсем понятна была только причина нашей остановки. Ведь это, несомненно, могло повлиять на стратегическую обстановку. Однако вскоре выяснилось, что причина на редкость важная – король примерял, выбирал, подбирал для себя корону королевства Басра – 16-ую в своем титуловании. Памятуя о казусах в неаполитанской коронации, его величество хотел подготовить данную церемонию со всей тщательностью, твердо пообещав, перевешать всех ответственных в случае каких-либо эксцессов.
Впервые за свою жизнь я слышал с каким истинным жаром молились участники церемонии. Видимо, Бог их услышал даже в этом отдаленном уголке мира и даровал нам лицезрение коронации, прошедшей без сучка, без задоринки, без ровных и красивых рядов.
Сразу после коронации его величество, пребывавший в добром расположении духа, соизволил принять послов от эмиров Арабов и Систана. Они нижайше молили «светоча мира и сосредоточие могущества» позволить им купить мир за какие-нибудь жалкие 9-10 тысяч денариев.
- Это сколько в реалах будет? – поинтересовался король.
Никто не знал.
- Ладно, управляющий разберется. Тащите свои денарии, посмотрим.
И поступили в нашу казну 9380 денариев от эмира Арабов и 9500 денариев от эмира Систана. На глаз ихние денарии мало в чем уступали нашим реалам, и король даровал им мир.

Ах, если бы он даровал и нам мир. Но… Пришло письмо от принцессы санчи, канцлера королевства. О его содержании в палатке мне поведал маршал Гуг. «Папа, поздравляю… тыры-шмыры, все здоровы, так и так, а теперь о главном. С уничтожением Ильханата посчитала я количество наших персидских владений, и оказалось, что займи мы еще хотя бы один город в Персии, ни одна жаба в Европе не квакнет, если к имеющимся 16 коронам ты присоединишь 17-ю, персидскую. Кстати, род Семендер почто-то один город держит. Зачем он им? Пусть нам отдадут. Мне написать им или сам сходишь?»
Король решил идти сам. И поскакали мы как сумасшедшие через пол-Азии к Луристану. Как там? Лесами идут далекими, горами бредут высокими. Так это, видимо, про нас. До Луристана мы добрались лишь к весне 1278 года. И с хода в бой! Сшибка-победа-осада-взятие – абсолютно привычный распорядок действий. 27 июня 1278 года мы стали свидетелями еще одной славной коронации. Казалось бы, теперь-то уж точно – все.

***
Шиш бы не вам! 8 сентября 1278 года мы с маршалом шли к шатру государя. Еще на подходе нас несколько смутила та суета, что стояла у входа. Собственно, у входа стояла не только суета, но и пара свежих виселиц. Дон Гуг словно бы налетел на невидимую стену и встал как вкопанный.
- Ты как хочешь, а я туда не пойду, - поежился он. – Еще повесит невзначай.
- Ваше сиятельство, - попытался я по традиции успокоить патрона, - подумайте сами. Ну не станет же король вешать собственного зятя. Скорее уж он повести меня, безродного дворянина.
- Да, так было бы гораздо лучше, - согласился со мной маршал. – Кроме того, нам все равно надо получить распоряжения о дальнейших действиях. Вот и иди к нему сам.
Вот я и пошел к Нему сам.
- Тебе чего? – встретил меня у входя здоровенный дядька.
- Мне к его величеству по приказу маршала.
- Его величество сейчас… как бы это сказать, не в себе. Хандра на него напала. Лекарь говорит – стресс.
- Стресс? От чего вдруг?
- Да, видишь ли, приспичило, - дяденька боязливо оглянулся и тут же поправился: - захотелось королю подсчитать, сколько у него теперь в домене владений.
- Ну и?
- Не запряг еще, не нукай. Ну и оказалось их там до черта. И чего-то здорово расстроился король, как, мол, управлять-то этим добром буду. А тут еще из Палестины известие – умер герцог Видаль, сын короля.
- Господи, что делать-то теперь? – я перекрестился.
- Лекарь говорит, надо бы развлечь короля.
- И?
- Что и? Не видишь что ли, виселицы делаем? Будем развлекать его величество, как можем.
- А вешать-то кого?
- Деревня! Были бы виселицы, а кого повесить, всегда найдется. Ибо как сказал Христос: «Кто без греха? Нету таких? Ну так я сейчас в вас камнями кидаться буду». Кто Богу не грешен, а бабке не внук? Нет таких. Не горюй, кого-нибудь да повесим, распотешим государя-батюшку.
Признаться, я и не горевал. А развернулся на каблуках и бегом-марш в палатку маршала с донесением.
Повешенных явно не хватило для улучшения самочувствия государя, и он решил-таки идти на Кавказ, брать Семендер. «Уж там-то ряды будут не только красивые, ровные, но и длинные».

Как мы шли на Кавказ, как брали Семендер и как вкапывали виселицы, я лучше не буду рассказывать, а то как-то однообразно получится. А расскажу-ка я что было через пару дней после взятия Семендера, 6 мая 1279 года.
В тот день как раз должна была состояться казнь пленных. Виселицы стояли наготове, под каждой стоял палач (профессия эта в правление короля Берната стала очень популярной), все ждали его величества. Он не замедлил появиться. Усевшись удобнее, король махнул рукой. Мол, начинайте. И в это самое мгновение вдруг начало темнеть. Взоры наши устремились к небу, и узрели мы, как ущербилось солнце, как наползла на него черная мгла и тьма окутала землю прямо посреди белого дня. Благодарение Богу, это продолжалось всего несколько минут, после чего ничто не напоминало о случившемся. Ничто, кроме наших побледневших лиц. Дурное знамение!
- Да бросьте вы, - прокричал король. – Хорошее знамение. Давайте продолжать казнь.
Но он не смог успокоить нас. Видимо, небеса были переполнены невинно казненными и более не желали принимать к себе новых жертв короля Берната. По крайней мере, я понял это знамение именно так.

Даты, события, люди

1 января 1274 г Ильханат: 5 провинций, 3 тысячи воинов.
4 декабря 1274 г Наши претензии на графства Апулия (1588 престижа), Бари (1504), Лечче (1287).
1 января 1275 г 6 доменных провинций, 49 вассалов-герцогов, 7 графов, 15 королевских титулов. 31831 монета в казне, 232 тысячи воинов.
5 июля 1275 г Претензии на герцогство Тоскана (4000) и графство Парма (2500).
1275-1276 гг Окончательное уничтожение Фатимидов.
1276-1277 гг Войны с арабами у Персидского залива.
16 августа 1277 г Получение титула король Басры.
27 июня 1278 г Получение титула король Персии. 17 королевских титулов и 55 герцогов-вассалов = 20,8 престижа в месяц.
8 сентября 1278 г Стресс у короля от размера владений.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 21.08.2006 08:55]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 8 (1279-1285)

25.08.2006 12:55

Глава 8

Как бы ни бодрился король Бернат, а знамение сделало свое дело: на следующий же день был отдан приказ возвращаться домой. Это повеление его величества мы исполнили с верноподданническим восторгом и незамедлительно. Можно было нас понять. Уже третий год шарахались мы по бескрайним просторам Азии. Обоз за это время увеличился впятеро (зато изрядно сократилось количество пайщиков). Надо было подумать о сохранности добычи, о ее скорейшем перемещении в Валенсию и дележе.
На родину мы вернулись уже осенью 1279 года. И с места в карьер на мою слабую и завистливую душу посыпались сюрпризы. 21 октября его величество соизволили выдать свою третью дочь Аделаиду замуж за моего прежнего начальника дона Рамона. По этому случаю экс-маршал и зять короля был удостоен поста тайного советника. Поскольку должность эта при особе короля Берната представлялась, скорее, как декоративная, бездарность дона Рамона вроде бы не должна была сильно испортить дела. А его склонность к распутству (знакомая мне еще по мунгальскому походу) даже благоприятствовала размножению бестолковых, но плодовитых маленьких придворных валенсийского дворца.
Второй сюрприз лично мне был еще более неприятен. Эта шепелявая…, жадная…, скупердяистая св…, то есть управляющий делами королевства дон Хайме де Луна через неделю после замужества принцессы Аделаиды выклянчил у короля ни много ни мало, а целых 677 реалов. Куда, спрашивается, старому и депрессивному вдовцу такие деньжищи?
- Фынку, вфё фыну офтавлю. Моему Миро. Авофь, по моим фтопам пойдет. Он у меня фпофобный.
Не приведи Господи, думал я тогда. Никак не дождусь, пока из этой семейки папаша окочурится, а тут еще сынка на шею повесят… Хм… А этот маленький проныра и правда рос способным ростовщиком. Уже с пяти лет все придворные ребятишки, включая принцев, были должны ему. Кто леденец, кто пряник, кто игрушку. Паучок, одно слово.

***
Остаток осени и зиму мы прожили относительно спокойно. Король Бернат пребывал в какой-то несвойственной ему апатии. Видимо, знамение не прошло для него бесследно. А на что еще было нам грешить? Не на смерть же его второго сына Видаля, герцога Палестинского. Для таких человеческих чувств король Бернат был слишком уж королем.
Весна принесла с собой обострение. В мае 1280 года его величество внезапно вспомнил, что еще в конце 1274-го им были заявлены претензии на ряд итальянских графств.
- Стар становлюсь, забывчив. И вы, негодяи, ни один не догадался мне напомнить. На что надеялись? На родство?
- В принципе, да, - честно ответила канцлер Санча, любимая дочь короля, унаследовавшая все его самые-самые качества.
- Гм… Так вот и не найдешь сразу, что и ответить-то на наглость такову. Маршала, что ли, по старинке?
Дон Гуг, маршал королевства, при одной только мысли о морском путешествии в Италию позеленел лицом:
- В-в-ваше вел-л-личество, увольте. Недужен есмь.
- Я вот сейчас тебя так уволю, что…
Кричаще-умоляющий взгляд маршала заставил меня рискнуть жизнью:
- Ваше величество, позвольте высказаться.
Рука короля замерла, не долетев до щеки маршала.
- Ну…
- Право слово, ваше величество, ну никак не стоят какие-то там три итальянских графа такого внимания. Больно уж велика им будет честь, если послать на них королевского маршала. Чай, герцога Гуэрау Беневентского с них вполне хватит.
- И то, - совершенно внезапно согласился король. – Санча, готовь письмо герцогу Беневентскому.
- …Спасибо, дорогой друг, - благодарил меня позже маршал Гуг. – Вовек не забуду, - уверял он. И, конечно, забыл уже через день, когда я попросил прибавки содержания. Нет, видите ли, оснований. Вот ведь гад неблагодарный. Чтобы я еще хоть раз… хоть полразика рискнул ради него своей драгоценной задн… то есть головой… Да ни в жизнь, фиг ему!

***
Война с итальянскими графами не вызвала у герцога Беневентского никаких затруднений (к слову сказать, и благодарности в мой адрес она тоже не вызвала; благо, имя мое ему так и осталось неизвестно). Одно за другим графства входили в состав нашего великого королевства, образовав 10 марта 1281 года герцогство Апулия. По этому самому поводу на аудиенцию к его величеству был приглашен посол герцога Люксембургского.
- О, мой герцог выражает вашему величеству свою радость по поводу окончательного собрания земель неаполитанской короны.
- Эвона ведь как завернул, - восхитился король Бернат. – Ну, давай, что ли, не тяни. Видишь, мы ждем?
- Простите, чего давать? – озадачился посол.
- Ну, это… радость выражай.
Посол старательно попытался изобразить то, что, по-видимому, в Люксембурге называется радостью.
- Гм, не верю, - поморщился король. – Возможно, радости у тебя и твоего герцога прибавится, если мы еще чего-нибудь соберем. Санча, - позвал он дочь-канцлера, - что там, у нас в Европе, еще несобранного есть?
Принцесса принялась копошиться в свитках:
- СРИ.
- Что?! Это ты кому?
- Священная Римская Империя, - пояснила принцесса.
- Вот пусть священники и собирают. Что еще?
- Королевство Франция.
- Отлично! А долго его собирать?
- Думаю, лет за сто можем управиться.
- Ммм… Не подходит. Может, герцогство какое? Уж больно охота посла люксембургского порадовать.
- Ну, вот есть герцогство Пуатье.
- Отлично. Не зря я в тебя верил, - король радостно потер руки. – Так, что нам для этого нужно?
- А нужно нам всего-навсего графство Сентонж, ныне принадлежащее герцогству Люксембург.
- Совсем здорово! Сеньор посол, думаю, ваш герцог будет чрезвычайно рад уступить мне это графство.
Посол пришел в неописуемое замешательство:
- Но… но… это никак невозможно. Я не уполномочен…
- Вот и договорились, - хлопнул его по плечу король. Значит, ты сейчас пойдешь с моей дочерью. Она напишет грамоту с нашими претензиями на Сентонж. свезешь своему герцогу. А мы вскоре следом за тобой с полками будем. Увести!
Стража за шиворот выволокла несчастного посла. И опять был вызван маршал. И опять началась подготовка к походу. На этот раз в Аквитанию, то есть сухим путем, что не могло не успокаивать дона Гуга. Но внезапно свалившаяся на меня радость (прости, Господи, мои прегрешения) приостановила подготовку к войне: скончался управляющий делами королевства Хайме де Луна. Тот самый шепелявый казначей Хайме, честно заработавший острую неприязнь окружающих.
Пропустить зрелища врага в гробу я, естественно, не мог. Во-о-от он, лежит! Лежит и не шепелявит, помалкивает. Что, старый хрыч, не утащить тебе в могилу казны, а?
- Все притащились? – обвел глазами собравшихся вошедший король Бернат. – Злорадствуйте, прыгайте от счастья. Как же, скупердяй ушел. Тьфу на вас! Эгоисты, себялюбцы! Да ни один из вас и на мизинец от его работы для королевства не сделал. – Король подошел к гробу. – Эх, друг ситный, кем же тебя заменить? Не этими же бездарями, - ткнул он пальцем в нашу сторону.
Тогда я только хмыкал, но сейчас… Да, сейчас я стыжусь своих чувств у гроба дона Хайме. Сейчас я понимаю, что тогда из жизни ушел один из лучших деятелей валенсийского двора. При временно заменившей его Элизабет де ла Куэва доходы казны резко снизились. Крестьяне совершенно обнаглели и бессовестно начали утаивать часть урожая. Купцы словно взбесились, отказываясь платить пошлины по прежним уложениям. И каждый норовил урвать себе лакомый кус от казны. Первым среди наглецов отметился тайный советник, королевский зять и мой бывший начальник дон Рамон. Сеньора Элизабет не нашла веских оснований отклонить его претензии, справедливо считая, что талант дороже денег. Гм, только почему-то деньги достались бездарю дону Рамону, а ваш талантливый покорный слуга опять остался на бобах. Так что, уже, признаться, через неделю мне стало не доставать шепелявого ворчанья покойного дона Хайме.
Король так расстроился, что в Аквитанию решил сам не ходить, поручил создание герцогства Пуатье бретонцам. Карл Бретонский взялся за дело рьяно и уже в апреле 1283 года мы смогли порадовать люксембуржцев новым собиранием земель. Надеюсь, осознание того, что они своим Сентонжем и пятью сотнями золотых во многом способствовали мероприятию, еще больше укрепило их радость.
Двор гадал, кому же все-таки достанется новое герцогство. Я тоже не оставался безучастным. Не то чтобы мне приходилось надеяться на титул, но если бы вы знали, как надоело оставаться в тени маршала да еще и выносить его сварливую супругу, вы бы меня поняли. Как не считал я свои шансы исчезающее мизерными, но решение короля Берната больно кольнуло мое самолюбие. Его величество вызвал в Валенсию епископа Каштелу-Бранку Педро Хименеса и имел с ним продолжительную беседу, по завершении которой мы узнали, что епископ Каштелу-Бранку стал архиепископом Пуатье. Этот недостойный представитель церкви уверил государя в том, что обширные земельные пожалования, несомненно, будут учтены при решении дальнейшей судьбы души покойного управляющего дона Хайме. Все во мне клокотало от возмущения. Я уже не говорю о самом титуле, шансов на который у меня не было, но само по себе понятие «судьба души», мягко говоря, вышибло меня из равновесия. До чего же надо было докатиться церковному иерарху, чтобы ради земельных приобретений сморозить такое. Да, честно скажу, что церковь во времена короля Берната не радовала меня своим апостольским духом.

***
Сейчас я думаю, что король Бернат не ходил в последние походы не только по причинам своего настроения, но и потому, что чувствовал: здоровье уже не то. Мы тогда этого не замечали и не волновались. С чего бы? Его величеству было едва за пятьдесят. Он представлял собой мужчину ну в полном расцвете сил. Явно не болел, не кашлял, дети у него рождались с завидной регулярностью. Казалось бы, живи да радуйся, ан нет.
Первый звоночек, явный уже для всех, прозвенел в 1284 году. Летом скончалась королева Бонна, женщина, с которой его величество провел всю свою жизнь, единственный человек, неспособный вызвать раздражение у монарха. Это его надломило.
Помню, когда уже помещали саркофаг королевы в семейный склеп Хименесов, его величество как-то грустно обвел взглядом надгробия, вздохнул и отчетливо произнес:
- Надо же какие ряды. Ровные и красивые. Для полной гармонии не хватает лишь одной могилы. Ну, ничего, недолго уже осталось. Скоро заполним пробел. Санча, меня положите вон там, подле отца.
Все, конечно, бросились уговаривать короля. Мол, как вы такое только и подумать-то можете. Но его величество устало махнул на придворных рукой, повернулся к выходу, еще раз оглянулся на надгробия и вышел.
Иногда я думаю, что предчувствия нам внушаемы свыше. После того дня король Бернат прожил всего полгода. Все это время он буквально угасал на глазах. За последние полгода жизни им не было подписано ни одного смертного приговора.
Во дворце постоянно находился наследник престола, герцог Толедо Матеу. На его растерянном лице читалось: Господи, как же мы без него? И я тогда задумывался, действительно, как же мы без него? С королем Бернатом уходила целая эпоха, эпоха великого Противостояния. За те почти 33 года, что он восседал на троне, Испания изменилась до неузнаваемости, став королевством трех частей света и 17 корон. При этом 7 корон из 17 – заслуга именно его величества. И теперь во всем мире лишь Византийская империя могла бы веско выступить против Испании. Мы, поколение эпохи Противостояния, выросли, созидая силу, наши дети уже родились, осознавая силу. В этом и есть главное значение тех изменений, что претерпела Испания за 33 года правления короля Берната.
Но, несмотря на всю нашу силу державы, мы с тревогой смотрели в будущее. Инфант Матеу не унаследовал от отца ни одной черты характера. Он был прямой противоположностью своему родителю. Добрый, милосердный, набожный, пустозвон и полный ноль в делах управления. Что нас ждало при таком короле, что ждало Испанию, тогда никто не мог предположить.

27 февраля 1285 года перевернулась последняя страница эпохи Противостояния: умер король Бернат. Впереди нас ждала новая, неизвестная пока эпоха, которую теперь, на склоне лет, я предпочитаю нескромно называть «Я и король Матеу».

Даты, события, люди

1 января 1280 г 6 доменных провинций, 55 вассалов-герцогов, 2 графа, 17 королевских титулов. 57 тысяч монет в казне. 339 тысяч воинов. Престиж = 1434, благочестие = 14205.
1280-1281 гг Война с итальянскими графами, аннексия трех графств, создание герцогства Апулия.
Претензии на Сентонж (герцогство Люксембург) – 1800 престижа.
1282-1283 гг Война с Люксембургом, захват Сентонжа, создание архиепископства Пуатье.
1284 г Смерть королевы Бонны.
27 февраля 1285 г Смерть короля Берната. 17 королевских титулов, 1515 престижа, 14174 благочестия.

Конец первой части

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 9 (1285-1289)

30.08.2006 08:43

Часть 2. Я и король Матеу

Глава 9

27 февраля 1285 года на престол Испании взошел восьмой король династии Хименесов Матеу. «Наш добрый и милосердный пустозвон», как за глаза называли его придворные. О покойниках не принято говорить плохо, но справедливости ради я должен отметить, что 36-летний король Матеу, кроме своей врожденной доброты, отличался еще и редкостной глупостью. Сложить в уме два двухзначных числа казалось ему неприподъемной задачей. Отцовской твердости ему также не доставало. Наступала наша эпоха, эпоха придворных. Именно с заменой короля Берната на это, с позволения сказать, недоразумение твердая воля государя уступила место придворным интригам. Судьба королевства переходила из одних рук в другие, никак не попадая в те, которым она предназначалась Богом. Грустно всё это.
Тогда мне уверенно шел уже 43-й год. Не мальчик уже. Но и не полноценный человек. Ибо, несмотря на мою верную службу престолу, я так и не обзавелся ни титулом, ни землями, ни просто каким-нибудь домом. Как следствие, не нашлось ни одной, извините, дуры, которая решилась бы связать свою судьбу с таким неудачником. Где, как и с кем я тогда проживал, позвольте, мне умолчать. Так как нет в этом ничего поучительного для молодых людей.
Родители умерли, пока я был в мунгальском походе, сестра вышла замуж и куда-то уехала, поместье захапали соседи из Мендосы. Ни кола, ни двора, гол как сокол. Хоть в монастырь уходи. Только кто меня туда такого возьмет? Чай, монахи не дураки, им такая проблема не нужна. Так и оставалось мне тупо влачить свое никчемное существование. Вот тогда-то и начал я скуки ради делать кое-какие записи об увиденном мной. Думал, когда-нибудь соберу все воедино. Вот, собственно, сижу сейчас и собираю. О-хо-хо, грехи наши тяжкие. Господи, не дай помереть, не окончив труда моего земного… последнего.
Впрочем, оставим эти сопли и вернемся к первым дням правления короля Матеу.

Следом за нашим благочестивым королем в валенсийский дворец перебралась и вся его августейшая семья. А именно: королева Гийельма, принц Бернат 13-ти лет, три принцессы и безземельный брат короля Гиллем 16-ти лет (Был у его величества еще один брат Гуифре, герцог Сирии. И я бы о нем не стал упоминать, если бы не династические соображения грядущих времен и ААРов. – VP) Ну, семья и семья, это-то понятно, но ведь этим нашествие чужаков не ограничилось. Следом за монаршим семейством в Валенсию перебралась и вся голь перекатная толедского двора. Тут-то и прижали местных старожилов нахожалые невегласы. Так что в течение недели, последовавшей за смертью короля Берната, наши мысли были заняты отнюдь не трауром и похоронами, а самыми что ни на есть земными, насущными проблемами: останемся ли мы на своих теплых местечках. Мое семейство начальников (маршал Гуг и его супруга канцлер Санча) целыми днями обсуждали свои перспективы. Собственно, речь в основном держала донна Санча:
- Нет, что ни говори, а тебя, пожалуй, спихнут пришлые. Вон сколько у Матеу дармоедов. И ведь каждый пристроиться норовит. А братец у меня человек слабый, подверженный внушению, возьмет да и уступит. И уволит тебя в угоду какому-нибудь прощелыге.
- А чего так сразу меня? Я что, плохой маршал?
Меня так и подмывало сказать: хуже, мол, не бывает. Но я вовремя вспомнил о бывшем маршале доне Рамоне, ныне тайном советнике. Да и донна Санча быстро ответила супругу:
- Да какой из тебя вояка? Жену и ту победить в постели не можешь.
- Могу,- обиделся дон Гуг.
- Ага, сейчас. Два раза в месяц,- парировала она.- Да и кого ему увольнять? Не меня же. Я, чай, королю родная сестра. Да и канцлер из меня хоть куда.
- Ну, может, титул какой тогда даст?- предположил маршал.
- Угу, даст… пинка под зад. За титулами, это надо к королеве Гийельме обращаться. Она этим делом в Толедо заведовала. Тьфу ты, Господи, терпеть ее не могу.
- Зато, я смотрю, Господь твои плевки терпит. Может, как-нибудь сумеем ублажить ее?
- Не смеши, дорогой, а то у меня лиф лопнет. Перед слугами стыдно будет. Да ты лягушку не ублажишь, не то что царевну.
Так терзались, я думаю, во всех придворных семьях. И терзаться нам пришлось до самых похорон его величества короля Берната. Думали, уж совсем не дождемся этого светлого дня, ан дождались. Главное, надо свято верить! Церемония прошла скомкано. Священник торопливо отбормотал непонятную латынь, сократив все, что только можно. А и чего стесняться? Все одно его никто не понимал. Траурная процессия едва ли не бегом добежала до склепа. Могильщики с молодецким хеканьем бабахнули гроб (слава Богу, гробовщики не подвели – гроб был сделан на совесть, не раскололся) и наскоро завалили его плитой, испортив всю красоту и ровность рядов королевских надгробий. И наконец долгожданный момент наступил. Были объявлены августейшие пожалования.
Перво-наперво, были розданы герцогские титулы королеве и принцессам. Поскольку Гийельма сама выбирала для себя и дочек владения, обижены они не были. Затем, король пожаловал наследника Берната традиционным титулом герцога Толедо. После чего и были объявлены новые списки двора. Сказать, что донна Санча испытала шок – ничего не сказать. Должность канцлера досталась королевскому брату Гиллему. А вот маршал гуг сохранил пост за собой. равно как и управляющая Элизабет де ла Куэва. Тайный советник Рамон отправился в отставку, оставив должность некоей Сисилоне, толедской фаворитке короля.
И наконец добило нас всех поставление в епископы 19-летнего Гуга де ла Вега. «И вот эту шмакодявку мы теперь все должны называть святым отцом!» Неприязнь к новому епископу была всеобщей. Тут же поползли разговоры о симонии, о проделках Станы (для всех, кто не пани В. – Сатана ) и т. п. Короче, так радостно начавшийся день закончился прямо-таки заупокой. Вот сейчас бы, в таком настроении, и хоронить бы нам короля. Право слово, хоть выкапывай.

***
Но выкапывать покойного Берната не стали. Я скажу больше, с течением времени мы все даже как-то попривыкли к сложившемуся положению вещей. Все как-то смогли приноровиться к извечному женскому противостоянию между королевой Гийельмой и фавориткой короля Сисилоной. Несмотря на то, что из этого противостояния периодически летели искры, а порой и клочья одежды, король по своей доброте душевной пытался вносить в их отношения искорку христианской терпимости. Мол, я вас обеих люблю по-своему, так что терпите, не гневите ни Господа, ни меня.
Брат короля канцлер Гиллем (и не скажешь, что всего-то 16 лет) энергично искал новых врагов короны. Пока за нашими пределами. Но в случае чего обещался поискать и внутри. Маршал Гуг умолял его искать как можно ближе и «если можно, то не за морем». Я же тем временем должен был выполнять за него черную работу – военные силы державы перехлестнули за 400 тысяч и требовали столько внимания, что никакой кокетке и не снилось.
А тут еще прицепился ко мне епископ Гуг. Поскольку остальные придворные либо откровенно шпыняли парня, либо насмехались над его недостаточной осведомленностью в делах духовных, он и прилепился к тому, кто не мог не относиться с уважением к его сану. А именно ко мне (дураку).
- Сеньор, я слышал, вы в юности лично знали архиепископа Видаля, прославившего церковь во времена войны с мунгалами.
Гм, ну не стал я, конечно, рассказывать парню, как епископ Видаль прославлял церковь, удирая от мунгалов и четырежды потеряв пожалованные земли. Ограничился простым и в то же время честным:
- Да, я имел такую честь.
- О, не могли бы вы рассказать мне об этом достойнейшем муже? Говорят, сам король Бернат называл его оплотом веры на Востоке.
И опять я не стал рассказывать о том, как на самом деле называл король Бернат епископа Видаля. Право, не для ушей священника эти слова. Еще подумалось тогда, да Бог с ним, с епископом, одной легендой больше, одной меньше – какая разница?
- Да, помню, и сам маршал Олива де Соли любил побеседовать со святым отцом.
- Возможно, он даже писал что-нибудь душеспасительное? - настойчиво подсказывал мне юный епископ.
- Возможно,- уклонился я от прямого ответа.- Точно не помню. Помню только, что он любил перелистать на досуге одну занятную книжицу.
- Какую?
- «Катехизис» какой-то. То ли «для безбожников», то ли «начинающего безбожника». Как-то так.
- О, обязательно найду и прочту. Огромное спасибо…- несколько замялся он с обращением,- сын мой,- все-таки выдавил из себя.
- Да всегда пожалуйста… отче.

Так что жизнь наша новая понемногу утрясалась. И так хорошо она утрясалась, что…

***
…тряхнуло наконец ее изрядно.
Брат короля Гиллем все-таки отыскал на супостата наши головы. В мае 1286 года маршал Гуг пришел домой смурной. Снял перчатки, швырнул ими в собаку, перевязью огрел пониже спины пробегавшую мимо служанку. ему бы и до меня добраться, но выручила донна Санча:
- В чем дело, дешевый мой?
- В чем дело?! Да в нем, в канцлере, будь неладен этот сопляк!
- Что такое?
- Что такое… А вот такое! Нашел-таки этот сопляк, куда полки послать.
- И куда же? Небось, опять на Восток.
- Ан вот и не на Восток. А на саамы что ни на есть север. В Шотландию.
- Господи, шотландцы-то чем ему не угодили?
- Шотландцы? Да там уж, почитай, давным-давно и нету никаких шотландцев. Одни печенеги остались.
- Кто-о-о?
- Печенеги, жена, печенеги. Самые настоящие, узкоглазые, на конях и в юбках. Говорят, лет сто уже, как в Шотландии обосновались, если не больше. А ты-то куда глядела, когда канцлером была?
- Дык я…
- Дык, дык. Кирдык! Плыви вот теперь в Шотландию! Черт бы побрал этого канцлера! И чего теперь делать, ума не приложу.
- Думаю, надо полки готовить, - вмешался я.
- Во-во, надо, - согласился маршал. – Вот и займись этим. И знаешь чего, ты пока стягивай их в Бретань. Я туда посуху доеду. Все уж оттуда плыть меньше, чем из Валенсии.
Так и начался этот необычный поход на шотландских печенегов. И как только они туда попасть умудрились? Неисповедимы пути господни, а печенежьи и того пуще.

К сентябрю стянул я в Бретань полки, разделил на две армии: королевскую девяти тысяч и армию герцога Испанской марки Рамира тринадцати тысяч. На имевшиеся у печенегов 16 тысяч должно было хватить с лихвой. В двадцатых числах подтянулись в Бретань и король с маршалом. Разумеется, канцлер Гиллем был с ними же.
Все было готово, медлить дальше – только себя зорить. И 23 сентября 1286 года грамота с объявлением войны была зачитана перед высшим рыцарством, после чего ее сунули в бутыль, запечатали горлышко и бросили в море. Авось, сама до Шотландии доплывет. гм, кстати, именно тогда я узнал, как зовут печенежского хана. Ни много ни мало, а Арчибальд. Вот уж поистине, дивны твои дела, Господи.
В тот же день войско, освящаемое в путь епископом Гугом, грузилось на корабли. В глазах маршала читался немой ужас перед морской стихией. Я ободрял его как мог. Донна Санча дала мужу в дорогу пачку мешочков, очень удобных для… короче, для борьбы с качкой. Так что выносить горшки за маршалом, мыть, скоблить и чистить их мне в пути не светило. Раз, попользовался – и за борт. Очень удобно.

***
23 ноября королевский флот пристал к берегу близ Честера. Здесь же, на прибрежном песке валялась так и не обнаруженная печенегами бутыль с объявлением войны. поэтому нас никто не встретил.
- Вот и ладненько, - радовался король. – Незачем кровь лить. Выносите скорее маршала, пойдем Честер голодом уморим. А вас, - обратился он ко мне, - я попрошу проследить за высадкой и дальнейшими действиями герцога Рамира.
«Проследить за действиями Рамира» означало, по мысли даже не самого короля, а королевы, проследить, чтобы герцог Испанской марки не присвоил себе ни одного города. Работенка знакомая, не первый год штаны седлом до блеска натираю. И я поспешил в армию королевского вассала, высадившегося в Йорке.
Старый герцог принял меня отнюдь без превеликой радости. Выслушав приказ, оставить в покое Йоркских поселян и идти на поиски армии хана, он разразился бурной руганью, справедливо обвиняя короля в том, что его армию, дескать, подставляют шишки себе наколачивать, чтобы маршальским солдатам спокойно ополониться.
- Что поделаешь, ваше сиятельство? – утешал я его. – Жизнь вообще штука несправедливая. Хорошо, хоть короткая.
И мы отправились вглубь Шотландии на поиски армии хана Арчибальда.

Весь остаток года я только и делал, что выслушивал сетования дона Рамира на судьбу свою тяжкую. 14 декабря армия маршала взяла Честер, изрядно пополнив свой обоз. А мы лишь имели одну стычку с небольшим отрядом печенегов. Вид косоглазых всадников на конях и в юбках произвел на нас неоднозначное впечатление. Смеяться вроде бы не располагали ни обстановка, ни свистящие в воздухе стрелы, но и смотреть равнодушно на голые волосатые ляжки этих сыновей двух родин было невозможно.
Наконец, сразу после нового года разведка донесла, что армия хана приближается к Йорку. Надо было готовиться к сражению.
- Какие будут идеи, дон Рамир?
Герцог зябко кутался в плащ, пододвигался ближе к костру, проклинал на все лады «эту идиотскую зиму со снегом» и не имел ровным счетом никаких идей. Пришлось блеснуть идеей вашему покорному слуге:
- Ваше сиятельство, тогда я предлагаю поставить пешцев во-о-он там, у кустарника, а в овраге мы разместим засадную кавалерию.
- А смысл?
- Ну, обратите внимание. Кустарник сплошь порос какой-то колючкой. Если их конница бросится на нашу пехоту, то колючки не преминут впиявиться прямо в голые ляжки печенегов. А там, где кустарник повыше, и в…
- Гм, понятно. Они замнутся, и тут-то я и вдарю своим полком из оврага.
- Точно.
- Так чего же мы сидим? Нас ждет славное дельце.
Да уж, дельце и впрям вышло славное. Все прошло как по писаному. Печенежская конница, наскочив на колючки, застопорилась и тут же схлопотала по загривку от засадного полка. Полчаса резни – и все. И остались на поле лежать лишь трупы, брошенное оружие и обрывки юбок на высоких колючках.

Армия хана Арчибальда была разгромлена наголову. Можно было спокойно заниматься осадами городов. Это дело немедля прочухал король Уэльса и тут же объявил войну печенегам. Следом за ним потянулись и какие-то бесхозные герцоги. Добыча грозила уплыть из наших рук.
По этому поводу я был срочно вызван в ставку короля, где маршал Гуг дал мне ценные указания:
- Возьмешь войска у герцога Рамира и осадишь Йорк. Возьмешь, двинешь на Дарем и Бервик. Надо спешить, покуда шакалы не подтянулись догладывать печенежский труп. И даже не думай взять из взятого себе лично хоть на полпесо. Потому как все это – королевское!
Что называется, вас понял, разрешите выполнять. Брать города на имя короля дело для меня привычное, осилю как-нибудь. Но обидно жутко.
Так что весь 1287 год прошел в гонке с подоспевшими уэльсцами, кто больше городов нахапает. В итоге к ноябрю 1287 года мы взяли 8 провинций из 15. Остальное ушло подоспевшим нахаляву. Из захваченного мы смогли организовать два герцогства (вернее, одно герцогство и одно архиепископство) – Ланкастер и Лотиан. К слову сказать, архиепископом Лотиана стал мой теперь уже почти друг епископ Гуг.

Я как раз имел возможность посетить новоявленного архиепископа в его епархии.
- Ну как, отче, обвыкаетесь?
- О да.
- Ничего не беспокоит?
- Из земной юдоли – нет, все хорошо. Но дела духовные…
- А что такое? Не получается найти «Катехизис»?
- Да нет, книжицу-то я нашел, хотя и с превеликим трудом. нигде не достать. «Катехизис для начинающего безбожника» некоего д’Эсэна. Не побоюсь сказать, вельми разумные мысли в ней. Например: «Не должно верующему позориться на молитве, прося Бога о прибавке жалования или чтоб корова отелилась. Богу подобает молиться лишь о духовном. А ежели вы молитесь, чтобы дождь пошел, то вера ваша суть корыстолюбива».
- Хм, разумно.
- Да, но дальше! «Поклонение иконам не есть ли то же поклонение идолам. Нет, все правильно, когда сами священники понимают, что за материальным образом кроется духовный. Но темные крестьяне! Они-то молятся на иконы, верят в их чудотворность. Ха, чудотворность у куска дерева. Не смешите меня». Это вводит меня в смущение. Что-то здесь не так, но я не теряю надежды разобраться.
- Я верю в вас, отче.
- А вы что зашли?
- Попрощаться. Король соскучился по дому и решил возвращаться. Пусть, мол, остатки печенегов уэльсцы добивают.
- Ну, храни вас Бог. Не забывайте меня, пожалуйста.

***
Весной 1288 года мы были уже в Валенсии, где королева Гийельма подготовила очередной придворный переворот. А именно: наконец-то подрос сын шепелявого покойного управляющего Миро де Луна. Парень был не промах: и в цифрах толк ведал и в куртуазности. Королева самолично экзаменовала его не одну ночь (как злословили при дворе) и пришла к выводу, что лучшего казначея нам не найти. Так что пришлось королю Матеу увольнять Элизабет да ла Куэва и ставить на ее место этого проныру.
Но и на этом не завершилось торжество семейства де Луна. Спустя год герцог Толедо и наследник престола Бернат, несмотря на свою болезнь, изволил жениться на дальней родственнице нашего нового управляющего Сисилоне де Луна. Новые силы начали набирать мощь при валенсийском дворе.

Даты, события, люди

27 февраля 1285 г Да здравствует король Матеу. 1249 г. р. Добрый, милосердный, пустозвон. [5/10/9/0].
После раздачи титулов: 57 герцогов-вассалов, 2 графа. 430 тысяч войска и 60 тысяч монет в казне.
1286-1287 гг Война с шотландскими печенегами. Освобождение 8 провинций, создание двух герцогств.
1289 г Наследник престола Бернат – больной.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 10 (1289-1294)

01.09.2006 17:29

Глава 10

Пани В., это всё - для Вас .
Остальные тоже, конечно,
могут присоединяться .

Ее величество королева Гийельма и управляющий Миро де Луна многого ждали от брака инфанта. 17-летний наследник престола оставался единственным сыном короля Матеу. Тем опаснее для династии (и для нас, придворных, чего уж там греха таить) было его на редкость слабое здоровье. Следующим в очереди на корону являлся племянник его величества, 12-летний герцог Палестины Альфонс. Этот-то был темной лошадкой с пока еще не определившимися чертами характера, но с вполне уже определенным числом голодных провинциальных придворных. Оставались слабые надежды на скорое рождение у молодой четы сына.
- Сисилона не подведет, - заверял всех Миро де Луна. – Если понадобится, я самолично прослежу.
За чем конкретно многозначительно обещал проследить управляющий, мы, конечно, точно не знали, но кое о чем догадывались.

Канцлер Гиллем, брат короля, продолжал неусыпно выискивать врагов. При этом он с таким усердием намекал государю на свои немалые заслуги, что тот приказал управляющему выделить на долю Гиллема семь сотен реалов.
- Да я отслужу, - бил себя кулаком в грудь канцлер. – Вот увидите, не пройдет и полугода…
Гм, не прошло. Отслужил. Гнида казематная. Чтоб глаза мои его больше не видели. Ведь опять морем плыть с маршалом моим. Что за наказанье? Впрочем, обо всем по порядку.
Весной 1291 года прибыл в Валенсию архиепископ Лотиана Гуг, мой старый юный знакомец. Помнится, я здорово удивился, увидев его в коридорах дворца.
- Ваше преосвященство, какими судьбами?
- Промыслом Господним, конечно… сын мой. Говорят, его величество и канцлер Гиллем меня видеть хотели.
- Гм, канцлер Гиллем? Сомневаюсь, что на этот раз вы имеете дело с промыслом господним. Скорее, тут дело от лукавого.
- Господь с вами, - епископ перекрестился.
- Впрочем, ладно о нечистом. Как ваши изыскания в «Катехизисе» д’Эсэна? Разобрались?
- Ммм, - поморщился святой отец, - не произносите при мне, пожалуйста, этого имени. Ибо то суть безбожник редкостный.
- Как? – искренне изумился я. – А как же покойный епископ Видаль? Значит, он увлекался книгами безбожника?
- Отнюдь. Существует и второй катехизис, «для безбожников». Некоей матери церкви пани Владиславы де Мендоса.
- Позвольте, Мендоса? У меня были соседи Мендоса, редкостные скупердяи. Она не из них, случайно?
- Из них, из них. Причем совершенно не случайно. Это был запланированный ребенок. Так вот, в юности она прошла школу самого Эстебана де Мендоса. Вы, конечно, слышали о нем?
- Ммм, кажется, да. Мама говорила, что он развозил свинину по Испании. Значит, купец.
- Не совсем. Вернее, совсем не. Эстебан де Мендоса был великим инквизитором при королях Мартине и Сунифреде II. Пани Владислава его племянница, опрометчиво уехавшая в Польшу, где и издала свой «Катехизис» в пику безбожнику д’Эсэну.
- Да? И что же она пишет? – из вежливости полюбопытствовал я.
- Гм, - смутился епископ, - этого я пока не знаю. Польским не владею. Но как переведу, непременно пришлю вам экземпляр.
- Буду вам бесконечно благодарен, - отреагировал я с равнодушием, граничащим с наплевательством. Писульки моей, как оказалось, соседки из Мендосы меня ничуть не интересовали. А и правда, ну чего умного может написать какая-то, пардон, баба? Как там в пословице? Курица не птица, а у бабы волос длинный. Или нет – волосы у бабы длинные, а курица не человек. Не помню точно, но звучит логично.

Зачем король Матеу хотел видеть епископа Гуга Лотианского я узнал от маршала.
- Мать… мать… мать… - уже полчаса ругался маршал.
Его супруга донна Санча, вынув из уха восковую затычку, устало проговорила:
- Дешевый мой, о твоей матери, да и о всех матерях вообще, мы уже наслушались. Рассказал бы хоть что-нибудь об отце. Ты что, в неполной семье вырос?
- К… матери твоего… отца!
- Эй-эй, вообще-то мой отец был королем Испании, а на престоле сидит его сын, мой брат.
- К… … … матери твоего… … … брата! И вашего с ним брата-канцлера тоже!
- Так ведь и сослать могут.
- Дальше Шотландии не сошлют, - огрызнулся дон Гуг.
- Ну наконец-то, первая фраза без матери.
- …мать!
- Закончил?
- Да.
- Что случилось?
- Канцлеру вдруг встрелило: мол, до герцогства Йоркского его величеству не хватает одного города. А давайте, говорит, пошлем Джону, графу Лестера, претензии на его земли.
- А что король?
- А что король? Король у нас как всегда ничего. Давайте, говорит. Так что все, война. По то и епископа вызывали из Лотиана. Мол, пусть он это богоугодное дело и возглавит.
- Ну, и ты-то чего злишься?
- Дык и меня с полком из Таррагоны отправляют. Мол, архиепископство Лотиан еще не до конца оправилось от печенегов, еще не всем мужчинам юбки на штаны заменили. Тьфу. Так что снова отплываем на север. Собери, что ли, чего-нибудь поесть.

На этот раз поход в Британию сложился быстро и ладно. 12 июня 1291 года мы объявили войну графу Джону, а уже 13 сентября праздновали создание герцогства Йорк. Так что я бы мог сказать, что все прошло хорошо, если бы не укаченный вусмерть маршал и не мучимый угрызениями совести архиепископ. И оба Гуги. Проклятое имечко. не называйте так своих детей, заклинаю вас.

***
Но поход походом, а не о нем рвется рассказать моя душа. Сколько уже было этих походов в моей жизни, сколько появилось их на страницах рукописи, но того, что произошло со мной впоследствии, не случалась более никогда. Именно в 1292 году началась та печальная история. Я и король Матеу… впрочем, начинать всегда лучше с начала.
А начало было положено давно. Так что начну я не с него, а… А с приезда вместе королем Матеу из Толедо множества придворных. Об этом я уже упоминал. и была среди них… Нет, не могу… Пойду успокоюсь. Потом допишу.

***
И была среди них тогда еще девчушка, сирота Гийельма. Не было у нее ни отца, ни матери, а находилась она под покровительством королевы Гийельмы, в честь которой ее и нарекли. В 1292 году сровнялось ей 15 лет. (А мне, дурню старому, стукнуло ровно 50). Так как я не был вхож на половину королевы, до той поры я и не встречал эту девушку. Пока…
Случилось это в январе. Во дворце устраивалось торжество по поводу принятия графа Лабурского предложение короля Матеу о вассалитете. Где-то во время торжеств ко мне подошел мой бывший начальник, бывший тайный советник, дон Рамон.
- А-а, дружище. Мы ведь с тобой друзья?
Гм, вот если бы он о дружбе поминал лет так пятнадцать назад… А сейчас кому нужна дружба придворного в отставке? Но вежливость высшего света, это зло общества, катализатор лицемерия и неискренности дернула меня за язык:
- Конечно, дон Рамон.
- А помнишь, как мы с тобой мунгалов гоняли?
Признаться, я помнил только, как я без него гонял тех самых мунгалов, а он сидел во дворце и услаждал свой взор танцующими гуриями. Но:
- Конечно, помню. Как забыть?
- Да, были времена. Не то сейчас. А знаешь…
Так, болтая о пустяках, он медленно смещал меня в определенном направлении. Признаться, я уже начал подумывать, как бы избавиться от навязчивого старика, но тут мы столкнулись с донной Санчей, женой маршал Гуга. Она прогуливалась в сопровождении очаровательной юной девушки. Мы раскланялись. И именно тогда0то меня и представили Гийельме. Девушка зарделась маковым цветом, неловко присела передо мной. Я, кстати сказать, тоже как-то подрастерял свою уверенность. Даже не помню, о чем мы тогда говорили.
Так я и познакомился с той, которая… Мда, никогда не прощу коварства дону Рамону и донне Санче. Если бы я только мог знать, зачем они организовали эту встречу, все повернулось бы иначе, но…

И понесло меня и закрутило. Я даже не заметил момента, с которого начал следить за своей фигурой, причесываться дольше обычного и чаще менять костюм. Седина в бороду, сеньоры, седина в бороду. А вы как думали?
Мои дьяволы-искусители еще не раз устраивали наши встречи с Гийельмой. И мне доставляло радость то обстоятельство, что девушка, кажется, не чуралась моего общества. Как тогда я был благодарен донне Санче за то, что, по словам девушки, она говорила ей много хорошего обо мне. И какой я благородный, и какой я вечно печальный, и какой я смелый, и… Да много чего еще она врала неопытной девчонке. А я, дурень старый, изо всех сил старался походить на ее рассказы обо мне.
Наши встречи становились все чаще и продолжительнее. Мы не уставали от общества друг друга и хотели только, чтобы это длилось как можно дольше. Но все хорошее когда-нибудь кончается.

***
Кончилась и моя весенняя идиллия 1292 года. В начале мая канцлер Гиллем смог убедить своего царственного брата, что деяния его правления должны быть украшены уничтожением эмирата Пальмира.
На этот раз расстроился не только мой маршал, но и я сам. Это означало перерыв в наших встречах с Гийельмой на неопределенный срок. Конечно, от меня, как от советника маршал, зависело сократить разлуку. И я на свою беду и беду тысяч людей поспешил. До сих пор я считаю свой просчет 1292 года самым страшным в моей жизни. И очень бы не хотел об этом рассказывать, но из песни слов не выкинешь.

Долго ли коротко ли, а в сентябре 1292 года на границе с Пальмирой мы сосредоточили три армии: королевскую 14-ти тысяч, герцога Дамасского 12-ти тысяч и брата короля герцога Гуифре Сирийского 17-ти тысяч. Армии формировал я, честно признаюсь. Мне казалось, что этого вполне хватит против 37 тысяч пальмирцев. Однако я не учел одного очень важного обстоятельства. Арабской тяжелой кавалерии!
6 сентября его величество король Матеу послал объявление войны нечестивому эмиру Мануилу (гм, мама его что ли с греком согрешила? и скрывать этого не стали). И три наших армии немедля перешли границу. Король, естественно, находился при королевской армии, маршал Гуг при герцоге Гуифре, а меня послали советником к герцогу Дамасскому. Это был совсем молодой человек двадцати с небольшим лет и смотрел на меня как на Александря Македонского. Ну и дурак! А я так пуще его.
Торопясь покончить с неверными и поскорее вернуться к Гийельме, я посоветовал ему вести армию прямо в сердце вражеской державы, на Пальмиру. Мол, поймаем эмира, сунем в мешок – конец войне. Ага, сейчас, только вот подштанники надену.
Нет, начиналось все неплохо. Мы сначала пошкодили в окрестностях арабской столицы, затем подступили к самому городу. Мне оставалось лишь по сложившейся традиции как-нибудь оттереть герцога перед самой сдачей города и занять его самому от имени короля. Но…
Это самое «но» случилось в ночь с 8 на 9 ноября. Как сейчас помню, я обходил караулы и задержался на одном из постов, обучая молодого солдата правильным действиям в случае обнаружения неприятеля:
- Вот что ты будешь делать, если там пробежит араб?
- Стрельну из арбалета, - бодро отвечал парень.
- Не так, - поправил я его. – Сначала ты должен сказать: «Стой, стрелять буду!»
- А зачем, сеньор?
- Ну какой же ты бестолковый! В стоячую мишень попасть легче, чем в движущуюся. Понял?
Понял он или нет, я так и не узнал, потому что в тот самый момент с соседнего поста донесся заполошный вопль:
- Арабы!
Донесся и тут же был заглушен топотом множества копыт. Я метнулся к лагерю поднимать армию по тревоге. Но куда там! На месте палаток дамасского полка топталась уже тяжелая арабская кавалерия. Кое-кого мне удалось собрать вокруг себя, и я попытался переломить ход боя. Но эмир Мануил предусмотрел все. Ммм, даже вспоминать не хочу, что вышло из нашей контратаки. Арабы на закованных в броню верблюдах буквально заплевали нас. Потом… Впрочем, хватит себя мучить. Достаточно будет сказать, что к утру 9 ноября 1292 года одна из трех наших армий перестала существовать.
Я мог бы написать, что меня буквально силой утащили с поля боя мои оруженосцы, но вы ведь все равно не поверите. Скажете, струсил, подлец, не смог умереть с погубленными тобой солдатами. Валяйте, плюйте в меня аки верблюды поганые. Я и сам себя видеть не хотел после того разгрома. Эх, жаль к тому времени король Бернат уже умер. Уж он бы точно знал, что со мной делать. А король Матеу… Да уж, наш добрый король Матеу сказал:
- Ну, ну, сеньор, не плачьте, не надо. Ну подумаешь, одну армию разбили. Не велика беда. Мы новую соберем, лучше прежней. Не плачьте только, а то я сам плакать начну.
Кстати сказать, король Матеу не переносил чужих слез, и многие этим пользовались. Так вот и закончилась выволочка у государя. И поехал я собирать вторую армию. Встреча моя с ненаглядной Гийельмой откладывалась на неопределенный срок.

Нелегкое это, я вам скажу, дело – мобилизацией заниматься. Ммм, врагу не пожелаешь. Ты тут носишься, заезжаешь в поместья самолично, уговариваешь каждого барона всесть на конь, а у них у всех один ответ: не могу, болен, плоскостопие. А то, не дай Бог, сам прячется где-нибудь, а жена говорит, нету, мол, на охоте второй месяц пропадает. И все-то тебя ненавидят, все-то заглазно поносят (именно поносят, а не поносят). Паршивая работенка. Сколько раз я молил Бога, лучше меня пусть арабы еще раз разобьют, только поскорее бы с этим делом развязаться. И домолился!
7 декабря, несмотря на все трудности, 11-тысячная армия во главе со мной (правда, мало кто меня знал) снова подошла к границам Пальмиры. Приказ нам был предельно конкретный и абсолютно логичный – прикрывать армии короля и герцога Гуифре. Мы рьяно взялись за дело, дефилируя между Сирией и Сувайдой. И, как водится, додефилировались. 11 февраля 1293 года нам не посчастливилось встретить армию эмира, которая с превеликим энтузиазмом вторично вытоптала под ноль мои полки.
Несмотря на то, что гибель моих ребят не была напрасной (16 декабря король захватил Хаму, а 18 февраля герцог Гуифре вошел в Тебриз), лично я считал свою карьеру законченной. Если бы я был титулованной особой или, на худой конец, родовитым вельможей, бестолковость моя заслуживала бы снисхождения. Но бедный, никому неизвестный безродный дворянин не имел права на пощаду. Однако по неизмеримой милости короля Матеу я ее все-таки получил.

И снова бешеная скачка по поместьям. И снова борьба с уклонистами. И снова обучение сопливой молодежи. Я все выдержал, и 4 марта 1293 года моя третья, 15-тысячная, армия была готова к боям.
На этот раз из осторожности мы решили соединить два корпуса – мой и герцога Гуифре. После чего наша 25-тысячная рать двинулась прямо на Сувайду, где отдыхала армия эмира. 28 апреля состоялось решающее сражение, в котором полег весь цвет племенных верблюдов пальмирского эмира. Вот он, час мести! Я даже и не подозревал в себе подобных чувств. А они, как оказалось, были, да еще какие. Я лично прошел по полю битвы и лично плюнул на труп каждого верблюда.
После этого война пошла веселее. Мы занимались лишь осадами да грабеж… то есть фуражировкой. Уже 2 июня эмир прислал к королю Матеу просить мира.
- О светоч Востока и Запада, о могущественнейший из земных владык, о Солнце этого мира, - заливался арабский посол, - пощади пыль под твоими ногами, останови свою грозную поступь… - и так далее, и тому подобно. А в завершение: - А мы тебе шесть тысяч денариев. Только пощади нас, неразумных.
- Да-да, конечно, - начал, было, кивать король, но его тронул за рукав брат Гиллем и что-то горячо зашептал на ухо. Король внимательно выслушал канцлера и огорошил уже обрадовавшегося посла: - Нет! Вы – исчадия ада, порождение Станы (кому надо, вот лишняя буква «а», вставьте сами – VP), и вообще. Я не прекращу своей грозной поступи, покуда не избавлю землю от вас. Я все сказал!
Посол ушел не солоно хлебавши.
За свой совет канцлер впоследствии получил семь сотен реалов. Вот так по его любезности казна не досчиталась 6 тысяч денариев и 700 реалов.

Города, хотя и оставленные без защиты, оборонялись отчаянно. Крепости в Пальмире были отгроханы по последнему слову техники. Но как бы то ни было, а дело шло на лад. Мы настолько себя уверенно чувствовали, что канцлер Гиллем присоветовал брату заявить претензии на Бордо. Там, мол, вино неплохое делают. А все неплохое в Европе – это Испания. Значит, и Бордо – исконно наша земля.
Я уже начал нервничать. Если так дело и дальше пойдет, то Гийельма попросту выйдет замуж за неизвестно кого (это тогда я еще думал «за неизвестно кого»). Надо было поспешать. Я выпросил у короля отдельный корпус и повел его на Асас. Все уж быстрее дело пойдет. И пошло. 15 июня 1294 года Испания приросла герцогством Эдесса, а 29 октября 1294 года пала последняя крепость пальмирцев. Можно было возвращаться в Валенсию, к Гийельме. Но (Господи, как же я ненавижу это слово!)…

Даты, события, люди

1291 г Претензии на графство Лестер (1774 престижа). Война, захват, создание герцогства Йорк.
17 королевских титулов+60 герцогов-вассалов=22,1 престижа в месяц.
3 января 1292 г Граф Лабур соглашается стать вассалом. Какая-то странность, но это был едва ли не последний случай за всю кампанию. С этого момента ни заключить брачный договор, ни принять вассальную присягу я больше ни с кем не смог. Глюк? Или есть тому объективные причины?
Наследник Бернат – кишечные паразиты. Тьфу, гадость какая!
1292-1294 гг Война с эмиратом Пальмира (11 провинций, 37 тысяч войска). Гм, был сурово наказан за самонадеянность, хотя и победил великой кровью, но на их территории.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 11 (1294-1299)

06.09.2006 08:15

Глава 11

Итак 29 октября 1294 года пал эмират Пальмира. Война закончилась для державы приобретением 11 провинций, 2 герцогств (Эдесса и Пальмира) и гибелью двух армий. И можно было бы собирать вещи и отправляться домой, к Гийельме. Можно было бы да оказалось нельзя. Тут-то и просвистел над головой, как арбалетная стрела, первый тревожный сигнал: скончалась королева Гийельма. О смерти королевы его величество уведомила сестра государя донна Санча. Поскольку муж ее был моим непосредственным начальником, содержание печального известия стало известно и мне:
«Дорогой мой брат, не знаю, как решиться и уведомить вас. Казните наши головы неразумные, бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам, но не уберегли мы нашу голубку сизокрылую, драгоценную нашу королеву Гийельму. (Далее письмо было чем-то залито, король решил – слезами и тоже расплакался)…
…Еще об одном спешу уведомить ваше величество. Перед смертию покойница бредила, называя вас королем Иерусалимским. И мыслю я, не быть спокойной душе ее трепетной, если мы не исполним ее последнюю волю. Думается, канцлер ваш, брат Гиллем, не уведомил ваше величество о близости короны Иерусалима. Не иначе, как сам возжелал царствовати и всем владети. М, какой же гад («гад» было зачеркнуто, и король не разобрал, но мой маршал прекрасно понимал почерк жены). Так вот, спешу сослужить службу вашему величеству, а заодно и поспособствовать успокоению души покойной королевы Гийельмы. Брат мой, объявите войну нечестивому эмиру Ливорно, отнимите у него Арху, и ни одна тварь («тварь», как вы понимаете, было также старательно замалевано) то есть ни одна душа не посмеет возразить против присоединения к великому испанскому престолу короны древних иерусалимских царей».
Результатом этого пасквиля стала отставка канцлера Гиллема. Король Матеу, всегда такой добродушный, на этот раз вышел из себя. Он рвал и метал, хотя было бы уместнее сказать, немножко отрывал и недалеко кидал.
- Ты, ты, брат мой, сын матери моей, внук моей бабушки и… и… и…
- Правнук прабабушки, - по привычке подсказал Гиллем брату.
- Да, спасибо. И внук моей прабабушки. Только которой из четырех? Впрочем, ладно. Но как? Как ты мог не доглядеть? Ведь душа ее там сейчас мается.
- Где, ваше величество?
Вопрос поставил короля в тупик, но выручил маршал Гуг:
- В чистюлище!
- Да, - подтвердил король, - именно, в чистюлище. Мается, то есть моется, наверное.
- Чем? – последовал следующий убийственный вопрос без пяти минут экс-канцлера.
И опять король замялся.
- Ваше величество, - напомнил маршал, - вы его в шею гнать хотели.
- Да, да, - засуетился король, - только я не достану, он такой высокий.
- Нагнем!
- Не надо меня нагибать, - высокомерно отвел руку маршал Гиллем, - я сам уйду… ненагнутый.
Так пост канцлера вновь вернулся к супруге маршала донне Санче, а мы попылили по дороге на Арху. Успокаивать мятущюся душу покойной королевы. Много спустя, когда я уже вернулся домой и рассказал обо всем архиепископу Лотианскому, он аж скрипел зубами и только и знал, что повторял: «Господи, почти тринадцать веков с твоего воскрешения, а они как и не слыхали о Тебе». Очень сердился святой отец на наши скромные мирские суждения о чистюлище и маете душевной.

9 марта 1295 года, по моему разумению, душа королевы должна была успокоиться, а мог вернуться домой – Арха пала, и король Матеу был провозглашен королем Иерусалимским. Но (вот, опять писанул это словечко) «черт ли сладит с бабой гневной». Донна Санча, желая показать королю свое рвение указала на еще одно неоконченное дело времен покойного короля Берната. Видите ли, если мы сейчас возьмем Триполи, то среди вассалов короны появится еще один граф. А оно мне надо? Или еще кому в нашей армии? Было у меня смутное подозрение, что и его величеству оно не шибко надобно. Однако маршал Гуг поддержал жену, и в который уже раз отложилось мое возвращение к Гийельме. Лишь 20 июня 1295 года я смог сесть на корабль, который и повез меня домой.

***
Домой… Лучше бы я никогда туда не возвращался, лучше бы я сложил свою седеющую голову под саблями пальмирцев. Ибо именно дома я получил рану, не заживающую до сих пор.
Нет, не подумайте чего о Гийельме. К моей несказанной радости она меня ждала и даже скучала. Здесь пока было все безоблачно. Облака ходили во дворце. Одно из них – бесподобная донна Санча, канцлер королевства, другое… Вот уж от кого уже не ожидал, так это от него. Другим облаком, а вернее пышнотелой тучей, стал мой давнишний начальник, тайный советник короля Берната, ныне просто придворный дон Рамон.
Вам как, сразу рассказать или по порядку? Ладно, расскажу по порядку, а кому сразу надо, можно пропустить эту страницу, измазанную соплями… моими.

Наши отношения с Гийельмой складывались лучше некуда (особенно мне, 53-летнему дураку). Уже здесь я должен был что-то заподозрить. Ну не бывает так, чтобы хорошо всем и сразу. Все и сразу – это только чумой болеют. Кому-то обязательно должно было стать плохо. Для баланса и равновесия в природе. В тот день… Хотя нет, сделаю откат подальше, в другой день.
Я шел вместе с маршалом на доклад к королю. Вышли мы с изрядным запасом по времени, поэтому смогли отвлечься на разыгравшуюся сценку. У стены стояли донна Санча и дон Рамон. Занятые беседой, они не заметили, как к ним совсем близко подкатил придворный шут Чика. Сначала он просто кривлялся за спиной дона Рамона, изображая походку полного человека, затем, выбрав паузу в разговоре, отчетливо произнес:
- Туча брюхом стол накроет,
всю посуду вон сметя.
Дон Рамон нас беспокоит:
уж не носит ли дитя?
Дон Рамон, чье прозвище «Туча» точно отражало его фигуру, аж поперхнулся. Опомнившись, он вцепился в волосы шута:
- Как ты посмел, мерзавец?
Чика вертелся, визжал и вопил:
- Донна Санча, умоляю вас, успокойте сеньора, как бы выкидыш не случился.
Это еще пуще ярило Рамона. Он повалил Чику на пол и принялся пинать его ногами. Я не мог спокойно на это смотреть.
- Дон Рамон, - вцепился я в его плечи, - ведите себя достойно. Не обращайте внимания на дурака.
- Да, - пропищал Чика, - я же на вас внимания не обращаю.
- Ах ты!..
- Прекратите, сеньор, - я был вынужден применить силу к моему бывшему начальнику.
- Что-о-о?!! Ты… ты… ударил испанского гранда! Да я тебя за это…
Что он меня за это, узнать так и не удалось, потому что вмешалась донна Санча:
- Рамон, прекрати, - она взяла его за руку и повела прочь.- Еще не время, потом…- услышал я ее затихающий голос.
Я посмотрел на шута, оценивая, не нужна ли ему помощь. Гм, в помощи он явно нуждался, только не в моей. Это недоразумение природы сидело и смеялось.
- Чего ты смеешься, дурак?
Он промолчал, не обращая на меня внимания.
- Вообще-то я с тобой разговариваю. Эй! – тронул я его носком сапога.
- А, - шут начал нелепо озираться по сторонам. – Тут кто-то есть?
«Спятил»,- логично решил я. А вслух сказал:
- Это я, ты что, меня не видишь?
- Да нет, почему же, вижу. Просто не замечаю, как вы и советовали, сеньор.
- Я?
- Конечно. Вы же сказали: не обращай, мол, внимания на дурака. я и не обращаю.
Во мне аж все закипело.
- Это я-то, по-твоему, дурак?
- Сами посудите, сеньор. Вступиться за такое существо с бубенчиками, как я, мог либо святой, либо дурак. Поскольку я не замечаю нимба над вашей, с позволения сказать, головой, то делаю окончательный и вполне разумный вывод.
- Тьфу!- больше мне было нечего сказать, и я пошел своей дорогой. Однако Чика еще успел мне крикнуть вслад:
- Пусть старый кочет на досуге подумает, о чем это могли шептаться два щипаных коршуна. Уж не о голубке ли сизокрылой?
Тогда я не обратил внимания на эти слова, а потом вспомнил, но очень поздно. Очень.

***
Значит, про облака, что ходили, я говорил. Про тучи тоже. И что дальше? Гром? Ну, гром так гром.
Гром грянул… Нет, сначала был резкий порыв ветра. 15 октября 1295 года меня не пустили к Гийельме. Стража у дверей так и сказала: велено никого не пущать. Кем велено? Не могем знать, должно, самой госпожой. В замешательстве я удалился к себе. Вечером в дверь постучали. Слуга пошел посмотреть, кто там, но никого не обнаружил. Лишь клочок пергамента. Пергамент предназначался мне:
«Дорогой мой друг, прошу вас больше не ходить ко мне ради вашей же безопасности. Поверьте, мне невыносимо трудно писать эти строки, но само небо против нас. И помните, где бы, кем бы я ни была, в сердце моем всегда будет место для вас. Помните об этом… а лучше, забудьте навсегда».
Это был гром! За ним разразилась буря.
На следующий день я, как обычно, проверял караулы во дворце, и тут-то ко мне подошел управляющий делами королевства Миро де Луна.
- Сеньор, с вас десять реалов.
- За что?
- Не за что, а для чего. Свадебный подарок королю.
- Король женится? – меня ажно прошиб пот от внезапно мелькнувшей догадки.
- А вы не знали? Это не удивительно. Никто ничего не знал. Да, представьте себе, женится. На воспитаннице покойной королевы Гийельмы. Так что наша новая королева тоже будет Гийельма. Поговаривают, она не сразу согласилась. И если бы не донна Санча и дон Рамон…
Не помню, сколько тогда я отдал управляющему. Кажется, все, что при мне было. Не помню, проверил ли я все-таки посты или нет. Очнулся я уже у себя. Я лежал на постели и тупо смотрел в потолок. В уме крутилось лишь «как же так?» да «не может быть». Внезапно выскочило: «донна Санча и дон Рамон». И сразу: Чика!

Шута я нашел на следующий день.
- О чем шептались канцлер с доном Рамоном?
- Это с тайным советником, что ли?
- Дурак! Тайный советник у нас Сисилона.
- У вас – может быть, а у короля теперь дон Рамон. И поделом. Такую кралю ему замуж сговорил, - осклабился шут.
- Сговорил?
- Мда, я смотрю, мне все еще можно вас не замечать. Не шибко вы поумнели с последней нашей беседы. Неужели вам не ясно? Все было спланировано уже давно. Кто вас познакомил с Гийельмой? Дон Рамон и донна Санча. Кто страшно хотел вернуть себе должности? Они же. Кто за оскорбление гранда мог вас отправить на виселицу? Дон Рамон, оскорбленный гранд, и донна Санча, свидетель.
- Ну?
- И-го-го! Дальше совсем все просто. Они любезно предоставили Гийельме на выбор: либо вас в петлю, либо она королева. Девка оказалась не из глупых и спасла вашу никчемную жизнь. Была там, конечно, мелочь – старая королева. Но это дело легко ведь можно поправить при помощи склянки чего-нибудь дюже невкусного и вредного.
Я молчал, не в силах поверить в произошедшее.
- Зря стоите, сеньор, на церемонию венчания опоздаете. Венчать будет сам архиепископ Лотианский. Пойду позабавлюсь.

Я, само собой, даже и не собирался идти, но нечистый словно бы тянул меня за руку. всю церемонию я видел лишь сквозь слезы ее. И только ее. В тот самый момент, когда король Матеу наклонился поцеловать те уста, что… а она, обернувшись, посмотрела на меня, я прошептал: «Будь проклят ты, король Матеу, и род твой до седьмого колена». До сих пор я не понимаю, почему проклятье коснулось лишь короля, а не истинных виновников моего несчастья. Не иначе, как нечистый руководил тогда моим разумом.

***
Последующие события проходили у меня перед глазами, мало затрагивая разум и сердце. Зимой состоялся поход на графство Бордо. После успешного присоединения этой области канцлер Санча надоумила своего царственного брата заявить претензии на графство Ангулем. Узнав, что самому идти в этот поход необязательно, и вполне можно остаться дома с молодой женой, король с удовольствием санкционировал новую войну. С падением Ангулема мы смогли объявить об образовании герцогства Бордо.
Во всех этих походах я буквально не щадил себя, искал смерти в каждой стычке. Но безносая старуха явно избегала моего общества (так же, как его избежала молодая королева Гийельма – ах, какие несправедливые слова; ну и фиг с ними, хоть душу отведу). Один раз я был слегка оцарапан стрелой (жаль не ядовитой), один раз подо мной убили коня (черт, надо было идти пешком), два оруженосца пали на приступе (и чего это я с ними не пошел?). Короче, одно расстройство, меня так и не убили. Я вернулся целым и почти невредимым. И только лишь затем, чтобы лицезреть Гийельму, доставшуюся другому. Хоть и королю, а мне от этого не легче.
Одно время я искренне опасался действия своего проклятия. Со слезами на глазах я покаялся в том грехе архиепископу Гугу. Он успокоил меня, сказав, что это все глупости, что без его воли ни волоса не выпадет из подмышки членов королевской фамилии. Что повинен я лишь в том, что не любил ближних своих аки самого себя. Знал бы он, что я себе вообще смерти желал, не стал бы говорить, что надо и всех остальных также возлюблять.
Как бы то ни было, а он меня успокоил. И вскоре опасения мои были совершенно опровергнуты. 11 августа 1297 года у королевской четы родилась девочка. Как назвали принцессу, я не знал в течение недели, ибо ко стыду своему пил до бесчувствия. В ноябре того же года у наследника престола Берната Толедского родился наконец сын, Альфонс. Будущее престола было обеспечено на два поколения вперед.
Первый тревожный звоночек бренькнул 5 марта 1298 года. Скончался герцог Толедо, наследник престола Бернат. Тут-то я и вспомнил о своем проклятии. На отпевание покойного прибыл сам архиепископ Гуг. Я бросился к нему с покаянием. На мои сбивчивые всхлипы святой отец авторитетно заметил, что принц давно уже страдал кишечными паразитами и вообще был слаб здоровьем. Так что нечего мне впадать в гордыню и брать на себя деяния Господа. Назначил мне епитимью, не помню какую, так как опять же ушел в запой.
Из запоя меня вырвал маршал Гуг. Оказывается, в Бретани взбунтовался граф Пентьевра, законченный шизофреник и тамошний герцог слезно просил помощи. Чего бы ни делать, лишь бы наутро голова не болела, и я с радостью принял на себя обязанность отвести полки в Бретань. Три месяца в море протрезвили меня лучше некуда. Я с нетерпением ждал возможности окровавить клинок, но… Но к моменту нашего прибытия граф-шизофреник был наказан герцогом безо всякой помощи. Я, естественно, напился, потом бегал с саблей по лагерю и рубил все, что попадалось мне на пути. Что именно мне попадалось, не помню, но недостаток в полках одного процента солдат до сих пор наводит меня на смутные подозрения. Хотя я точно не смог бы столько выпить, годы уже не те.
Вообще в те первые годы замужества моей Гийельмы я пил бессовестно много. И сейчас стыжусь своего малодушия. Но, надо сказать, я со страхом ждал, не сбудется ли мое проклятие, и ожидание было страшнее всего. 1 июня 1299 года королева родила вторую девочку. Я окончательно успокоился и даже обещался Богу совсем не пить, если мои невольно вырвавшиеся 4 года назад слова канут в Лету. И только я дал этот обет, как в церковь ворвался служка и с выпученными глазами провозгласил:
- Не иначе как кто-то проклял династию. Сегодня скончался внук и наследник короля, принц Альфонс.
Я лишился чувств.

Даты, события, люди

Конец 1294 г Смерть королевы Гийельмы.
9 марта 1295 г Захват Архи. Получение титула короля Иерусалимского.
20 июня 1295 г Захват Триполи. Создание герцогства Триполи. 18 королевских титулов + 62 герцога-вассала = 23 престижа в месяц.
20 октября 1295 г Женитьба короля на придворной Гийельме. Налог 3592 монеты.
Зима 1295-96 гг Захват графства Бордо. Претензии на Ангулем (1206 престижа).
3 мая 1296 г Захват Ангулема. Создание герцогства Бордо. Имеем 15 французских провинций из 61.
Ноябрь 1297 г У наследника родился сын Альфонс.
5 марта 1298 г Смерть от болезни единственного сына и наследника Берната. Новый наследник его новорожденный сын Альфонс.
26 августа 1299 г Смерть внука-наследника Альфонса. Новый наследник племянник Альфонс, герцог Палестины, 22 года.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 12 (1300-1306)

11.09.2006 08:15

Глава 12

(Ну вот я и в ~~хопре~~ то есть в 14 веке)

В день, когда до столицы дошло известие о смерти наследника престола, я слег. Лихорадка не отпускала меня несколько месяцев. Многие думали, что мне уже не оправиться. Я же совсем ничего не думал, ибо пребывал по большей части в полубессознательном состоянии.
К новому году лихорадка начала отпускать. И первая рожа, попавшаяся мне на глаза принадлежала, елки-палки, Чике, королевскому шуту.
- А, очухался, - поприветствовал он меня. – Я уж думал все, плащ мой. Подвел ты меня… сеньор.
- Я его тебе и так отдам, только скройся с глаз моих.
- Э, не могу: приказ королевы. Ее величество приказала находиться неотлучно при неизвестном лице и извещать ее о состоянии оного.
- Кого?
- Лица, конечно.
- Что, правда? Сама королева? Гийельма?
- Хм, конечно, Гийельма. Кто же еще? У нас, поди, уже вторая королева Гийельма. Видать, у короля какая-то особая тяга к этому имени. Или это у него от глупости. Чтобы не путаться. Представляешь, как второй королеве было бы обидно в постели, если б король по забывчивости назвал ее именем первой жены? А так – и проблем нет. Хм, надо будет взять на вооружение.
- Ну, ну, - прервал я болтовню шута, - а сама-то она сюда приходила.
- Ей что, делать что ли больше нечего? Еще заразится.
- Ну и гад же ты.
- Еще какой. Но другой бы не согласился выносить за тобой, кормить с ложечки и изредка переворачивать, чтобы язвы не образовывались.
Признаться, я почувствовал благодарность к этому недоразумению рода человеческого, но выказывать ее посчитал ниже своего достоинства. Как все-таки иногда мы бываем спесивы и плюем на самое достойное и окружающего нас.
- Я что-нибудь пропустил, пока болел?
- Не то чтобы что-то интересное, но кое-что да. В самый новый год «доброжелатели» надоумили короля заявить свои претензии на графство Фуа. Встал вопрос, кому идти в поход. Маршал Гуг все отнекивался: дескать, не могу, у меня человек заболел.
- Погоди, а он ко мне заходил?
- И не подумал даже. Он вообще редко думает. Да и зачем, коли жена есть? Так вот король и отправил в поход герцога Пере.
- И как? – профессиональный интерес заставил меня даже приподняться.
- А как обычно. Ворвались в графство, разогнали тамошнее ополчение, осадили город, занялись грабежами, изнасиловали все, что шевелится. Нормальная война.
- Фуа-то взяли?
- Да что ты, до сих пор там стоят.
- Мне надо идти к маршалу.
- Ну попробуй, - усмехнулся Чика.
Это действительно оказалось труднее, чем я ожидал. За полгода болезни я так ослаб, что ноги буквально подгибались, не желая слушаться. Пришлось остаться на время в постели. Чика продолжал ухаживать за мной. Иногда приносил записки от Гийельмы… то есть от ее величества. Она интересовалась моим состоянием и желала скорейшего и окончательного выздоровления.
Без моего догляда дела военные шли наперекосяк. Хотя герцог Пере и смог наконец овладеть Фуа, маршал Гуг так закрутился, что с непривычки даже заболел. Как сообщил мне Чика, и в этой болезни донна Санча умудрилась обвинить меня. Мол, валяется на постели, перевалил дела на 70-летнего маршала… Как будто это и без того не его обязанности. «Доброжелатели», елки-палки, как их называл Чика, поясняя: «это те, кто добра себе нажить побольше желает».

***
К июлю 1300 года я окончательно встал на ноги. И даже смог присутствовать на церемонии бракосочетания принцессы Валенсии и некоего Сунифреда Наджиба. Ага, это я тогда так думал, «некоего», теперь-то он для меня отнюдь не «некий», а вполне определенный.
- Вот ты кстати выздоровел, - обрадовался и дон Гуг. – Я же едва не рехнулся. Кем только не пытался заменить тебя, ни один больше месяца не выдерживает. Давай, давай, берись за дела. Ты человек холостой, можешь даже ночевать в казарме. Дел, брат, невпроворот.
Дел действительно было невпроворот. Маршал Гуг, незадачливый управленец, так распустил даже гвардию, что мама, ой-ой-ой. Засучив рукава и расквасив пару носов, я начал восстанавливать дисциплину. И кстати. Уже 30 августа пришло известие о бунте крестьян в Вальядолиде. А все эта гнида, управляющий Миро де Луна. ведь говорили же королю, что он нечист на руку… Хотя нашли кому говорить. Имею серьезное подозрение, что ситуация специально накалялась ради очередной придворной интриги. Чтобы свалить неугодного управляющего, донна Санча готова была пожертвовать парой-тройкой поместий вальядолидских дворян.
Хотя мне и удалось подавить восстание в двухнедельный срок, но причиненного ущерба (раздутого в докладе канцлера) все же хватило для отставки управляющего. на его место была возведена очередная креатура донны Санчи – Гийельма (да, да, опять Гийельма) де ла Вега. 30-летняя Гийельма, если верить злым языкам, служила прекрасной заменой королеве во время ее беременности. Так что его величеству даже не пришлось напрягать свою память и зубрить еще одно имя своей пассии. И дабы у вас не оставалось сомнения в действующих лицах этой интриги, скажу, что спустя всего три месяца тайный советник Рамон получил награду в 752 реала. Не иначе, как новая управляющая отблагодарила его за покровительство.
Таким образом, партия донны Санчи достигла небывалого могущества. Эта троица (Санча-Рамон-Гийельма) скупала и продавала всех и вся. Сам король не решался отменять любых их распоряжений. Так в 1302 году, желая заручиться расположением наследника испанской короны, герцога Альфонса Палестинского, ими был инициирован поход на графство Яффу. В результате похода и само графство и граф Людовик де Лузиньян достались Альфонсу. Сколько он им заплатил за это решение короля, я не знаю, поскольку был занят в то время совсем другими вопросами.

***
И можно было меня понять. В 1302 году мне стукнуло 60 лет, и оставаться Неизвестным на побегушках у маршала было уж совсем невмочь. И тут подворачивается случай: состояние больного 72-летнего маршала Гуга стремительно ухудшается. Появляются тяжелый кашель и хрип. Как говорится, «до конца всего осталось несколько минут». Своими перспективами я делился с Чикой, так и не отлипшим от меня после моей лихорадки:
- Теперь или никогда! Чика, ты понимаешь, это – шанс. Шанс хоть чего-то достичь в жизни. Стать хотя бы маршалом, известным, обрести свое лицо, перестать быть темным силуэтом на фоне блестящих грандов.
- И как ты собираешься этого достичь, дурачок?
- У меня есть только одна возможность…
- …и ее зовут королева Гийельма?
- Да.
- Я же говорю - дурачок. Станет король слушать свою беременную и надоевшую жену, когда рядом находится управляющая, которую за ниточки дергают канцлер и тайный советник. Ты, старик, отстал от жизни.
Я действительно отстал от этой жизни. Во времена моей молодости не приходилось учитывать таких сложных придворных построений. Все было просто – либо просьба удовлетворена, либо… ровные и красивые ряды. Это было понятно. Но прогибаться под всяких там … унижающих положение и достоинство МОЕЙ королевы я не мог и испросил аудиенции у короля, предварительно отослав записку ее величеству. Шут, конечно, также просочился в залу, «посмотреть, как тебя, старого дурака, выволокут оттуда за шкирку».

Злоба моя на короля Матеу давно уже прошла. И даже не прошла, а уступила место чувству вины, вины за то самое брошенное в сердцах проклятие. Проклятие, осуществившееся таким страшным образом. Да, у его величества не оставалось потомка мужского пола, и я с ужасом ждал, не родит ли королева Гийельма, моя Гийельма мальчика. Я был абсолютно уверен в его скором конце. И сама мысль, что мое проклятие могло послужить причиной горя МОЕЙ королевы, уничтожала меня заранее. Но, благодарение Богу, Гийельма рожала только девочек… пока.
Король внимательно выслушал меня, почмокал губами и беспомощно посмотрел на своих советников. Однако прежде, чем хоть один из них успел квакнуть, начала говорить Гийельма:
- Мне кажется, что сей рыцарь давно уже заслужил самой высокой награды. Так пусть же должность маршала станет достойным венцом его карьеры.
Король замялся, управляющая аж поперхнулась, и я отчетливо услышал шепот дона Рамона: «Только через мой труп».
- Хе-хе, - прыснул в кулак Чика, - как пожелаете, сеньор тайный советник, как пожелаете.
Первой из всей этой камарильи опомнилась донна Санча:
- Ваше величество, во-первых, мой муж еще не умер. Во-вторых, при дворе есть и более знатные сеньоры, гранды королевства. Было бы несправедливостью обойти их назначением.
Чика опять встрял:
- Вы, ваше величество, подумайте (хи-хи), что важнее для маршала: умение владеть мечом или кубком с вином? Если второе, то, безусловно, наш проситель недостоин быть маршалом, ибо дал обет не пить. Тогда лучше всех подойдет ваш зять, Сунифред Наджиб.
Уже потом, у меня дома, Чика сокрушался:
- Ну и дурак же я, еще похлеще короля. Как же я мог не учесть, что он не может отличить сарказма. Да он вообще думает, что сарказм – это такая срамная болезнь. Тьфу! И дернул же меня черт заикнуться про зятя королевского. А тут еще эта мегера, донна Санча, так и вцепилась в идею. Ну и додавила брата. Не знаю, простишь ли ты меня.
А я смотрел на него и не знал, то ли прибить его прямо тут, либо пожалеть.
- Да ладно тебе, Чика. Эта компания ни за что не дела бы мне хода. Так что же с тебя взять… с дурака?
Да, несмотря на протекцию королевы, должность маршал была обещана не мне, а 19-летнему Сунифреду Наджибу. Перспектива служить под началом какого-то сосунка, пусть он будет хоть трижды королевским зятем, убивала меня наповал. Как следствие, я опять разхворался.

***
Пока я болел, при дворе произошли некоторые события, повлиявшие на расстановку сил. Хм, слово «некоторые» я употребил неспроста. Дело в том, что до сих пор меня мучают сомнения относительно… Впрочем, как всегда, лучше по порядку.
В самом начале 1303 года скончался маршал Гуг. Тут же безо всяких эксцессов должность перешла к королевскому зятю Сунифреду Наджибу. Я виться к нему с представлением не мог по причине болезни. Это обстоятельство и послужило первым звеном в цепи последовавших событий. Обо всем (или почти обо всем) я узнавал от уха жевавшего за мной Чики. Кстати говоря, он стал относиться ко мне много уважительнее.
- Знаете, сеньор, а новый маршал-то сердится.
- А с чего бы это?
- Ну как же, он занял пост, а дел-то принять не у кого. Во-первых, дон Гуг сам нифига не смыслил в своей службе, во-вторых, человек, который смыслил, и не думает к нему являться на доклад.
- Во-первых, я болен. Во-вторых, мне уже шестьдесят. Сам бы мог ко мне зайти, чай ноги-то не отвалятся.
- Не отвалятся, само собой, - соглашался Чика. – Только одна беда: к маршалу заходил дон Рамон, - шут многозначительно умолк.
- Ну и?
- Хм, хорошо, что принцесса Валенсия, маршальская супруга, мне благоволит. Кое о чем я узнал от нее. Дон Рамон наговорил маршалу про вас Бог весть чего. Что и замышляете вы на него, что и наговаривали на него королю, что и симулируете.
- А он?
- А что он, известное дело – молод, горяч. Я, говорит, велю пропустить его сквозь строй. И шпоры велю сшибить на навозной куче.
- Вот ведь Рамонка, паскуда гнилая, …, …, …!
- Успокойтесь, сеньор, вам волноваться вредно.
- Чтоб он сдох, гнида казематная! Чтоб сдох! Чтоб сдох!
Кое как сумел успокоить меня Чика. А на следующий день я узнал, что той же ночью в своей постели скончался (сдох!) тайный советник короля дон Рамон. Ужасу моему не было пределов. Сначала королевская семья, теперь тайный советник! Может, мне было бы лучше вообще никогда рта не раскрывать, коль скоро мои проклятия так страшно падают на людей. С другой стороны смерть рамона пошла на пользу моему положению. Король Матеу назначил на пост тайного советника свою дочь Валенсию, ту самую, чьим расположением пользовался Чика. Он замолвил за меня словечко, она сказала мужу, и тучи над моей головой рассеялись. Оправившись от болезни, я смог вернуться к исполнению своих обязанностей.
А заняться было чем. Вся эта золотая молодежь, навалившая в армию с новым маршалом, в корне подорвала дисциплину. Доходило до смешного. Например, во время смотра личной гвардии короля рыцари явились в облегченных доспехах, с завитыми локонами волос, да еще и лошади их были украшены бантами. Я чуть не разрыдался при виде этого «войска». Хохотал лишь Чика, утверждавший, что теперь точно все враги разбегутся, лишь учуяв запах благовоний, что обильно выливали на себя эти «бойцы».
- Ха-ха-ха, враг решит, что это из-под кобыльих хвостов так разит. То-то поломает супостат голову, чем это мы таким лошадей кормим.
Там же, на смотре, произошло еще одно событие все из той же цепи. Проезжая на коне мимо управляющей Гийельмы де ла Веги, я рассеянно бросил на нее взгляд. Не знаю, что такого было в нем, но эта дура вдруг побледнела и упала в обморок. Только потом Чика смеясь пояснил мне:
- Не сердитесь, сеньор, но я не удержался и намекнул ей насчет вашего пожелания покойному дону Рамону сдохнуть. Честное слово, никогда в жизни я не видел столь суеверного человека, как наша управляющая. Теперь, испытав такой стресс, она тысячу раз подумает, прежде чем навредить вам.
Признаюсь, я едва не пришиб шута, но что возьмешь с дурака, да еще желающего тебе добра?
Вскоре оказалось, что я вовремя занялся восстановлением дисциплины в полках. Неутомимая донна Санча, насоветовала царственному брату заявить свои претензии на графство Прованс. И тут же последовал приказ короля выступать в поход. Ни провести разведку, ни разузнать численность и состав войск противника, ни хоть чуть-чуть мозгами раскинуть. Тьфу, вояки! Но делать нечего. И пришлось мне, покряхтывая взбираться на корабль (путь в Прованс лежал по морю).
Мама родная, как я не умер от смеха при виде свешивающихся за борт (дабы облегчить желудок) расфранченных рыцарей, даже и не знаю. Уже через два дня пути в этих измученных сопляках было невозможно узнать столичных щеголей. Их предводитель, молодой маршал Сунифред, вдоволь насмотревшись на свою свиту, от огорчения впал в состояние стресса, доверив «все дела вам, дорогой мой друг». Ха, как будто до этого делами занимался кто-то другой. Кому же ими было заниматься, если кроме меня, все дворяне облепили борта несчастной посудины, пугая рыб видом и запахом своей бл… то есть не переваренной пищи.
Ладно. Худо-бедно а до Прованса мы добрались. Армия герцога Абелино, встречавшая нас отнюдь не цветами, была обращена вспять едва ли не одним запахом моего запаршивевшего воинства, спускавшегося на берег. Я вам скажу, смесь благовоний и всяческого дерьма, особенно если ветер дует куда надо, лучший способ заранее побить неприятеля. Надо бы это запомнить, может, когда в будущем пригодится.
Город сдался 19 февраля 1305 года. Тут же отпраздновали создание герцогства Арманьяк и мир с герцогом Абелино. Пришла пора возвращаться домой. При одной мысли о путешествии по морю у моих храбрых воинов затряслись поджилки. Слава Богу король разрешил возвращаться домой, кому как приспичит. Заметка на полях рукописи неизвестной рукой: «Теперь понятно, почему средневековые европейцы не открыли Америку раньше».

***
Дома меня встретили сразу несколько известий. Во-первых, управляющая Гийельма решила-таки от греха подальше (и от моего взгляда) уйти от двора. Новым управляющим стал сын и внук прежних управляющих из семейства де Луна, Бернат. Партия Санчи-Рамона-Гийельмы распалась окончательно, лишившись двух третей своего состава. Честно говоря, они потерпели бы поражение в любом случае. Так как лишились главного стимула своей деятельности – обхаживания наследника испанской короны Альфонса Палестинского. Ибо 8 сентября 1306 года королева Гийельма (МОЯ Гийельма) после четырех дочерей родила королю сына. Принца назвали Видалем.
На волне всеобщей радости и моя совесть слегка поулеглась. Нет, не мог Бог больше наказывать меня за мои необдуманные слова. Да и наказывал ли он меня раньше? Может быть, смерть двух предыдущих наследников была Им направлена на лучшее будущее Испании? Как тогда хотелось в это верить. Теперь же я могу сказать только: на будущее? да! на лучшее? не знаю.

Даты, события, люди

1 января 1300 г 63 герцога-вассала, 7 графов, 18 королевских титулов = 23,3 престижа в месяц. 57600 монет в казне, 488 тысяч войска.
Претензии на Фуа (1297 престижа)
1300 г Война и захват Фуа.
1302 г Война и захват-2 Яффы.
И, Господи ты Боже мой, еще 150 лет впереди. Не дай мне рехнуться раньше времени, впасть в депрессию или подхватить кишечных паразитов. Ведь еще писать, писать и писать, как завещал нам покойный инок Антоний.
1304-1305 гг Претензии на графство Прованс (1410 престижа из 1791). Война и захват-3.
8 сентября 1306 г У короля родился сын Видаль, новый наследник престола.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 13 (1306-1313)

13.09.2006 14:53

Глава 13

Рождение наследника стало сильным ударом по планам донны Санчи. Однако она не отчаивалась. Да и с чего бы? Как никак, а младенец приходился ей родным племянником. И если учесть еще безволие и слабость королевы, то в случае чего донна могда бы претендовать на регентство. Правда, была еще загвоздка в тайной советнице Валенсии, приходившейся инфанту сестрой. Вот здесь-то и пробежала черная кошка между теткой и племянницей. Две женщины уже заранее не поделили мужчину, который пока только и мог что писаться в пеленки и громко плакать.
Начало этих захватывающих сцен я пропустил, находясь под стенами осажденного нами Фолкаквира. Однако Чика старался держать меня в курсе событий. Тем более что они напрямую касались меня. Дело было даже не во мне, скромном дворянине, а в той армии, нити руководства которой сходились в моих руках.
Так уж сложилось, что молодой маршал Сунифред предпочитал проводить время не занятиях ратным искусством, а в грязных попойках с рыцарями своей свиты. Надо сказать, что на суше к этой золотой молодежи вернулась прежняя спесь. Ладно, что эти мальчишки шпыняли всех и каждого, но их издевки не обошли стороной и меня, старика. И хорошо бы чего умного придумали, так ведь нет. Весь их юмор сводился к подсовыванию моему коню под седло какого-нибудь шипа или к вымазыванию моего панциря изнутри дерьмом. Поэтому реальное распоряжение армией (кроме полудурочной свиты маршала) находилось в моих руках.
В своем последнем письме Чика сказал, что донна Санча хотела бы видеть меня сразу по завершении похода. дескать, для какого-то важного разговора. Шут предупреждал меня, чтобы я оставался предельно нейтрален, чтобы никто не мог меня заподозрить в переходе на сторону канцлера. И вообще, лучше бы «вам, дураку старому, свалить от двора куда подальше – голова целее будет». Вот этого-то я сделать и не мог. Находясь при дворе, моя скромная персона могла находиться рядом с королевой, МОЕЙ королевой. Оставить ее я считал делом бесчестным. Пришлось решиться на встречу с донной Санчей.

Фолкаквир пал 6 января 1307 года. Мне это было тем приятнее, что его величество передал город вместе герцогством Арманьяк своей супруге, Гийельме.
Сразу после моего возвращения в Валенсию донна Санча прислала письмо с просьбой о встрече. Не слушая предостережений Чики, я надел парадный камзол, нацепил шпагу и отправился к канцлеру королевства.
- Мой…- донна Санча явно запамятовала мое имя,- дорогой друг,- вывернулась она так же, как это делали все до нее. Я уже не обижался, привычка, знаете ли.- Как я рада вас видеть. Подобру ли добрались?
- Да, донна Санча, благодарю вас за заботу.
- Вы, наверное, сгораете от нетерпения узнать, зачем же я вас пригласила?
«Ой, сейчас просто обделаюсь от нетерпения, карга ты этакая»
- Да, конечно, донна Санча.
- Не буду вас томить. Мне необходимо было поговорить с кем-нибудь о судьбе нашего королевства. И тут я вспомнила о вас, ближайшем друге моего покойного мужа,- она томно улыбнулась.
«Знойная баба, мечта поэта. Две булочки пляшут под тканью корсета».
- О, я польщен.
- Да, так вот. Королю вот-вот стукнет шестьдесят, наследник престола еще очень мал. Как вы думаете, случись что, не дай, конечно, Бог, кто должен стать регентом. Умудренная опытом, умная, нет, я бы сказала, мудрая женщина или юная, глуповатая девчонка?
«Ну надо же, ну прямо никак не смогу догадаться, кто же эта мудрая женщина».
- Донна Санча, мне ли, никому неизвестному дворянину, заботиться об этом вопросе? Знаете ли, я старше короля на семь лет. Так имеет ли мое мнение хоть какое-то значение? К тому же у нас еще есть королева.
Канцлер поджала губы и принялась теребить платок, видимо, что-то обдумывая. Наконец она взглянула на меня и без обиняков спросила:
- Вы жить хотите?
Я вздрогнул.
- Нет, знаете ли, не очень. Как-то подустал от этого всего за 65 лет.
- Отлично, - прошипела она.- Как вы думаете, долго ли проживет королева, не имея рядом такого преданного защитника?
Это был удар, я бы сказал, под самый кобчик.
- Вы не посмеете.
- Еще как посмею. Ну, ты со мной или с ними?
- Да я на вас…
- Сначала выйди отсюда живым. Ну? Ты со мной?
«Черт ли сладит с бабой гневной. Ладно, только бы выйти отсюда, а там разберемся».
- Ну раз вы настаиваете…
- Отлично. Тогда будьте любезны, дорогой друг, подписать вот этот документ.
Я посмотрел на протянутый мне кусок пергамента. Фактически это была расписка в участии в заговоре. А случись чего, сошло бы и для смертного приговора. «Ну ты, братец, и влип».

Да, да, именно такими (или почти такими) словами завершил мой рассказ об этом и Чика:
- Ну, сеньор, ваши дела в полном дерьме. И вы погружаетесь туда все глубже и глубже. Вроде бы я даже запах улавливаю.
Я покраснел. Знаете ли, в 65 лет уже не всегда получается контролировать свой организм.

***
Дальше события раскручивались по спирали, все убыстряясь и убыстряясь. Сначала маршал Сунифред получил от казны 760 реалов. За что, почему, зачем – никто не знал. Видимо, постаралась его супруга, принцесса Валенсия.
Я попал под каблук канцлера, которая считала, что теперь-то у нее все схвачено. Однако пара обстоятельств немного смущала прожженную придворную. Во-первых, несмотря на свои шестьдесят лет, король Матеу оставался воплощением здоровья. Скажу даже больше, с завидной регулярностью рождающиеся принцессы свидетельствовали о неиссякаемых жизненных источниках государя. Второе обстоятельство, смущавшее донну Санчу, сидело в Палестине. Это был герцог Альфонс, племянник короля. Сейчас ему было уже за тридцать, и он остро переживал свое второе место в очереди на испанский трон. Не так давно Альфонс был первым, все суетились вокруг него, задабривали, а сейчас…
Мои отношения с маршалом складывались не лучшим образом. А все его жена, изменившая свое отношение и ко мне и к Чике. «Враг номер один» - это она про меня так. Донна Санча шла всего лишь на втором месте.
Все стягивалось в тугой узел, который должен был вот-вот лопнуть. И он лопнул…

***
…летом 1310 года.
Началось все с того, что маршал Сунифред (не без воздействия жениных оплеух) разогнал свою «золотую молодежь», сократил пьянки и начал забирать вожжи в свои руки. То один, то другой пергамент исчезали из моего кабинета и перекочевывали в маршальский. Строго говоря, я совершенно не имел права возражать против этого. Ну ладно, но дальше – больше. Во дворце заменили моих ребят парнями маршала. Теперь посты находились в руках супружеской пары маршал-тайная советница. Донна Санча рвала и метала… мои седые волосы. Но поделать мы ничего не могли (а я и не хотел).
Однако дон Сунифред не переходил к решительным действиям, поскольку гвардия это конечно хорошо, но полевые войска, находившиеся еще в моих руках, лучше. Это обстоятельство и вызвало кризис.
Как-то вечером ко мне влетел Чика:
- Сеньор, вы не поверите. Только что состоялось заседание королевского совета…
- Почему? Легко верю.
- Да нет же! На совещание не пригласили канцлера! Принцесса Валенсия и маршал Сунифред вытребовали у короля вашу голову. Обвинили в связи с королевой! 15 лет назад!
- Вот паскуды, чтоб им сдохнуть! Да я их! Меч! Доспехи!
- Что вы, что вы! С ума сошли? Да вас уже ищут по приказу маршала. Хотя чего там искать, с минуты на минуту будут здесь. Надо бежать!
- Куда?
- К королеве! Больше некуда. Все равно у всех ворот вас будут ждать.
Прятаться в покоях королевы Гийельмы казалось не лучшей идеей, но Чика не оставлял времени на размышления. Мы бросились ко дворцу. Самое трудное – проскочить через посты маршальской гвардии – удалось сравнительно легко. Чего не смогли бы сотворить ни копье, ни меч, легко сделали несколько ма-а-аленьких золотых монеток.
Королева, предупрежденная шутом, ждала нашего появления. Не теряя времени на разговоры, мы прошли в ее покои, где она заперла меня в отдаленной комнате.
Я остался один. Спустя час зашла камеристка и поставила на столик поднос с едой. Еда это было, конечно, здорово, но кто бы только знал, как я хотел… гм, в общем, в туалет. Стесняясь спросить камеристку, я сам начал обследовать комнату в поисках… гм, ну хоть горшка что ли какого. Наконец за ширмой мне посчастливилось обнаружить какой-то стульчик с отверстием посередине. «Ох уж эти мне женщины»,- покачал я головой и... По окончании процедуры за неимением лучшего я аккуратно вытер брызги рукавом камзола. «Чистота – залог здоровья».

Мое заключение продолжалось около суток. Все это время я не видел никого, кроме камеристки. Наконец в дверь вошел Чика.
- Все кончено, сеньор. Можно выходить.
- Что кончено? Почему я могу выходить?
- Маршал Сунифред скоропостижно скончался.
- Что-о-о?! Ему же всего-то 26 лет… Ах,- вспомнилось мне мое «чтоб им сдохнуть».- это я виноват.
- Э-э-э, геморроидальные колики на возраст не смотрят. Да и ваше «сдохнуть» тут ни при чем.- Только теперь я уловил, что Чика прячет глаза.
- Чика, это сделал ты? Колики геморроидальные.
- Я, сеньор,- выдохнул он.
- Но… но… почему?
Наконец Чика посмотрел на меня.
- Сеньор, для вас я сделал бы и больше. Да я и сделал. Так что успокойте свою совесть, ваши проклятия в адрес покойного дона Рамона…
- И это ты?
- И это я,- сокрушенно кивнул шут.- Он же мог… ваши шпоры… на навозной куче…
- Чика, да ты…- я, право, не знал, что сказать и как поступить.
- Сеньор, если вы выдадите меня королю, это может зачесться вам. Вы можете теперь стать маршалом.
Я молчал, пораженный словами Чики. Этот шут… Да уж, не ожидал. С другой стороны, если бы не он, то где бы я сейчас был? Поразмышлять явно было над чем.
- Ладно, Чика. Иди домой, спрячься там. Авось не догадаются, что это натворил ты…
- Да, и еще, сеньор. Смените камзол, от вашего чем-то воняет.
Дверь в комнату скрипнула, Чика метнулся за портьеру. Я оглянулся. Это была королева.
- Дорогой друг, я принесла вам известие об избавлении. Вы свободны: маршал Сунифред задушен королевским шутом.
- Откуда вы знаете, ваше величество?
- Бубенчик в сжатом кулаке маршала. Он сорвал его, сопротивляясь убийце. Об этом знают все. Его ищут.
Поблагодарив королеву за укрытие и заботу, я откланялся и поспешил домой. Через час туда же пробрался и Чика.
- Сеньор, предупреждаю, меня опасно укрывать. Вас обязательно приплетут к убийству.
- Это правда…
- Или вы меня выдадите или я должен уйти из города.
- Чика, я не могу одобрить твоих действий, но выдать… Плохо же ты меня знаешь. Куда ты думаешь бежать?
- А куда подальше. Главное выбраться за стены.
- Могу я тебе помочь?
- Не надо, сеньор. Вы и так сделали для меня очень много.
- Я? Но я ничего…
- Вы увидели во мне человека. Я никогда не забуду, что именно вы рискнули жизнью, защитив существо с бубенчиками от испанского гранда. Поверьте, я старался отплатить вам за это, как мог. Поверьте и простите бедного Эрменголя.
- Кого?
- Да, сеньор, я не всегда был Чикой. Мама называла меня Эрменголь. Впрочем, мы теряем время.
На скорую руку мы собрали немного припасов в котомку. Чика переоделся в неброское платье, попрощался и вышел вон. Больше я его не видел. До меня дошли лишь слухи, что при выходе из города кто-то узнал Чику. Он бросился бежать в сторону. И ему удалось немного оторваться от преследователей, благо уже наступала темнота. Но именно эта темнота и убила Чику. Спасаясь от погони, он попытался уйти через болото, но оступился, и трясина засосала его. На поверхности осталась лежать лишь та самая котомка.
Однако кое-какие сомнения насчет его гибели мучают меня до сих пор. Дело в том, что не прошло и года, как при загадочных обстоятельствах и совершенно внезапно для близких скончалась донна Санча, освободив меня от стеснительных обязательств. До сих пор я думаю, не благодарить ли мне за это моего ангела-хранителя…

***
Таким образом, прекратилось разделение двора на враждующие партии и разрешился вопрос о возможном регентстве. Наверх всплыла тайная советница Валенсия, дочь короля и сестра наследника принца Видаля. Занявшая освободившийся пост канцлера вторая сестра государя Перонейя погоды не делала. А вот пост маршала остался вакантным. Валенсия сочла недостойным кого-либо из придворных занять место покойного мужа (конечно, в служебном смысле, а не в постельном, поскольку она очень быстро спуталась с управляющим Бернатом де Луна и даже вышла за него замуж, привязав его к себе крепко-накрепко). Я даже где-то благодарен ей за то, что она не рискнула предложить маршальский жезл мне. Честно говоря, после разыгравшейся трагедии я бы не смог занять этот пост. Все равно в отсутствии маршала кто-то должен был выполнять его обязанности. И этот кто-то, как всегда, оказался я.

Взявшая в свои руки власть Валенсия в целом продолжала линию прежнего правительства. В 1311 году она посылала меня возвращать в состав испанской державы парочку финских графьев, отложившихся от герцога Финляндии. Пока продолжался этот поход, скончался правитель Генуэзской республики. Итальянцы не нашли ничего умнее, как посадить на его место пятилетнего мальчика. Принцесса Валенсия немедля надавила на отца, и тот заявил свои претензии на Ниццу. Так что к моему возвращению из Финляндии было готово новое задание: разгромить Геную. Я поспешил в Прованс, где уже собиралась армия под личным руководством короля Матеу.
Армию я застал уже в движении: 1 января 1312 года король объявил войну Генуе. Но, Боже мой, что это был за порядок! Не армия, а стадо вооруженного кто чем люда. Рыцарей насчитывалось крайне мало, да и те больше годились для охраны короля, чем для боя с итальянцами. Такую армию жители Ниццы встретили бы не ужасом на своих лицах, а гомерическим хохотом. Пришлось срочно наводить порядок. Много сделать не удалось, но и итальянцы смеялись уже не так искренне, когда наш парламентер привез им предложение сбросить с себя презренные оковы республиканского режима и перейти под крыло испанской монархии.
Не успела начаться осада, как пришло известие о наступающей армии генуэзцев. 9 марта их появление ожидалось под Ниццей. Король Матеу решил лично покомандовать сражением. Чтобы не видеть этого позора, я спрятался в палатке и накрылся с головой одеялом. Предчувствия мои оправдались. Первыми в атаку король бросил горсть своих рыцарей. Те ехали не спеша, рассчитывая одним лишь видом своих пышных плюмажей распугать эту «толпу республиканского мужичья». Однако мужичье довольно-таки ловко обстригло спесивым баронам их перышки. Когда жалкие остатки рыцарского отряда пролетали мимо моей палатки, земля тряслась под моей зад… то есть подо мной. Еще через минуту в палатку сунулось искаженное лицо короля:
- Эй, ты, как там тебя… Это самое… надо что-то делать.
«Ведь и не поспоришь. Действительно надо»,- подумал я и вынырнул из-под одеяла. Первое, на что я наткнулся, выбежав наружу, хм вернее, наткнулся мой сапог, был опрокинутый котел с кашей. «Ах, вот вы как!» - это обстоятельство почему-то разозлило меня сверх меры. Построив пехоту этаким ежиком, я бросил ее на занявшихся грабежом обоза итальянцев. Сказано: не укради, ибо нефиг. Наш удар показал им, что действительно, нефиг.
Как всегда победу приписали королю. Ну да ладно. Желая обезопасить себя впредь от вражеских нападений и уповая на никудышность христианских чувств республиканцев, я приказал поставить обоз на самое уязвимое место. Это сработало: в течение полугода, что шла осада, генуэзцы атаковали нас еще четыре раза. И всякая атака их захлебывалась у обоза. Действительно, воровство – это страшный грех. И мы, освобождая Господа от забот, сами наказывали за него итальянцев.

Ницца пала в июне. Король Матеу, взбодренный успехами, лично повел армию на Геную. А меня отправил с герцогом Каталонским покорять Ломбардию. Вот чуяло мое сердце, что нельзя оставлять короля одного с армией – поломает. И точно. В августе до нас дошло известие о страшном поражении наших войск под стенами Генуи. Король Матеу едва спасся бегством с поля боя. И то ладно, хоть выкуп платить не придется.
Несмотря на свою победу, республика предложила передать Испании Ниццу и 20 тысяч золотом. И что бы вы думали? Принцесса Валенсия отказала итальянцам. Мы, мол, жизней не пожалеем, но Геную возьмем. Спрашивается, чьих жизней собиралась не жалеть принцесса? Разумеется, не свою и не своего Берната, а наши. Много, очень много жизней пришлось нам положить, пока Генуя, наконец, не была взята в августе 1313 года. Только теперь Валенсию удовлетворили мирные предложения противника: Ницца и 60 тысяч золотом (это было даже больше, чем во всей испанской казне).

***
Однако рано торжествовала тайная советница. Боком, ой, боком вышла ей осада Генуи. Именно в разгар осады в ставку короля прибыло большое и знатное семейство Блуа, глава которого месье Бертран немедля был приближен и обласкан королем и назначен маршалом Испании. Так что возвращение из похода послужило сигналом к перестановке сил при дворе. Блуа приобрели такое влияние на короля, что скоро добились бы занятия всех постов в правительстве, если бы не…

Если бы не скорая кончина короля Матеу. 12 октября 1313 года дворец наполнился криками, воплями и стенаниями. В караулку, где в этот момент находился я вбежал побледневший гвардеец:
- Сеньор, видит Бог, я не виноват.
- Что такое?
- Я не виноват в смерти короля.
- Король Матеу умер?!
- Да, но я не виноват. Я не мог не пустить принцессу. Меня казнят!
- Да ради всего святого, что произошло?
Гвардеец судорожно сглотнул и залепетал:
- Я стоял у дверей королевской опочивальни. Мимо меня прошла принцесса Валенсия. Я… я не мог ее остановить. Через десять минут она вышла. А еще через полчаса камердинер короля вошел в спальню… А потом закричал. Я вбежал. А там… там…- гвардеец, совсем еще мальчишка, задрожал.
- Что там?
- Там посреди постели лежал король… мертвый… а изо рта… изо рта тянулась черная слизь. Я не виноват! Она меня тоже убьет!
- Замолчи! Она даже не взглянула на твое лицо. Охрана… это как тумбочка, как предмет мебели, лица не имеет. Молчи о том, что видел, если хочешь жить.
- Я… я…- всхлипывал солдат,- я не хочу жить в этом жестоком мире. Как может Бог попускать такое?
- Дурашка, это ты еще не жил при покойном короле Бернате. Утри сопли! И запомни: Бог сотворил этот мир прекрасным. Жестоким его делаем мы. И в наших же силах сделать его опять прекрасным.
И когда солдат ушел, я добавил:
- Но может быть, мир уже настолько пропитался жестокостью, что не в наших силах что-либо изменить.

Даты, события, люди

1307 г Присоединение Фолкаквира. Создание герцогства Арманьяк.
1311 г Претензии на Ниццу (1732 престижа из 1744).
1312-1313 гг Война с Генуей за Ниццу. Мир: Ницца и 60 тысяч монет. Создание герцогства Прованс.
Навалилась куча придворных. Абсолютно нахаляву. Приятно.
12 октября 1313 г Смерть короля Матеу (64 года). Престиж 38, благочестие 2117, 18 королевских титулов.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 14 (1313-1321)

21.09.2006 13:31

Глава 14

Смерть короля Матеу внесла свои коррективы в расстановку придворных партий. Вернее, именно она и заморозила начавшийся было процесс возвышения семейства Блуа. Маршал Бертран де Блуа был просто вне себя от ярости. «Эта… эта… такая…» - (это он про канцлера Валенсию). В принципе, ход рассуждений месье Бертрана был верен. Однако никаких доказательств на руках у него не оставалось, ибо единственный свидетель, тот самый мальчишка-гвардеец, уехал от греха подальше в провинцию, а я как бы ничего не видел и ничего не слышал.
Таким образом опекунство на семилетним королем Видалем пришлось делить партиям канцлера и маршала. Королева Гийельма, занятая воспитанием пятерых дочерей, не принималась в расчет. Лишь в одном сказалось ее влияние: наставником и дядькой при особе юного монарха назначили вашего покорного слугу. Маршал Бертран совсем не возражал против такого поворота событий: «надоело видеть рядом с собой старую развалину» - (хм, это он вообще-то про меня). Я оставил канцелярию маршала с легким сердцем. Жалеть там было нечего. Я безнадежно устарел для военного дела современности. Пуще лошадей пугался выстрелов из так называемых пушек, не переносил вони и копоти, жил стариной: рыцарством, личной отвагой, стратегией, наконец. Стрелять по городам огромными камнями? Какая низость! Это ядро способно убить сразу НЕСКОЛЬКИХ человек. Вы только задумайтесь. НЕСКОЛЬКИХ! Надеюсь, люди со временем одумаются и вернутся к старым добрым благородным способам истребления друг друга. Одно дело, когда твой череп раскалывается от удара булавы благородного рыцаря, барона. И совсем другое – от свалившегося с неба каменного ядра весом в сто фунтов, воняющего жженым порохом и посланное рукой какого-нибудь паршивого мужика. Куда катится мир?
Впрочем, я как всегда отвлекся. Итак, благодаря милости ее величества я стал наставником короля Видаля. Не скажу, что мои новые обязанности доставляли много хлопот. Монарх получал придворное образование, в чем я ничем не мог ему помочь. Поэтому по крайней мере с меня были сняты заботы касательно его обучения. Королева Гийельма просила лишь, чтобы я рассказывал ее сыну как можно больше из того, что мне пришлось повидать в жизни. То есть как король Бернат сражался с мунгалами, как мы освобождали Иерусалим, как несли свет христианства в самые отдаленные уголки Азии, как король Матеу одерживал свои славные победы. Ну, с этим-то я легко мог справиться – уж чем-чем, а языком-то я еще владел. Юный Видаль слушал меня с интересом, просил рассказывать еще и еще. Да чего уж там, нравился мне этот мальчик, сын моей Гийельмы, единственное, что оставил по себе король Матеу.

Изредка ко двору наезжал архиепископ Гуг Лотианский, с которым мы имели продолжительные беседы. Именно под его влиянием я и решился полистать «Катехизисы» д’Эсэна и пани Владиславы. Скажу сразу, мой неискушенный мозг склонялся, скорее, к доводам первого, причем явно противоречащим учению Церкви. Тут бы и пропасть душе грешника, если бы не архиепископ Гуг и… «Катехизис» пани В.
- Святой отец, развейте мои сомнения. Почему, если Бог – это любовь, Он допускает твориться мерзостям, позволяет людям грешить, убивать друг друга, а?
- Д’Эсэном чересчур увлеклись,- улыбнулся архиепископ.- А почитали бы лучше пани В. Хотя бы главу 13-ю. «Ах, как это по-человечески – сваливать свою вину, свой осознанный выбор на волю Бога. И затем обвинять в свалившихся бедах всю Троицу сразу».
- Кстати, о Троице, святой отец. Д’Эсэн учит, что «три в одном – это типичный признак шизофрении». И что на это может ответить ваша Владислава?
- Открываем 15-ю главу и читаем: «Безбожники не верят в Бога, но продолжают бороться против Него. Гм, борьба против того, кого нет – шизофрения в квадрате». Делайте выводы, сын мой.
И я делал выводы, главным из которых был тот, что, дожив до 70 лет, я так ничего и не понял в этой жизни. Поистине, правы были древние, утверждая: «Век живи, век учись, и все равно дураком помрешь».

***
А дела державные пока не обретали ни четкости, ни ясности, что было следствием разделения Королевского Совета на партии без явного преобладания одной из них. Преимущественно на заседаниях Совета обсуждались вопросы дизентерии в той или иной провинции или о нехватке навоза в деревнях. Домашние животные явно сговорились и начали гадить меньше, благо, что всплеск дизентерии не дал рухнуть сельскому хозяйству. Поистине, нет худа без добра (а «добра» на поля по весне все-таки удалось вытащить много).
Лишь однажды на рассмотрение Совета поступил серьезный вопрос. Через две недели по смерти короля Матеу граф Лимузенский поднял мятеж против своего сеньора герцога Алжирского. Здесь Совет был единодушен – Лимузен захватить, графа покарать, герцогу не возвращать, ибо нефиг! За выполнение этого дела взялся лично маршал Бертран. Тайная советница Валенсия не возражала, рассчитывая, что, «даст Бог, хоть одно каменное ядро со стен Лимузена проломит ту башку, которую надо». Что тут сказать? Из всех трех выстрелов, прогрохотавших со стен, ни один не достиг цели (если не считать пришибленную ядром тощую псину, копошившуюся в помойке). Лимузен пал 11 марта 1314 года, после чего город был включен в состав королевского домена.
Еще полгода шла подковерная возня в Совете. Противоборствующие партии старались свалить одна другую. На чьей стороне окажется победа, предсказать не мог никто. Вроде бы за принцессу Валенсию было происхождение, родство с королем и опыт придворных интриг. С другой стороны, маршал Бертран отличался не только молодостью, но и силой, умом, а главное, за ним стояла армия.
В итоге «победила молодость». 16 октября 1314 года в состав Королевского Совета была введена новая фигура канцлера. Пост занял брат маршала Бертрана Фредерик де Блуа. Партия тайной советницы была проиграна.

Новое правительство взялось за дела крутовато. Во-первых, было отказано в награде за верную службу управляющему Бернату де Луна. Затем начались проблемы с представителями городов и сословий. Народ требовал созыва Генеральных Штатов, образования Регентства Народного Доверия. Разумеется, такая постановка вопроса братьям Блуа была хуже горькой редьки. Ситуацию взялся уладить младший, Фредерик. Его поистине грандиозный ум разработал ловкий план действий. Во-первых, представители народа были приглашены в Саламанку. Во-вторых, по стране срочно начали искать самых запаршивевших больных, коих тоже свезли в Саламанку. В итоге мы получили эпидемию черной оспы, роспуск Генеральных Штатов по причине смерти всех депутатов, приращение престижа королевской власти и кишечных паразитов у придворной Мафальды.

В области внешней политики братьев Блуа явно потянуло на родину, во Францию. Но поскольку и с Испанией им расставаться не хотелось, то возник логичный вопрос: а почему бы не организовать Францию в Испании? Для этого оставалось совсем немного поднажать на отдельных французских феодалов.
Первым под удар попал граф Монферратский. Его союзнику, графу Дофине сидеть бы да помалкивать в тряпочку, авось и не заметили бы Ан нет! Этот не самый умный правитель объявил войну испанскому королю. Фредерик де Блуа немедля заявил, что король Видаль имеет неоспоримые претензии на Дофине, после чего полки двинулись и туда тоже.
Разгромом Монферрата и Дофине братья Блуа изрядно подорвали репутацию испанской короны. Отныне даже вассалы короля Видаля стали посматривать на столицу косо, мало ли что еще учудит придворная камарилья.

***
Однако камарилья временно ограничила свои чудачества стенами дворца. В самый разгар похода на Дофине тайная советница Валенсия лишилась своей должности. Для многих событие стало полной неожиданностью. Для многих, но не для меня. Мне, как самому приближенному к персоне короля с предельной ясностью были видны все скрытые пружины интриги. Вернее, пружина. Вернее, и скрыть ее было чрезвычайно затруднительно за этаким-то декольте. Секретным оружием мужчин, как это всегда случается, стала женщина, 19-летняя Эрменсинда де Блуа, родная сестра маршала и канцлера.
Эта особа каким-то образом сумела попасться на глаза его величеству. Мой подопечный пребывал в самом опасном возрасте, когда одного взгляда женских глаз (особенно девушки, постарше его самого) хватает, чтобы снести донжон напрочь. Я же, старый хрыч, никак не мог уследить за парнишкой. Не бегать же за ним по всем закоулкам дворца, возраст не тот. Так и ущучила его Эрменсинда. День, неделя, месяц – и он с легкостью подписал отставку своей тетки Валенсии. То-то наступил праздник на улице Блуа.
Но плохой придворной была бы донна Валенсия, если бы не смогла извернуться по- своему. Как ни крути, а возраст короля Видаля не был еще настолько велик, чтобы голову (да, да, в этом возрасте пока еще только голову, остальное – чуть позже) его могли занимать одни лишь прекрасные глаза. Тут-то и выскочил как чертик из табакерки сын донны Валенсии Бернат Наджиб. Он-то и предложил королю то, чего не могли ему дать ни я, старая образина, ни Эрмепнсинда де Блуа. А именно: охоту, попойки, скачки, веселья, ночные проказы в городе – все то, что еще способно оторвать мужчину от женской юбки. Не прошло и месяца, как Видаль потребовал у братьев Блуа, чтобы они предоставили Бернату Наджибу должность тайного советника. Как ни мелка пакость, сделанная донной Валенсией, а все равно ей наверняка было приятно.

***
Мне, представителю старого века, не было уже места во всех этих хитросплетениях. Мало кто помнил еще старого маршальского советника. Порой я ловил на себе удивленные взгляды: дескать, чего это тут по дворцу шляется какой-то неизвестный старикан. Я был одним из многих, то есть никем. Никакие, даже самые великие, дела моей юности и зрелости не оставили даже следа в людской памяти. Хотя чего мне было расстраиваться? Все это в порядке вещей. Как известно, «река времен в своем стремленье уносит все дела людей…» (Г.Р. Державин) Собственно, и я о том же. Помрем и не будет до нас никому никакого дела, чего бы мы не вытворили в этой промелькнувшей жизни. Разве что наши дети еще какое-то время повспоминают о своих стариках, которые уже для правнуков сольются с безликой массой давно сошедших со сцены. И только для Него мы останемся детьми, каждый их которых Ему дорог в особинку. Как там было в «Катехизисе» пани Владиславы? «Бог каждого любит как единственного, так что мы с вами по любому эксклюзивны». И эта мысль со многим меня мирила.

Мой подопечный так увлекся прекрасными глазами Эрменсинды и компанией Берната, что практически забросил учебу. Повлиять на него теперь не могла даже королева-мать, не то что я, грешный. Хотя надо признать, что природные способности к общению у юного государя брали свое. Даже самые капризные вассалы готовы были хранить ему верность после одного только взгляда его карих глаз, после одной только ослепительно милой улыбки его по-детски пухлых губ. Как я был счастлив от осознания того, что у моей Гийельмы растет такой сын. Как я молил Господа предать забвению мои слова более чем двадцатилетней давности и сохранить для матери и для страны этого юношу. С каким трепетом я провожал его на охоту в местности, пораженные черной оспой, начавшейся расползаться из Саламанки (чтоб эти Блуа сами ее подхватили, гады ползучие).
А мальчик продолжал расти на удивление добрым и отзывчивым человеком. Вот из-за этого-то и произошел его первый конфликт с братьями Блуа. В июле 1320 года канцлер Фредерик принес королю на подпись указ о конфискации мелких поместий. Надо сказать, что в этот список попали многие поместья таких мелких дворян как я, поэтому мне было особенно приятно, когда в тот же момент в кабинет ворвался Бернат Наджиб:
- Ваше величество, скорее! Такого кабана нашли, пальчики оближешь.
Видаль растерянно посмотрел на кипу документов, принесенную канцлером:
- Да вот, понимаешь, канцлер тут барахла какого-то натащил…
- Это не барахло, ваше величество, - вмешался канцлер.- Это указ об изъятии в пользу казны нескольких запустошенных поместий.
- Ага, сеньор канцлер, понятно,- сказал Бернат Наджиб,- значит, будем теперь изымать по вашему хотенью земли у таких заслуженных дворян, как…- он ткнул пальцем в мою сторону,- как… Тьфу, все время забываю, как его там. В общем, вот у таких, как он?
- Нет, у таких не позволю! – Видаль посмотрел в мою сторону.- Не волнуйтесь, сеньор, я не допущу такой несправедливости.
- Благодарю вас, ваше величество,- склонился я перед королем. Но слова мои ушли в никуда, поскольку Видаль с Бернатом уже неслись вниз по лестнице, поспешая загнать кабана, который «пальчики оближешь». И слышалось только покряхтывание канцлера, собиравшего упавшие на пол пергаменты.

В следующий раз доброта юного монарха обнаружилась в категорическом приказе управляющему Бернату де Луна раздать милостыню бедным. Этот скупердяй (гм, наследственное у них что ли?) упирался как мог, но в конце концов подчиниться пришлось. На благое дело ушло сразу 337 реалов. Меня очень ругают, когда я говорю о священниках не очень хорошо, но кое-какие подозрения относительно, по крайней мере, части милостыни у меня остались. С чего бы это святые отцы так сильно начали превозносить благочестие нашего государя? Зачем они говорят левой руке, что делала права? Одно дело одобрять молча, совсем другое – кричать на каждом углу. Уж не в ожидании ли повтора?

***
В 1321 году королю исполнилось пятнадцать лет. Поскольку к этому времени удержать его в аудитории вообще не стало никакой возможности, было решено прекратить трату времени на попытки образовать нашего монарха. Собственно, к тому времени слава о нем, как об обаятельном дипломате распространилась далеко за пределы Валенсии. Можно было сделать вид, что это и есть следствие полученного образования.
Вот с этого-то момента всё и началось. Первое, что начинает зудеть у мальчишек, после окончания школы удовлетворяется, как правило, одним человеком, вернее, одной… человекой. Видаля все чаще замечали в обществе Эрменсинды де Блуа. И ладно бы только это – дело молодое, понятное, почти безвредное (придворный медик бдит). Но, к великому моему сожалению, Видаль был еще и королем. Причем, потомком славных Хименесов (если не считать такого недоразумения как его отец Матеу). А здесь-то и начинает зудеть второе, удовлетворяемое уже не так легко.
Я слишком много рассказывал пареньку о военных походах. Хотя о чем еще я мог ему рассказать? Так вот, он никак не мог дождаться, когда же достигнет возраста, достаточного для освобождения себя от власти регентов, и когда же он сможет лично начать войну против супостатов.
Мы с Гийельмой с ужасом ждали шестнадцатилетия короля…

***
Даты, события, люди

12 октября 1313 г Да здравствует король Видаль. Сопляк семилетний. [2/10/2/2]. Придворное образование.
1313-1314 гг Война с отколовшимся графством Лимузен. Захват, присоединение.
1 августа 1316 г Не созывать Генеральные Штаты = +1425 престижа.
1318-1319 гг Война и захват независимых графств Монферрат и Дофине. Претензии на Дофине 1443 престижа из 2896.
10 ноября 1321 г Король Видаль заканчивает образование. Обаятельный дипломат. [2/13/2/2].

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 15 (1322-1324)

25.09.2006 08:25

Глава 15

1322-й год, год совершеннолетия короля Видаля, начался событиями, смущающими, нет, даже совращающими дух августейшего юноши. Во-первых (но не в самых главных для него лично) король некогда входившей в состав Испании Кумании Коза Капет ввязался в серьезную войну с восточными мусульманами. События, разворачивавшиеся в Причерноморье, грозили отдать колыбель Хименесов в руки нечестивых последователей Магомета – чтоб гроб его висящий шарахнулся об землю, и кости его посыпались на радость всем католикам. Видаль аж изнывал от нетерпения рвануть на Восток и повторить славу походов своего деда Берната. Целыми днями только и делал, что пропадал в канцелярии маршала или в казармах.
Общество семейства Блуа способствовало развитию второго события. Мальчишка окончательно потерял голову от страсти к Эрменсинде де Блуа. Эта перезрелая, засидевшаяся в девках 22-летняя особа, пожалуй, побольше самого короля ждала его совершеннолетия, отсылая куда подальше засыпавших ее предложениями поклонников. Если же сваты были особами знатными, графами или герцогами, то их спроваживали непосредственно к его величеству. А уж он-то, узнав, что кто-то еще покушается на его Эрменсинду, моментально растрачивал все свое дипломатическое обаяние, впадал в ярость и едва было не приказывал оттащить наглецов в каземат. Благо канцлер Фредерик всегда случался рядом и предотвращал дипломатический скандал.
Наконец, 8 сентября 1322 года королю исполнилось 16 лет. В тот же день прибывший из Лотиана архиепископ Гуг обвенчал молодых. Королевой Испании стала Эрменсинда де Блуа, проложившая себе дорогу к престолу непосредственно грудью. Могущество Блуа стало совершенно неоспоримым.
9 сентября, наутро после брачной, но, видимо, далеко не первой, ночи нам было объявлено повеление короля: готовиться к выступлению в поход на Восток. На кого, куда – все это нимало не волновало Видаля. Волновало его лишь одно – слава, которая только и делала, что сидела на берегах Волги и ждала его. Это так соответствовало устремлениям канцлера, что он с готовностью предложил первого кандидата на роль врага: королевство Караханидов. 12 провинций вдоль Волги и Оки, 20 тысяч войска, отдаленность положения – все обещало королю славу, а канцлеру спокойное продолжение регенства. Сьарший же брат, Бертран, должен был приглядывать в походе и за королем и за его пока еще наследником – двоюродным братом герцогом Альфонсом Палестинским. Ибо о чем там помышлял несостоявшийся наследник короля Матеу, мы давно уже не имели никаких сведений.
Ни королева-мать, ни я, дурень старый, не могли отговорить юношу от этого сумасбродства. Иду в поход – и точка! А ты, дядька (это он ко мне), со мной поедешь, посмотришь, как я оставлю с носом дедушку Берната.
- Помилуйте, ваше величество, мне ж 80 годов, я уж не то что на конь, на горшок всесть не всегда получается.
- Ничего, дядька, я тебя не оставлю. Вон, Эрменсинда за тобой будет присматривать.
- Боже мой, ваше величество, вы и королеву берете с собой?
- Самым непременным образом.
- Но так не делал ни один из великих королей Испании.
- Это потому, что они были недостаточно великими. Не то что я.
Вот так и выпал мне на долю мой, дай Бог, последний поход.

***
Отплыв в сентябре 1322 года, мы добрались до Востока лишь зимой. Какая волна чувств захлестнула меня при виде мест, связанных с моей юностью – не передать. Видит Бог, я просто стоял и плакал, чувствуя на своем лице тот же ветер, что и шестьдесят лет назад. Вот так вот. Мы стареем, сгибаемся, страдаем кишечными паразитами, которые тоже стареют и чахнут вместе с нами, а ветер остается тем же самым. Молодым, упругим, свежим. Не в этом ли проявляется могущество Бога? Не в этом ли скрывается и Его мудрость? Мудрость, дающая возможность детям нашим, внукам и правнукам почувствовать то же самое, что чувствовали когда-то мы. И тем еще более сблизиться с нами прежними и отдалиться от нас нынешних.
Гм, ну вот опять отвлекся, а время-то идет и срок мой близится. Ближе к делу. Перво-наперво мы посетили Иерусалим. Во-первых, чтобы поклониться Святыням, а во-вторых, дабы увидеться с герцогом Палестинским. 45-летний герцог Альфонс принял короля внешне радушно:
- Дорогой кузен… Вы ведь позволите мне вас так называть, ваше величество? Как я рад вас видеть у себя. Каким ветром занесло вас в наши края. Неужели приехали поклониться святым местам? Только чего это с вами сколько паломников? - прищурился герцог. – И все при оружии.
- Дорогой брат мой, я должен вам сообщить, что прибыл на Восток с одной только целью – уничтожить остатки неверных и водрузить святой крест во всем подлунном мире! – Видаль аж покраснел от удовольствия, настолько он сам себе нравился в этот момент.
- Ну надо же, - усмехнулся герцог, - ни много ни мало, а во всем мире. Поистине цель, достойная великого короля.
- Я тоже так думаю, - важно кивнул Видаль. – Надеюсь, вы присоединитесь к нам?
- О, конечно, дорогой кузен. Как я могу упустить возможность увидеть торжество христианства и вашего меча?
Мальчишка прямо-таки растаял от удовольствия, и с этой минуты не было у него лучше друга, нежели кузен Альфонс. Маршал Бертран сделал несколько попыток вразумить короля относительно двуличности герцога, но эти двое родственников были попросту неразлучны. Герцог, может быть, и был лицемером, но дураком отнюдь не являлся, поэтому не выпускал юношу из поля зрения.

Погостив недолго в Иерусалиме, мы продолжили путь к берегам Волги. Нам предстояло добраться до южного берега Каспийского моря, где нас уже ждали корабли, согнанные со всего побережья. Переход через Месопотамию и Персию дался тяжело. Многих рыцарей оставили мы в азиатской земле. Мне же, развалине старой, как будто ничего и не было. По приказу короля о моей персоне заботились как о члене августейшей фамилии. Видаль даже хотел разместить меня в повозке королевы Эрменсинды, но та категорически отказалась делить путешествие со стариком.
Только 16 июля 1323 года мы с 14 тысячами войска добрались до Эмбы. Далее начинались владения Караханидов. Мусульманский владыка султан Аркадий Кадир, по слухам, совсем ославянился. Поговаривали, что в этом деле не обошлось без неосторожного знакомства бабушки султана с русскими дружинниками. Таким образом, добрые молодцы оставили по себе не менее добрую память, заранее отомстив своим поработителям.
Его величество отправил торжественное объявление войны мусульманам. Благородно выждал три дня и отдал команду о переходе реки. В середине лета Эмба достаточно обмелела, что позволило королевскому войску пройти через брод в полном блеске рыцарской чопорности. Зазевавшиеся пастухи и сотни две крестьян, бывшие свидетелями переправы попросту онемели от невиданного зрелища. Весь цвет испанской знати, желая подчеркнуть, что именно он и есть цвет, вырядился в самые пестрые наряды. Все было раскрашено яркими красками – плюмажи, плащи, уздечки, флажки на копьях, ленты в конских гривах. Зрелище было потрясающим и непременно должно было потрясти мусульман.

***
Должно было, но не потрясло. 26 июля армия вступила в местность Рын-пески. Не знаю, как «рын», а вот песков здесь хватало. Вернее даже сказать, кругом был один лишь песок. Поднятая войском пыль щедро оседала на нашем рыцарстве. И если бы меня спросили, какой сейчас цвет испанского рыцарства, я бы без колебаний ответил: «Серый, чтоб ему сдохнуть, пока не передохли мы».
Эта же самая пыль и стала причиной постигшего нас несчастья. 3 августа наши дозорные проглядели первый налет мусульман. Это ободрило неверных. Они стали все чаще выскакивать из-за пыли, как правило, пускали тучу стрел и скрывались. Но 17 августа нас атаковала вся армия султана Аркадия. Этого момента мы ждали давно. Замысел маршала Бертрана заключался в уничтожении армии Караханидов в одном сражении. Что и говорить, разумно, черт возьми.
Сближение и перестрелка проходили как всегда. Следом в атаку пошла конница мусульман. Их должна была встретить наша пехота, а рыцари, разбитые на два отряда, обходили с флангов.
С моей точки наблюдения картина выглядела яснее ясного. Вот мусульмане увязли в наших копейщиках, вот удар их выдохся, вот с правого фланга их начал оютекать отряд короля Видаля. Плохо было видно лишь левый фланг, скрытый тучами относимой туда пыли. Но и я, и король, и все знали, что именно оттуда вот-вот вылетит отряд рыцарей герцога Альфонса. Но его все не было.
Уже потом герцог утверждал, что просто заблудился в пыли и взял немного в сторону.
- Ведь я же подоспел, - говорил он. – Ну, подумаешь, припоздал на пятнадцать минут.
Однако эти пятнадцать минут едва не стали роковыми для короны. Отряд короля, в свою очередь, глубоко увяз в мусульманских рядах. Какое-то время местоположение его величества можно было видеть по штандарту, но вот и он качнулся и упал. Признаться, в тот момент все во мне просто замерло. Перед глазами промелькнул ряд лиц, смерть которых я числил на своей совести: сын короля Матеу Бернат, внук Альфонс и сам покойный монарх. Неужели и Видаль?
Как вылетел из клубов пыли отряд герцога, как мусульмане таки обратились вспять, как мы преследовали их – ничего этого я уже не видел, поскольку лишился чувств. Первое что я спросил, придя в себя:
- Король погиб?
- Господь с вами. Жив. Ранен, но жив.
Я бросился к своему воспитаннику. Он лежал у себя в шатре, бледный, но в сознании. Рядом с ним сидел герцог Альфонс и улыбаясь говорил:
- Тот не мужчина, на ком нет шрамов. Ерунда, до следующей свадьбы заживет.
Я накинулся на него с упреками, но Видаль остановил меня:
- Оставьте, не надо. Я ему верю.
Глупый мальчишка. Кому, кому он тогда верил? Надо было приказать заковать в кандалы мерзавца, тогда бы… Эх, бы, бы! Какое ты хорошее и в тоже время паскудное словечко.

Однако со временем стало ясно, что ранение не пройдет бесследно. Во-первых, король не владел правой рукой, заметно хромал и не мог сесть на коня. Во-вторых, королева Эрменсинда изрядно сдала, испытав стресс в тот день. А ведь она должна была стать матерью наследника.
Рын-пески вошли в состав Испании 7 ноября 1323 года. Армия двинулась на древнюю хазарскую столицу – на Итиль. Караханиды, получив урок, пока не объявлялись. Осада города проходила тихо и спокойно. Король проводил все это время в шатре Эрменсинды, следствием чего стал ее слегка округлившийся животик. Я с утра до ночи только и делал, что молился о выздоровлении Видаля и о благополучных родах Эрменсинды. И то ли веры мне не хватило, то ли прогневил я чем Бога (и догадываюсь, чем), то ли прав был д’Эсэн, утверждая, что «коли уж любовь к Богу, то бескорыстная, без требования для себя чего либо взамен, кроме спасения души» - не знаю. Знаю лишь, что Итиль пал 11 февраля 1324 года, и маршал Бертран отдал приказ идти на Узен.

Там-то и поджидали нас мусульмане, желая взять реванш. Кого винить в произошедшем? Юного ли короля, загоревшегося желанием битвы, маршала ли Бертрана, не доверившего на этот раз засадный полк герцогу Палестинскому, самого ли герцога, питавшего определенные надежды? Или лучше винить себя, проклявшего в минуту гнева род королевский?
Мусульмане ударили на рассвете. Герцог Альфонс, поставленный руководить челом, должен был сдержать первый удар неверных и дождаться захода им в тыл маршала Бертрана с элитным полком. Король наблюдал за ходом битвы с холма, расположенного прямо за полком герцога. Я находился рядом с ним. Королева Эрменсинда, ввиду ее положения, осталась в Итиле.
Сначала все шло как по писанному. Мусульманская конница, выпустив тучу стрел, гикая и визжа бросилась на центр войска.
- Типичное самоубийство, - помню, заметил я тогда королю.
- Да, султан Аркадий явно лишился рассудка, - улыбнулся король. – Прости его, Господи, ибо не ведает, чего творит, дурень.
Однако сейчас у меня есть подозрение, что он отлично ведал, что творил, поскольку наш центр внезапно заколебался, герцогский полк подался в сторону, и машущая саблями орда оказалась позади наших порядков и прямо перед королевским шатром. Остановить сейчас мусульман было невозможно. Два десятка телохранителей короля пали в считанные секунды. В свое оправдание я могу сказать, что тоже попытался защитить государя, но 82 года есть 82 года. Об меня даже не стали саблю марать, огрев по голове рукоятью. Последнее, что пролетело у меня перед глазами – голова короля Видаля, снесенная с плеч саблей простого мусульманского ратника.

***
Ну вот и все… Хотя нет, еще не все. Чаша не осушена до дна, грехи не исчерпаны.

Удар засадного полка сумел восстановить положение, но не сумел вернуть к жизни короля Видаля. Не теряя ни секунды, герцог Альфонс потребовал признать себя королем. Робкие возражения маршала, мол, королева беременна, были отметены под тем предлогом, что в разгар войны государство нуждается в крепкой мужской руке. А когда месье Бертран попытался возбудить армию, немедля получил отставку. С ним я и вернулся в Итиль, ожидая родов королевы Эрменсинды. Там-то я и понял окончательно, что проклял не королевский род. Я проклял себя.
Эрменсинда умерла 2 октября 1324 года, так и не разродившись.

Не найдя в себе сил вернуться в Валенсию, я поехал туда, где мог надеяться если не на прощение, то на слова понимания – в Лотиан, к архиепископу Гугу. Выслушав, святой отец горько пожурил меня за малодушие и назначил в качестве епитимьи составить свое жизнеописание, что я и сделал. Надеюсь, теперь Господь сумеет простить меня. Ведь Он может то, чего не может более никто. И если я сам не смог простить себя, то Он, я верю, сможет.

Даты, события, люди

Сентябрь 1322 г Совершеннолетие короля Видаля и его женитьба на придворной Эрменсинде де Блуа. Не вводим налога = +285 престижа.
16 июля 1323 г Объявление войны Караханидам.
17 августа 1323 г Король Видаль изранен.
9 марта 1324 г Король Видаль погиб в бою. Престиж = 3798, благочестие = 377, королевских титулов 18. Пресечение прямой линии Хименесов, корона переходит двоюродному брату Видаля герцогу Палестины Альфонсу, 47 лет.

Конец Третьего тома