108094 - After Action Reports

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

09.04.2006 15:03

Предисловие

Возможно кое-кто еще помнит ААР по игре «Крестоносцы» 1.04а, посвященный арагонской реконкисте. Тогда нам удалось описать события кампании с 1066 по 1165 гг. Предлагаемый вашему вниманию новый отчет продолжает рассказ о судьбах арагонских Хименесов в последующую эпоху Конкисты от освобождения Испании до противостояния с монголами.
Далее хотелось бы дать некоторые пояснения (иначе зачем я вообще сел городить это предисловие?). Хотя в игровом смысле новый ААР есть прямое продолжение предыдущего, литературно он задумывался как совершенно самостоятельное произведение. При этом не хотелось повторяться, т. е. строить повествование на якобы забавных рассказах якобы очевидцев. «И как же тогда писать?» - озадачился ВП. Но мир, как водится, не без добрых людей. Почитал наш камрад то, полистал сё, да и подумал: «А не примазаться ли мне к славе Дона Рыбы и Ж.-Ф. Намьяса с их удивительными романами?», сиречь попробовать свои силы в жанре «про прекрасных рыцарей и благородных дам». Сказано – сделано. Что именно сказано, вы уже знаете, а что сделано, узнаете, если дочитаете ААР до конца. Ибо всякое дело хорошо лишь тогда, когда оно доведено до конца.
Гм, ну вот, опять наплутал, а по сути ни гу-гу. Сейчас исправлюсь.
Итак, камрады, представляю вам ААРоман (не побоюсь этого слова) «Ровесники Конкисты». Постараюсь писать грозно, серьезно и сердито, только по сути, шаг в сторону приравнивать к саботажу. И ежели брошу его на середине, то пусть белогвардейцы считают меня коммунистом, а красные споют над моей могилой «Боже царя храни» сзаду наперед. Но, честно скажу, так и не поднялась рука отсечь последнюю радость в жизни – эксплуатацию светлого образа христианской церкви (надеюсь, буду понят правильно, а, даст Бог, и прощен).
Ну, помолясь, приступим…

Кратко о прошедшем

Собственно говоря, сначала у меня была мысль шутейно описать историю Испании от начала времен до торжества реконкисты. Но в свете изложенного выше анонса это выглядело бы глупо и нелепо. А потому не обессудьте – напишу все просто, как оно и было на самом деле.
О первых годах правления короля Санчо (1063-1115) нам практически ничего не известно. Более-менее достоверная информация об этом первом арагонском короле династии Хименесов появляется года эдак с 1067. Именно тогда королева Изабелла раскрывает нам глаза на незавидное положение Арагона, окруженного недоброжелателями. Боязнь арабов и простуды от ночевок прямо на тюках с тряпьем толкает Хименесов на поиски новой родины, каковая и отыскивается вскоре в причерноморских степях, отбитых ими у половцев. Война 1069-1072 гг приносит Хименесам две провинции: Низовья Дона и Хопер. В ходе следующей войны арагонцы получают еще две провинции на ласковом Черном море. Климат Таврии как нельзя лучше подходит теплолюбивым иберийцам, что в купе с гостеприимными соседями-русскими способствует принятию решения перебраться в Крым подальше от арабов. В 1095 году государство половцев окончательно прекращает свое никчемное существование, а Арагон обзаводится еще тремя провинциями на югах.
Казалось бы, сиди да радуйся, ан нет, нелегкая тащит короля Санчо в поход на Прибалтику, где он получает пук стрел в задницу и титул герцога Эстонии.
В 1109 году умирает от болезни сын и наследник Санчо Великого Альфонс. Новым наследником престола становится внук короля Амат, что не обещает ничего хорошего, зато много всего остального.
Наконец, «удрученный ношей крестной» король Санчо умирает в 1115 году, честно заработав 568 престижа и 428 благочестия. И пусть земля Таврическая ему будет пухом.
Король Амат (1115-1132), «он с виду грозен», в начале своего правления торжественно клянется гнобить всех, «покуда смерть не разлучит нас». И первыми он отгнобливает (придворные не в счет) Абхазию (1116) и Ливонию (1118). Не знаю, доставлял ли процесс гнобленья удовольствие, однако польза от него была прямая: еще недавно нищее королевство в 1120 году уже может похвастаться 3 герцогами-вассалами и 78 монетами ежемесячного дохода. К 1125 году получены также титулы герцога Курляндии, Ливонии и Карелии.
Однако народная арагонская мудрость гласит: «Сколько веревочке не виться, а всех не перевешаешь». Ни Калигула, ни Робеспьер, ни Гитлер так и не смогли отгнобить всех и по полной. Вот и наш славный король Амат буквально сгорел на работе. В 1132 году в самый разгар гнобленья литовцев Амата поразила вражеская стрела.
Корона перешла его сыну Сунифреду (1132-1163). Этот истинный рыцарь, грезящий о реконкисте, наверняка разбазарил бы свою великую и могучую тавро-литовскую родину, если бы не его жена, королева Сибилла (аплодисменты). В 1133 году она заставляет мужа довести до победного конца войну с литовцами и присоединить к Арагону 8 городов. 16 доменных провинций, 6 герцогов-вассалов дают совокупный доход 136,8 монет в месяц. Затем следуют герцогства Полоцк и Молдавия.
Одно лишь омрачает радость королевской четы – отсутствие сына. Однако и эта проблема (хоть и с пятой попытки) успешно решается Сунифредом, Сибиллой и Генеральными Штатами. Вот что значит коллективный труд! (продолжительные аплодисменты, крики «браво» и «бис»). Да, король Сунифред смог! В 1142 году он снова смог… на этот раз получить титул короля Литвы.
Собрав к 1145 году 15 доменных провинций, 8 герцогов-вассалов и 35 тысяч войска, король Сунифред почувствовал в себе силы не только обеспечить государство наследником, но и начать реконкисту. Уже в 1146 году под могучим натиском благочестивых христиан пал эмират Наварра. В 1151-1153 гг прокатилась война с эмиратами Валенсия и Кордоба, окончившаяся торжеством креста над полумесяцем. При этом в 1151 году Сунифред получает титул короля Наварры. 1158-1160 гг ознаменовались победами над эмиратом Севилья, получением титулов короля Кастилии, Леона, Португалии и ранением Сунифреда.
Эта тяжелая рана в итоге и свела короля в могилу. Сунифред умер в 1163 году, оставив сыну Понсу (1163-не скажу пока) шесть королевских титулов (Арагон, Литва, Наварра, Кастилия, Леон, Португалия) и две арабские провинции на Пиренейском полуострове.
Король Понс верно понял последнее желание отца и немедленно ввязался в войну с королевством Аль-Мурабитидов. 23 июля 1165 года пал последний оплот арабов в Испании – Алькасер. Реконкиста была завершена.
Именно с этого момента нам и предстоит узнать, что было дальше.

Написал я это, да и подумал. И чего в прошлый раз пришлось растянуть повествование аж на 14 глав? Ведь смог же уписать все в полторы страницы. Может, и об эпохе Конкисты рассказать вкратце, ммм?
Но «тщеславие – мой любимый грех», а посему (заранее прошу прощения у тех, кому ААР покажется чересчур затянутым) в надежде стяжать потугами графоманскими место в списке ААРов нашего форума ваш покорный слуга с негодованием отверг малодушную мыслишку уложить конкисту в пару страниц и принялся громоздить главы одну на другую.[Ветка автоматически закрыта]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 1 (1165-1168)

09.04.2006 15:06

Глава 1

Запыленный всадник резко осадил коня перед воротами замка. Хотя лишь с большой натяжкой можно было назвать это жалкое двухэтажное здание из камня и глины замком, а калитку в ветхом заборе – воротами. Разморенный на жаре стражник лениво высунулся из-под навеса, под которым укрывался от палящего июльского солнца, и, откусив от жирной утячьей ляжки, недовольно пробурчал:
- Кто такой? Че надо?
- Хорхе, толстая скотина, все жуешь? – спрыгнул с коня приезжий.
- Диего, старина, - расплылся в улыбке (хотя при его толщине расплываться, казалось, было уже некуда) стражник. – Ты прямо от Алькасера?
- Точно. Сеньор прислал узнать, как у вас тут дела.
- Да что там у нас, у нас все нормально. Вы там как? Долго ли еще осада продлится?
- Сегодня у нас что? 23-е? Ну так стало быть именно сегодня неверные и капитулируют. В принципе они уже давно хотели сдаться. Их бей три раза уже просил у нашего короля принять крепость.
- А чего же не принимали? – от удивления Хорхе даже перестал жевать.
- Да видишь ли, Хорхе, его величество король Понс заявил, что Алькасер последний оплот арабов в Испании, и, стало быть, принять его нужно достойно, а регалии-то королевские он в Валенсии забыл. Вот и гонял маршала за ними.
- Вечно у этих… фигня какая-то на уме. Подумаешь – регалии, лучше бы он за обозом со снедью для пира послал.
- Тогда бы до зимы еще под Алькасером реконкистили. И вообще, не твоего убогого ума дела государственные. Ладно, заболтался я тут с тобой. Мне поскорее к сеньоре надо.
- А тебя туда не пустят, - деловито заметил Хорхе.
- Это еще поч…
Из окна «донжона» донеслось женское душераздирающее:
- Ой, мамочки! Пресвятая богородица! А-а-а! Не хочу! Не надо!
- Господи! Что это? – Диего перекрестился.
- Да сеньора…
- Что, прямо сейчас?
- Ага, с утра аккурат приспичило, за роженицей сбегали. Вот, ждем, кем разродится. Авось, мальчиком. Тогда сеньор Рамон не поскупится на угощение.
- Тебе что ли? – усмехнулся Диего. – А за что? Ты чай в деле не участвовал.
- Хм, не участвовал. Зато так заведено: как рождается наследник – хозяева поят всех вусмерть.
- Мда, значит, рожает сеньора. Эх, ты, нелегкая. Не могла до завтра потерпеть.
- А чего тебе-то? – Хорхе отбросил обглоданную утиную кость и потянулся к кувшину.
- Передохнуть ведь не дадут, назад к сеньору Рамону с известием погонят. А вы тут все «вусмерть». Тьфу ты, невезуха окаянная, - сплюнул недовольно Диего, взял коня под уздцы и прошел в ворота замка.

***
Замок Мендоса (давайте договоримся называть это дикое произведение архитектуры замком) располагался в пятидесяти милях от Валенсии. И принадлежал арагонскому дворянину Рамону де Мендоса. Еще совсем недавно хозяином поместья был бей Абдула Мендос. Однако арагонский король Сунифред Освободитель, разгромив валенсийский эмират, пожаловал земли Мендоса отцу нынешнего сеньора Рамона. Тот незатейливо решил, что «Мендос» - это наименование поместья и взял его себе в качестве славной арагонской фамилии. Это заблуждение, наравне с замком, и перешло по наследству Рамону.
Сам Рамон де Мендоса с весны этого (1165) года находился при особе его величества короля Понса в походе на Аль-Мурабитидов. В замке оставалась лишь хозяйка, сеньора Санча. Да и она была в положении и не могла уследить за всем. Поэтому отъезд хозяина на войну замковые слуги справедливо приняли за свои законные каникулы. Каждый проводил их, как мог, и в Мендосе царила атмосфера тишины, покоя и полного наплевательства на свои обязанности (ну, вы знаете, как это бывает, когда начальник уезжает в командировку).
Однако сегодня размеренная жизнь замка была нарушена внезапно нагрянувшими родами госпожи. С самого утра обитатели замка (кроме, конечно, Хорхе) были поставлены на уши. Каждый рвался показать себя самым переживающим за сеньору. Складывалось впечатление, что в замке случились не роды, а самый настоящий пожар.
Диего как раз входил внутрь башни, когда напряжение, а вместе с ним и крики роженицы достигли апогея. Несколько мужчин-придворных робко жались подле лестницы, растерянно переглядывались и беспомощно крестились.
- Матерь пресвятая богородица, - перекрестился и гонец. – Господь наш всемогущий, вот такенную свечку поставлю за то, что сподобил мя, грешного, мужчиной уродится. Лучше одному на десятерых арабов в атаку сходить, нежели один раз родить.
А сверху все неслось:
- А-а-а! Мамочка! – и… внезапно оборвалось.
Диего уже начал корчить скорбящую рожу и потянулся рукой к шляпе, как тишину прорезал крик ребенка. На лестницу выскочила горничная:
- Мальчик!
- А сеньора?
- В порядке, только…
Тут послышалась новая серия женских воплей. Горничная заполошно метнулась назад. И через малое время к крику первого ребенка присоединился еще один. На лестницу вышла та же горничная и развела руками:
- Еще мальчик.
- Ого! Ай да сеньора! Слава Мендоса! – обрадовано загалдели под лестницей мужики. – Выкатывать что ли бочки?
- Может, подождем? – осторожно предложила горничная. – Мало ли что, вдруг сеньора еще не закончила.
Но мужиков было уже не остановить. С криками «В другой раз закончит! Семеро одного не ждут!» они бросились к винному погребу.
Диего был в числе счастливчиков, выкатывающих первый бочонок. Именно в этот момент на его плечо и легла рука дворецкого:
- А ты, мил друг, сделай-ка одолжение, скачи под Алькасер и сообщи господину Рамону радостную весть.
- Да, конечно, вот только…
- Немедля!
И гонец, горько вздохнув, послушно отправился во двор.

***
Радости Рамона де Мендоса не было предела. Два сына! Будет, кому передать свой герб и замок. По этому случаю, счастливый отец закатил знатную попойку, после которой, разумеется, вспомнил о своей обязанности подыскать сыновьям достойных крестных. И не столько вспомнил сам, сколько напомнил ему об этом сам король Понс.
Наутро после попойки Рамон участвовал в водных процедурах. Собственно, его участие сводилось к полубессознательному лежанию возле колодца, водой из которого и окатывал своего господина верный Диего. Проезжавший мимо король обратил внимание на эту картину и поинтересовался, кто этот знатный идальго и почему он не может умыться сам. Услышав в ответ, что это тот самый Рамон де Мендоса, у которого 23 июля, в день взятия Алькасера родилась двойня, король искренне изумился:
- Ну надо же, а я бы и не узнал. Как все-таки человека меняет радость и выпитое с вечера вино. Сеньор Рамон, вы можете говорить?
В ответ Рамон лишь невнятно кивнул головой. Диего браво обдал господина новой порцией ледяной воды, и сеньор Рамон нашел в себе силы еще раз кивнуть своему королю.
- Гм, а крестных своим сыновьям вы уже подыскали?
На это Рамон смог лишь ошарашено воззриться на своего государя, изо всех сил пытаясь понять, о чем идет речь.
- Я так и думал, что еще не успели, - довольно проговорил король. – А ведь это – особый случай. Ваши сыновья родились на заре новой эпохи – эпохи Конкисты. По крайней мере, у меня сейчас такое ощущение, что на реконкисте мы не остановимся. И ради этого особого случая крестные должны быть особыми. Например, крестной матерью может стать моя сестра, канцлер Гюндюз, а крестным отцом – ее муж, маршал Бьеви.
Маршал, сопровождавший короля, тактично наклонился к государю, и что-то прошептал ему на ухо.
- Ах, какая досада, я и забыл. Извините, сеньор Рамон, но с маршалом у нас вышла небольшая накладочка – он, видите ли, некрещен. Пусть крестным отцом детей станет мой духовник аббат Фернандес. Вы не против?
Судя по тому, что Рамон смог лишь кивнуть головой и, потеряв равновесие, снова растянуться на земле, он был не против.
- А имена мальчикам уже подобраны? Нет? Это очень кстати. Дело в том, что я всегда мечтал своих сыновей назвать Хуан и Эстебан, но не судьба. Может быть, вам эти имена подойдут?
И это предложение не смогло найти (хотя и пыталось) возражений у счастливого отца. На том и сладили. Король Понс дал соответствующие распоряжения, и наименованные малыши обзавелись высокопоставленными покровителями.
Только об одном жалел Рамон (разумеется, не считая выпитого вина) – не успел он повидать своих наследников, так как на следующий день армия короля Понса отправилась в свой первый поход Конкисты – в Африку.

***
Уже в августе 1165 года армия короля Понса высадилась под Сеутой. Сам город сдался на милость победителя 24 августа. Король Понс, жалуясь на недостаток людей, которым можно поручить управление новыми землями, готовился замириться с Аль-Мурабитидами, но именно в этот момент дело испортили братья короля Мартин и Бермон, бывшие герцогами Каталонии и Бадахоса. Увлеченные победами арагонского оружия в Африке они решили присоединиться к разделу аль-мурабитидского пирога. Опасаясь, что «этих дурней без меня по стенке размажут», Понс был вынужден продолжать войну. 26 сентября пал Танжер, 28 октября – Инфа. Вновь созданное герцогство Танжер было за неимением «путных сеньоров» пожаловано некоей Сибийе из Кастилии.
Именно в это время до армии дошло известие из столицы. Тамошние оружейники создали тяжелый (очень тяжелый) арбалет. Король немедля затребовал диковинку себе, дабы устрашить арабов. Однако ждать пришлось долго. И то – арбалет-то тяжелый.
А пока армия томилась от безделья в Инфе. Рамон де Мендоса тосковал по дому, по жене, по детям. На душе было скверно, мелькали нехорошие подозрения. И есть отчего. 19 января 1166 года стало известно, что королева родила сына. Нет, конечно, это дело отметили, деланно порадовались, но кое-какой червячок сомнений так и точил душу и короля, и его подданных. Выходило, что мальчик родился после почти 11 месяцев беременности (по крайней мере, именно столько прошло с момента последней встречи короля Понса и королевы Эвы). Приходилось утешать себя мыслями, что багрянородные дети не чета обычным, им и до рождения позволительно то, что не мыслимо для простых смертных. Как бы там ни было, а Рамон переживал за свою семью.
Наконец, стало ясно, что вассалы арагонского престола не намерены мириться с арабами. Кроме того, наконец-то утомленные посланцы приволокли в лагерь тяжелый арбалет. Вещь действительно оказалась грозная, только неприподъемная. И ужас вселяла не только в арабов, но и верблюдов, которым предстояло тащить повозку с этим чудо-оружием.
Король, посовещавшись с маршалом Бьеви, принял решение максимально ослабить Аль-Мурабитидов. Армия получила долгожданный приказ выступать на Эр-Риф.

***
Весна и лето 1166 года в Мендосе прошли как обычно. Ибо необычное – малыши – еще не давали себя знать за пределами своей спальной. Гугулькали в люльках, изредка выбирались из них, чтобы поползать по полу, открывая для себя все новые и новые стороны этого бесконечного мира (по крайней мере, комната малышам пока казалась страшно необъятной).
Поначалу прислуга называла братьев близняшками, однако к году становилось все очевиднее, что не такие уж они и близняшки. Хуан выглядел посветлее, а Эстебан потемнее. Думали, пройдет, ан нет. Вот уже и волосики у малышей начали выдавать в одном будущего блондина, а в другом жгучего брюнета. Голубоглазый Хуан явно выдавал в своих корнях южнорусскую примесь. Эстебан же обещал вырасти истинным испанцем.
По достижении года у братьев отняли кормилицу. Госпожа Санча решила, что пора ребяткам налегать на настоящую еду, чтобы расти сильными и крепкими, как отец.
Отец… Где-то он сейчас? Изредка доходившие из Африки вести обнадеживали обитателей Мендосы, ждали скорого возвращения господина. И то сказать – 5 апреля король Понс захватил Эр-Риф, 26 мая последовало падение Снассена. Вновь образованное герцогство Эль Риф было пожаловано дочери короля, принцессе Перонейе. 17 июля 1166 года был взят Фигиг. Рамон по случаю прислал диковинные фиги, с которых обитатели замка изрядно помучились расстройством желудка. 8 сентября армия короля Понса в ступила в Фес. Разбитые и подавленные Аль-Мурабитиды вот-вот должны были просить Арагон о пощаде.
Должны были, но не просили. На исходе осени в Мендосу пришло письмо от сеньора Рамона, в котором он писал, что будущей весной-летом он рассчитывает вернуться домой. «Видите ли, его величеству, королю Понсу захотелось непременно стать королем Мавритании. А потому, заявил он, мы не уйдем из Африки до тех пор, пока не разобьем ворота Массата. И так как я теперь состою при особе нашего обожаемого монарха, я не считаю себя вправе оставить его священную особу». Вот так вот. Оставалось лишь ждать, когда же сдастся Массат.

***
Уже месяц стояла армия короля Понса под стенами Массата. Близилось Рождество 1166 года. Воевать не хотелось. С другой стороны, торчать под стенами этого дрянного городка под самое Рождество тоже было не сильно здорово. Король Понс откровенно подумывал о штурме. Слава Богу, что пока просто подумывал. Потому что если уж выбирать между штурмом и тупым прозябанием, то даже маршал Бьеви склонялся в пользу второго.
- Возьму город – всех неверных собакам на съедение, - ярился в компании своего маршала король. – Это же надо, из-за такого паршивого городка ни тебе прилично Рождество справить, ни мавританскую корону надеть.
- А в Испании сейчас хорошо, - подливал масла в огонь Бьеви, - мороз, вода по утрам в лужах замерзает. Не то, что здесь. Тьфу!
- Да, - мечтательно полузакрыл глаза Понс, - Семья моя сейчас собралась у королевы-матери Сибиллы. Та, наверно, рада безмерно приезду внуков. Сказки им, поди, врет, как мне, бывало, в детстве. Не дай бог, понесет ее рассказывать о делах прежних королей. Отбою от сыновей не станет – возьми, папка, на войну!
- Эх, ваше величество, скучно. Может, пугнем муслимов? Хоть развеемся немного.
- И то дело. Вели заряжать катапульты.
Маршал, как и вчера, и позавчера, и третьего дня, шел отдавать приказы. Воины суетились у орудий, заряжая их дохлыми свиньями и запуская в Массат. Арабы как всегда начинали заполошно метаться по стенам, посылая проклятья гяурам и умоляя аллаха избавить правоверных от напасти.
Вот в таких незатейливых развлечениях и протекала осада Массата. Что больше повлияло на решение арабов сдаться, бомбардировка свиньями или недостаток вкусных барашков, неизвестно. Зато достоверно известно другое – 6 января 1167 года осажденные открыли ворота. Король Мавританский Понс торжественно вступил в город, презрительно сплевывая на посыпающих пеплом головы своих новых подданных.
Церемония коронации прошла скомкано и незатейливо. Более полный чин планировалось соблюсти по возвращении домой, в Валенсию.
Вскоре прибыл долгожданный посол от Аль-Мурабитидов с просьбой о мире и предложением в качестве выкупа 4895 золотых – всей казны падишаха. Это известие как громом поразило братьев государя, незадачливых герцогов Каталонии и Бадахоса. Мысленно они ставили себя на место старшего брата (не в смысле трона, а по ситуации) и признавали, что никак не смогли бы устоять перед таким заманчивым предложением. А оставаться один на один с пока еще грозными Мурабитидами было страшновато. Как только не умасливали они брата, не подслащивались к канцлеру, сколько они отвалили маршалу, лишь бы он уломал короля продолжать войну – все было зря. Дело в том, что король Понс и не собирался мириться с нечестивыми арабами за золото. Это был истинный рыцарь, сын эпохи, так сказать. Благородство его граничило с глупостью. И потому бросать в беде своих неразумных братьев он считал ниже своего достоинства. Война, к большому сожалению обитателей Мендосы, продолжалась.
Однако страх, испытанный герцогами при появлении посла вскоре дал себя знать. 8 мая 1167 года из войны вышел Бермон (прихватив всю казну падишаха, подлец), а 8 июня за ним последовал и герцог Мартин. Теперь оскорбленный в своих лучших чувствах король Понс также счел себя вправе прекратить боевые действия и заключить перемирие с Мурабитидами. И это, несмотря на встревание в войну герцога Азовского. «Я ему не нянька!» - твердо отрезал Понс и 17 июня 1167 года подписал перемирие с арабами. Наконец-то Рамон де Мендоса получил возможность повидать сыновей.

***
А повидать их уже стоило. Сорванцы росли как на дрожжах. В два года эти жулики уже не давали покоя ни нянькам, ни другим обитателям замка, за исключением, разве что, привратника Хорхе, до которого они попросту еще не умудрялись добрать, даже и не представляя, что там, за пределами сада, есть еще что-то. При этом светленький Хуан проявлял больше напора и силы, а темненький Эстебан ума и сообразительности. Парочка обещала вырасти на удивление гармоничной и слаженной командой.
Именно такими их и застал отец, вернувшийся из похода. Братья удивленно таращились на здоровенного дядьку, которого мать велела им называть отцом. И если Хуана очень быстро с этим помирило разрешение отца посидеть на настоящей лошади, то Эстебан при первой же возможности ударился в слезы и поспешил укрыться от этого железного дядьки в нянькиных юбках.
Однако со временем все, конечно, наладилось. И жизнь в Мендосе снова вошла в привычную колею. Сеньор Рамон пропадал то на охоте, то при королевском дворе. Сеньора Санча хлопотала по хозяйству, а маленькие Мендосы продолжали осваивать окружающий и в один прекрасный (хотя кому как) день добрались и до ворот замка, доставив кучу неприятностей Хорхе.
И все было бы хорошо, если бы не пришедшее в сентябре 1168 года известие о смерти королевы Эвы…

Даты, события, люди

23 июля 1165 г Начало Конкисты.
6 января 1167 г Король Понс получает седьмой королевский титул – Мавритании.
17 июня 1167 г Белый мир с Аль-Мурабитидами.
1 января 1168 г 13 доменных провинций, 24 герцога-вассала, 4 графа, 7 королевских титулов, 78,7 монет ежемесячного дохода и 86 тыс. готовых к призыву.
24 сентября 1168 г Смерть королевы Эвы.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 2 (1168-1172)

11.04.2006 08:32

Глава 2

Итак, в сентябре 1168 года до Мендосы докатилось известие о безвременной кончине королевы Эвы. Рамон тут же засобирался в Валенсию. Прощались с хозяином по-обычному, ожидая, что вернется он максимум через неделю-другую. Однако вышло немного не так…

***
Отпевание, похороны – все прошло как надо. Собравшиеся выразить королю соболезнования начали разъезжаться по своим герцогствам, графствам, поместьям. Начал собираться и Рамон де Мендоса. И, как оказалось, зря. Спустя неделю после похорон к его величеству королю Арагона, Литвы и прочая изволили подойти сестры (канцлер и управляющая) с компрометирующим предложением:
- А не желаете ли вы, братец, жениться?
- И не совестно вам? Земля на могиле почившей королевы еще не просохла.
- Нет, конечно, можно и подождать, - деловито заметила Гюндюз, - однако и женитьба дело не быстрое. Пока невесту подыщем, пока согласятся там, пока то да сё, глядишь – и могила просохнет.
- Да, братец, - заметила управляющая Аделаида, - вы уж не забывайте, что отродясь у Хименесов лучшим способом пополнить казну была именно королевская свадьба.
- Вот пиявки приставучие. Признавайтесь, уж и невесту присмотрели?
- Гм, не без этого, конечно, - скромно проговорила Гюндюз.
- И?
- Дочь короля Польского Аделаида Пяст.
- Поди страшна али стара? – с подозрением прищурился король.
- Никак нет, братец. 16 лет, миловидна аки ангел божий.
- Такую, может, и не захотят отдать, - засомневался Понс, цепляясь за последнюю возможность побыть холостым.
- Еще чего! – развеяла все сомнения Аделаида. – Чай, Якуб Польский тоже не дурак. Такую возможность, как обстричь своих придворных налогом на замужество старшей дочери, он не упустит. По крайней мере, я о Пястах лучшего мнения. Эти свою выгоду никогда не профукивали.
- Ладно, - вяло махнул король, - шлите посольство. Кого слать-то думаете?
- А чего тут думать? Сама и поеду, - обрадовалась Гюндюз. – Дюже любопытно посмотреть, что это за Польша такая.
Вот таким образом и было отложено возвращение Рамона в Мендосу. Так как он оставался едва ли не единственным, кто мог сопровождать канцлера Гюндюз в этом путешествии.
Полтора месяца добиралось испанское посольство до Кракова. В пути канцлер Гюндюз все расспрашивала Рамона о своих крестниках. Однако тот мало, чем мог удовлетворить женское любопытство. Детей видеть ему пока доводилось не часто. С гораздо большим удовольствием он поделился бы с королевской сестрой охотничьими историями или байками о походе на Аль-Мурабитидов. Наконец, Гюндюз сообразила, что совершенно напрасно тратит свое время (ну что взять с этих бестолковых мужчин?) и решила по возвращении из Кракова выкроить время для визита в Мендосу.
На территорию Польши испанское посольство вступило уже в ноябре. Гюндюз высовывала голову из возка, все пыталась рассмотреть, что это за Польша такая. Однако что-либо рассмотреть за сплошной стеной дождя было ужасно трудно. Только личико запачкала грязью, летевшей из-под конских копыт.
Наконец, посольство прибыло в Краков. Утомленные испанцы, предварительно прочавкав по грязи до дворца сотни две метров, вошли резиденцию польского короля Якуба.
- Между прочим, там написано «Вытирайте ноги», - строго заметил им дворцовый маршалок.
«Не такое это простое занятие – ездить с посольством в Польшу», - подумали гости, послушно швыркая ногами о ветошь.
Ясновельможный пан король принял посольство сразу же. Узнав о цели визита, он было вскочил с трона с криком:
- Избавители вы мои… - но немедля стушевался под строгим взором своей жены-канцлера.
По началу уже было ясно, что паны торговаться не будут. И верно. Столковались быстро. Через день по этому поводу был устроен пир с истинно пястовским размахом, а еще через три дня (очень тяжело приходили в себя гранды после пира) посольство с невестой двинуло обратно.
Говорят, что дорога обратно всегда короче дороги туда. Только не в этом случае. Поведение в пути избалованной принцессы очень быстро прояснило значение фразы польского короля об «избавителях». И подушки, по ее мнению, в возке были жесткие, и послы, такие-сякие, не говорят по-польски, и вообще вылезайте все из возка – мне хочется побыть одной (а на дворе конец ноября); короче, вскоре Гюндюз начала с опаской подумывать, что «братец» вряд ли поблагодарит за этакий подарочек. А несчастный Рамон все больше начинал скучать по дому и по своей покладистой женушке.
Долго ли, коротко ли, а к рождеству 1168 года невеста была доставлена в Валенсию. Свадьбу решено было справить 26-го числа. Опять начали съезжаться гранды со всей Испании. Однако наш Рамон решил, что с него хватит дорожных приключений. Кроме того, платить традиционную складчину на свадьбу монарха не очень-то и хотелось. В общем, решил под шумок исчезнуть из столицы. Новый год он встречал дома.

***
Следующий, 1169 год, в Мендосе прошел на редкость спокойно. До счастливых провинциалов лишь глухо доносились известия из столицы. Поговаривали, что король Понс был сильно недоволен поведением молодой супруги, даже устроил по этому поводу разнос своей незадачливой сестре-канцлеру.
Парнишки подрастали. Хуан показывал себя все более непоседливым ребенком. Носился по двору, лез буквально в каждую щель, храбро сражался с домашними животными типа кота или петуха, постоянно прошмыгивал в ворота мимо Хорхе, за что тому изрядно попадало от сеньоры Санчи. Эстебан напротив вел себя тихо, предпочитал возиться с игрушками в своей комнате, слушался няньку и исправно кушал кашу. Симпатии слуг резко разделились. Вся женская часть прислуги души не чаяла в смуглом Эстебане, а мужчины обсуждали, какой добрый рыцарь получится из Хуана. Родители к детям старались относиться ровно, но это не всегда получалось. Рамон чувствовал в подрастающем Хуане родственную душу и даже иногда снисходил до общения с мальчиком, сажал его на коня и катал по двору. Санче больше нравилась чувствительность Эстебана, который всему предпочитал общество матери.
Однако эту идиллию вскоре разрушила война.
В течение 1168-1169 гг богомерзкие Аль-Мурабитиды воевали с вассалом испанской короны герцогом Азовским Обри Капетом. К концу 1169 года Обри был на грани поражения, а его герцогство на грани уничтожения. Арабы сумели занять провинции Азов, Тана и Кубань. Благородный король Понс не мог бросить вассала в такой беде (кроме того, он никак не мог упустить шанса отдохнуть от своей взбалмошной жены). В начале 1170 года Рамон де Мендоса получил предписание явиться в Валенсию в полном вооружении и с оруженосцем.
С наступлением весны сеньор Рамон в сопровождении верного Диего отправился в Валенсию.

***
30 марта 1170 года Понс Испанский предупредил короля Аль-Мурабитидов о возобновлении боевых действий. В тот же день армия Понса погрузилась на корабли и отплыла в Африку. На Кавказ и в Крым было послано грозное предписание тамошним герцогам выступать на помощь Обри Капету. Только теперь арабы осознали, что разбудили зверя. Наступление по всем фронтам немедленно дало прекрасные результаты: 2 мая Обри отбил Кубань, 24 мая – Азов, 26 июня королевская армия вошла в ворота Тлемсена, 7 августа Обри Капет вернул себе Тану. За Аль-Мурабитидами оставалось всего три города: Ифни, куда был послан неизвестный полководец, Каир и Керак.
Именно в Каир и отправилась королевская армия. Воины оживленно описывали друг другу диковинки Египта. Складывалось впечатление, что минимум половина армии уже не раз бывала в тех краях и лично беседовала с двухголовыми людьми, арапами с песьими головами, каждый третий божился, будто бы видел своими глазами, как человекопсы справляют нужду, подняв левую (правда, кто-то уверял, что правую) ногу, едят мясо крокодилов в Великий Пост, а на Рождество приносят в жертву самую красивую человекосук… т. е. человекопесиху. Все эти россказни вначале крепко подбадривали Рамона в жажде принести свет христианства этим заблудшим душам, научить их справлять нужду, как подобает истинно верующим. Однако спустя месяц утомительного путешествия ему начало казаться, что «фиг с ними с этими маврами, раз до них так трудно добираться, пусть задирают хоть обе ноги – папе Римскому это, кажется, не может повредить». Надо сказать, что уже подавляющее большинство крестоносцев разделяло эту точку зрения, около двух процентов сомневающихся даже как-то сумели дезертировать с кораблей (на радость акулам).
Король держался молодцом. Его часто видели гордо стоящим на возвышенности кормы и с презрение поплевывающим на сопровождающих флотилию акул. Тем более что в пути армию нагнало известие: 19 сентября 1170 года неизвестный полководец занял Ифни, с чем и шлет свои поздравления обожаемому монарху, а также интересуется, что именно хотелось бы видеть его величеству на гербе нового герцогства Марокко. Этот вопрос (а заодно и само герцогство) его величество король Понс переадресовал сопровождающему его Святополку Константиновичу.
Наконец, в октябре 1170 года армия испанцев высадилась в дельте Нила. Крестоносцы торопливо выгружались с кораблей, желая поскорее убедиться, что человекопсы, а еще лучше человекопесихи, о которых они так много рассказывали, существуют на самом деле. Каково же было разочарование богоизбранного воинства, когда никаких человекопсов в Египте не оказалось. А были самые обыкновенные арабы, каких и в Испании еще хоть пруд пруди. «Боятся, прячутся» - утверждали самые опытные. Однако это было слабым утешением. С досады и скуки ради испанцы принялись вырезать на стенах пирамид забавные фигурки, кто-то с озорства умудрился запустить из тяжелого арбалета по носу сфинкса. Меткого стрелка король приказал прилюдно выпороть.
Лишь 29 октября 1170 года подошли испанцы к Каиру. Замок на удивление оказался большой. Всю зиму простояло крестоносное воинство под его стенами. И лишь 5 марта 1171 года Каир сменил владельца. Оставалось взять Керак. Где находился этот самый Керак, испанцы представляли себе очень смутно. Было только известно, что сразу после Иерусалима надо свернуть то ли направо, то ли налево. «Там видно будет» - решил король Понс и дал приказ выступать.
Армия, было, заупрямилась, но обещание прощения грехов тем, кто пройдет под стенами Святого Города и преклонит колена в Храме Гроба Господня, вдохновило христиан на путь долгий. Заодно было решено до самого Гроба Господня погрешить так, чтобы было что прощать. Поэтому путь крестоносцев был отмечен сплошным развратом и дебошами. В 21 веке исследователь биографии Понса Испанского Владимир Полковников лично нашел дорогу армии на Керак. Кстати, это оказалось не так уж и трудно. Все дело в антропологии и генетике. И в наши дни узкая полоска земли от Каира до Керака заселена в основном жителями с явными преобладанием европейских признаков (сомбреро, усы, имена типа хуанов-педро-гомесов) – знак того, что армия в пути погрешила на славу.
Только 9 мая 1171 года на горизонте показался Керак (свернули, кажется, правильно). Ну уж там-то точно прячутся человекопесихи - решили очищенные от грехов крестоносцы и поднатужившись одолели вражеские стены 25 июня 1171 года. Человекопсов, конечно, там не оказалось, но, что интересно, именно с этого дня нигде больше не осталось и Аль-Мурабитидов. Поход, а вместе с ним и вторая война Конкисты были успешно завершены.

***
Наконец, хозяин вернулся домой! Радовались дети возвращению отца, радовались кони и собаки предстоящей охоте, радовалась и сеньора Санча снятию пояса верности. Радовался и сам сеньор Рамон возможности поесть не полусырую пищу, выпить не гнилой воды, поваляться вдоволь в тени, сбросив надоевшие доспехи. Но больше всех радовался, конечно, маленький Хуан. Шестилетний мальчуган прямо-таки не отставал от отца, преследуя его буквально по пятам.
А Эстебан продолжал сидеть затворником в своей комнате, лишь изредка выбираясь на берег замкового пруда. Он печально сидел на берегу, бросая в воду камешки. Легенда, связанная с этим прудом, произвела неизгладимое впечатление на мальчика. В Мендосе рассказывали ее так. Давным-давно, когда еще хозяином Мендосы был арабский шейх Абдула Мендос, привезли ему прекрасную полонянку, красавицу Гюльчатай. Богомерзкие мавры отметили это дело запрещенным вином. А когда гости упились, начали они требовать от хозяина, чтобы красавица Гюльчатай открыла им свое личико. Пьяной ватагой вломились они в комнату наложницы, заполнив царившую там тишину криками «Гюльчатай, открой личико!» Однако несчастная девушка, видимо не совсем понимая язык похитителей, поняла их не совсем правильно и бросилась в ужасе к двери. Придя в себя от неожиданности, арабы метнулись за беглянкой, но ее и след простыл. Всю ночь несчастную искали по всему поместью, но не могли найти ничего, кроме туфельки, валявшейся на берегу пруда. И с тех самых пор по ночам стали замечать одинокую женскую фигуру в парандже, проплывающую над гладью пруда. Раз в год кто-нибудь из местных парней непременно тонул в пруде. Это, как говорят местные крестьяне, Гюльчатай забирает его к себе, чтобы не было ей так одиноко. Еще говорили, что перед смертью жертва обязательно видит ее личико.
И вот что обидно. Сколько ни сидел на берегу Эстебан, так никогда и не сподобился увидеть призрака несчастной Гюльчатай. Но он не терял надежды. Только Хуан замечал грусть брата и пытался хоть как-то расшевелить его. Звал поиграть с дворовыми мальчишками, подшутить над Хорхе, да мало ли чего. Но Эстебан лишь отнекивался и снова отправлялся на берег пруда. На вопросы брата «Зачем это тебе надо?» он неизменно отвечал: «Стало быть надо, раз сижу». И ведь не поспоришь.
Жизнь потихоньку входила в привычную, тошнотворно провинциальную колею. Хозяин снова начал ездить на охоту, в свободное время пытался прививать сыновьям любовь к военному делу. Санча хлопотала по хозяйству. Эстебан вовсю старался уклониться от занятий с отцом. А привратник Хорхе все также подремывал у ворот замка. Прошел год. И под Рождество 1172 года нагрянули в Мендосу высокопоставленные гости.

***
Прибыли крестные мальчиков, канцлер Гюндюз с мужем и аббат Фернандес. Прибыли посмотреть на своих крестников, а при необходимости и помочь. Хозяева не знали, как и угодить таким важным гостям. Шутка ли – канцлер, маршал и духовник самого короля! Мальчиков умыли, одели в праздничное платье и (к великому неудовольствию непоседливого Хуана) заставили их вести себя чинно и благородно, в носу не ковырять, громко не кричать.
Муж Гюндюз маршал Бьеви первым делом потребовал показать, воинские навыки. Рамон с гордостью вытолкнул вперед Хуана. Тот ловко вскочил на коня, проехался по двору, ловко ударил деревянной пикой по чучелу, покрутил над головой игрушечным мечом. Маршал остался доволен:
- Знатный рыцарь получится из этого мальчика. А ты, парень, чем удивишь? – обратился он к Эстебану.
Парень всех удивил тем, что свалился с коня, не проехав и дюжины шагов. Рамон густо покраснел, в то время как перепуганная Санча утешала плачущего ребенка. Настал черед аббата.
- А разумеете ли вы, чада, грамоте? – осведомился святой отец.
Тут уж враз покраснели оба родителя, так как во всей Мендосе, пожалуй, не было никого, кто мог бы похвастаться этой премудростью. Однако притихший при звуках голоса аббата Эстебан вдруг, поклонившись, ответствовал крестному. Мол, да, разумею немного. Откуда? Приходский священник обучил по библии. О как! Дивный ребенок. Гости были приятно удивлены, а родители еще и ошарашены.
Затем Рамон радушно пригласил дорогих гостей на ужин:
- Милости просим. Чем богаты, тем и рады.
- А чем нищи, тем и дрищ… - хохотнул маршал. И тут же схлопотал от жены локтем в брюхо.
- Не обращайте, пожалуйста, на него внимания – солдафон, - извинилась Гюндюз.
За столом Гюндюз без умолку рассказывала хозяевам о столичных новостях:
- …Я и говорю, когда вернулся братец, то есть его величество из похода, мы ему тут же преподнесли парочку герцогских титулов: Альмерии и Феса. Он их и давай тут же раздавать. Ну тут королева Адалаида опять губки надула. «Матка боска! Совсем по миру пойдем. А что детям нашим останется?» Она как раз беременная была. Король все терпел ее выходки, которые, кстати сказать, с наступлением беременности лишь усугубились. Как же нам всем от нее доставалось. Но, как вы наверняка слышали, избав… то есть отнял ее у нас Господь 28 января 1172 года. Погоревал король дня два… нет, полтора и опять вызвал нас с сестрой. Мол, хочу жениться и казну пополнить. Нет ли еще у короля Якуба дочки? Как нет, отвечаю, есть, конечно, Светослава Пяст. Только, братец, ежели чего, мое дело – сторона. И что? Сладили, конечно.
- Да уж, - фыркнул маршал. – Ободрал нас как липку.
- Цыц! – цыкнула на него супруга. – Я же тебе говорила, подожди малость, будет король в хорошем настроении, попрошу у него награды за труды мои тяжкие.
- Так он тебе и даст? – усомнился Бьеви.
- А то нет! Кто, как не я, летом уговорила графа Беарнского на вассальную присягу нашему королю? То-то, мы свое еще возьмем. Кроме того, настроение у него сейчас как раз на подъеме. Сын на той неделе родился, Аньфред.
- О наш-то каков! – весело подмигнул Бьеви хозяевам. – Пятый сын. Да дочерей немеренно. Да уж, силен король Понс.
Хозяева смущенно опустили глаза, а аббат машинально перекрестился.
- А что, сеньоры де Мендоса, - перевел он тему разговора, - не отдадите ли вы мне под опеку сына вашего, Эстебана? Кто знает, может, с божьей помощью выучу его, что сам знаю. Со временем большим человеком в Церкви может стать.
Родители не знали, что и сказать на это.
- А что? – вмешалась Гюндюз. – И возьмите, святой отец. Мальчик уже в том возрасте, когда самое время вбивать…
- Наставлять, - скромно поправил аббат.
- Да, наставлять на путь веры христианской. Кроме того, на следующее лето планируется крещение нескольких провинций. Мальчику будет полезно посмотреть на это. Так ведь, святой отец?
- Да, наш епископ и его величество король Понс повелели нам, служителям Церкви, провести крещение заблудших душ с любовью и смирением. То есть без огня и крови.
- Ну, это не интересно, - бросил слушать аббата маршал и потянулся к бокалу.
Ужин продолжался до полуночи. А наутро гости засобирались назад в Валенсию. Аббату Фернандесу удалось убедить родителей отпустить с ним Эстебана. Так судьба впервые разлучила братьев. Было им тогда по семь с половиной лет.

Даты, события, люди

26 декабря 1168 г Женитьба короля Понса на Аделаиде Пяст. Налог 1873 монеты.
30 марта 1170 г Объявление войны Аль-Мурабитидам.
19 сентября 1170 г Титул герцога Марокко.
25 июня 1171 г Уничтожение королевства Аль-Мурабитидов. Титулы герцога Альмерия и Фес.
28 января 1172 г Королева Аделаида Пяст умирает родами.
19 февраля 1172 г Женитьба на Светославе Пяст. Налог 2010 монет.
23 июля 1172 г Граф Беарна соглашается стать вассалом.
5 декабря 1172 г Родился сын Аньфред.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 3 (1173-1178)

13.04.2006 08:48

Глава 3

Авар, с днем рождения

Аббат Фернандес вошел в комнату и посмотрел на сидевшего за столом мальчика, старательно орудующего пером.
- Ну, Эстебан, заканчивай с письмом. Собирайся: мы едем в Саламанку.
- Да, отче, - смиренно ответствовал Эстебан де Мендоса, соскальзывая со стула. Вопросов он не задавал, уже привыкнув к тому, что святой отец сам говорит то, что нужно знать, и никогда не говорит о том, чего знать не положено.
Уже в возке, на пути в Саламанку, аббат говорил своему крестнику:
- Понимаешь ли, Эстебан, наш покойный король Сунифред Освободитель завершил реконкисту, вырвав из рук неверных правителей землю испанскую. Однако до сих пор много в Испании почитателей лжепророка Магомета. И его величество благоверный король Понс повелел нам, служителям церкви извести эту скверну. Только по неизмеримому своему милосердию просил нас король сделать это по возможности не забывая заповеди «возлюби ближнего своего». Поэтому нам бы не хотелось прибегать к силе. Как бы ты стал действовать?
- Я бы пришел к неверным и сказал, что они заблуждаются, поведал бы им о крестных муках Спасителя, - добросовестно ответил наставнику Эстебан.
- Это очень хорошо, - улыбнулся аббат. – Только это мы уже пытались делать, не получается.
- Как же быть? – озадачился мальчик.
- Вот именно для этого при дворе короля Понса и придумали очистительную трехходовку. Ты, наверное, заметил, что за нами едет обоз. Там я везу все необходимое для реализации гениального плана нашего короля. А именно – свиней, вино и кресты. Суть плана в том…

***
Вскоре обоз аббата прибыл в Саламанку. Служки начали выгружать ящики, предусмотрительно прикрытые от любопытных глаз. Жаль лишь, что от любопытных ушей не удалось сокрыть подозрительное хрюканье. По мусульманскому кварталу поползли слухи. Однако пока ничего плохого последователи Магомета не замечали. Все было как обычно. Приезжий христианский священник как скрылся во дворце наместника, так больше и не показывался.
Через пару дней на улицах были обнаружены валяющиеся в грязи свиньи. Правоверные плевались и обходили эти улицы стороной. Еще через пару дней на городском рынке исчезла баранина, еще через день – мука. Мусульмане поначалу лишь недоумевали – война, что ли какая, затем, когда через три дня рынок закрыли совсем, начались волнения. Еще день арабы крепились, а на утро десятого дня на улице была найдена разделанная туша свиньи: один из голодающих решился нарушить запрет на нечистое животное. Дальше все покатилось как снежный ком. Все больше и больше мусульман решалось изловить ничейных свиней. Воздух наполнился ароматом жаренной свинины. и что интересно, аллах вроде бы снисходительно взирал на прегрешения своего стада. По крайней мере, кары не последовало.
Через две недели от начала кампании аббат Фернандес решил, что пора приступать ко второму пункту. Утром рынок начал свою работу, как ни в чем не бывало. Обрадованные жители кинулись туда. И никого уже не смущало, что из мяса на рынке присутствовала только свинина. По случаю решения проблемы голода наместник приказал выкатить на улицы бочки с вином. И так получилось, что выкатили их исключительно в мусульманском квартале. Поначалу правоверные с опаской обходили запретный напиток. Но нарушившим один обет было не трудно преступить и второй. К вечеру улицы были заполнены вдрызг пьяными арабами. А утром…
О, утром несчастные арабы впервые в жизни поняли, что такое похмелье. Инстинкт подсказывал им обратиться к бочкам, но там, увы, совсем ничего не осталось. И тут наступил момент начинать третий этап плана. По улицам начали ходить сердобольные христиане, которые рассказывали арабам, что «а вот в церкви причащаются Святых Тайн и пьют дармовое вино». Страждущие ручейками стекались к ближайшим храмам и церквям. Там им авторитетно подтверждали, мол, да, вино дадут абсолютно бесплатно, но… Только нужно обязательно креститься. И несчастные мусульмане решались переступить последнюю грань. Много было в тот день работы у севильских священников.
7 апреля 1173 года в Валенсию пришла депеша от аббата Фернандеса: «Дело во славу Божию сделано. Выезжаю в Кадис».

- Запомни, мой мальчик, - назидательно говорил аббат Эстебану. – Крепка лишь та вера, которая находится в гармонии с естеством человеческим.
И Эстебан запоминал. За окном сменяли друг друга пейзажи. Обоз аббата, оглушая округу хрюканьем и опьяняя ароматом вина, продвигался в Кадис.

***
А в Мендосе скоро привыкли к отсутствию одного из братьев. Не все, конечно. Труднее приходилось матери и… Хуану. Хуан скучал по брату. Всем это казалось странным: вместе они играли мало, интересы у них были разные. Однако Хуан скучал. Приятнее всего скучалось на берегу замкового пруда. Бульканье камешков, брошенных в воду, и расходящиеся от них круги живо воскрешали в душе образ сидящего на берегу брата. Что же он хотел здесь увидеть? Не призрак же Гюльчатай. Об этом и помыслить-то страшно, вдруг заберет к себе.
Заметив стремление к одиночеству молодого господина, оруженосец Диего старался привлечь его к делам господским. Рано поднимал с постели, брал с собой на объезд поместья, на охоту, учил отношению к людям:
- Сеньор Хуан, вы как никак сын гранда, а посему не есть достойно обращать внимание на всяческое там мужичье, стоящее ниже вас.
Однажды к Хуану подбежал жалкий с вида крестьянин, вцепился в стремя.
- Сеньор, молодой сеньор, не позволяйте ему бить меня. Видит Бог, я ни в чем не виноват, - взмолился он.
Тут же показался задыхающийся от бега толстобрюхий управляющий:
- А, вот он! Держите его, сеньор Хуан.
- В чем дело? – поинтересовался мальчик.
- Да вот, изволите ли видеть, сеньор, этот паршивец взял с господской конюшни коня якобы для посевной.
- И что, не вернул? – вмешался Диего.
- Да нет, вернул. Только такого запаршивевшего и охромевшего на переднюю правую.
- Какого брал, такого и вернул, - захныкал крестьянин. – Это его, небось, конюх до такого довел и мне подсунул.
- Молчи, паскуда! – хлестнул его наотмашь управляющий.
- Пощадите, сеньор, - снова вцепился в господское стремя мужичонка.
Хуан брезгливо отдернул ногу. Он пребывал в затруднении. Слова крестьянина казались ему правдой, так как он знал конюха. Тот, конечно, мог подсунуть испорченную им же лошадь. И крестьянин, и управляющий ждали решения. Хуан молчал. Тут к его уху наклонился Диего.
- Как ты смеешь лгать, мерзавец? – повторил за оруженосцем Хуан. – За лошадь отдашь корову. Я все сказал! Да, и еще, дайте ему тридцать «горячих», чтобы знал впредь, как обращаться к сеньору.
Крестьянин взвыл, а Диего, немного отъехав, похвалил воспитанника:
- Прекрасно, сеньор Хуан. Про тридцать «горячих» это вы здорово придумали. Я, признаться, не догадался бы.

Шло время. До Мендосы продолжали доходить столичные новости. Королева Светослава исправно рожала сыновей. В 1174 году родился принц Андреа, в 1176 – принц Войцех. Наследник престола, герцог Толедо Мартин женился на своей придворной Гитарде Наджиб. Отголоски скандала в королевском семействе докатились даже до Мендосы. Говорили, что король Понс вдрызг разругался со своим наследником. Правда, через год, в 1175 году, отца с сыном несколько примирило рождение внука, Аньфреда.
Но все это не было главным в Мендосе. Там с нетерпением ждали малейшей весточки от Эстебана, который уже три года находился при особе аббата Фернандеса. Изредка от него приходили письма. Тогда сеньор Рамон вызывал приходского священника и велел ему читать послание раза по три. Так родители узнавали, что сын их постигает разные премудрости под руководством своего крестного, много путешествует по державе Хименесов, участвует в обращении неверных. Он писал родителям из Саламанки, из Кадиса и даже из Каира, куда 11 июля 1175 года также пришло новое достижение: свиньи. Правда, египтяне оказались крепки в старой вере, и дальше свиней дело пока не пошло.
Да, растет мальчик, хоть и вдалеке от родного дома.

***
А мальчик и, правда, рос. Сейчас, в январе 1177 года, было ему уже 11 с половиной лет. И рос он не только телом и умом, но и положением. Теперь он неотлучно находился при особе аббата Фернандеса и ходил с ним даже в королевский дворец, слушал державные беседы. Послушать всегда было чего. Например, сегодня аббат Фернандес присутствовал при разговоре его величества короля Понса с канцлером Гюндюз, бывшей по совместительству королевской сестрой и крестной матерью нашего Эстебана.
- Значит, плюют, говоришь? – король нервно вскочил и принялся бегать по комнате из угла в угол.
- Да, ваше величество, - наклонила голову Гюндюз. – Плюют в святые образа, сносят кресты и водружают полумесяц.
- От, страсти-то какие, - перекрестился аббат.
Речь шла о мусульманском королевстве Хаммадидов, которое захватило Рим еще во времена Сунифреда Освободителя. Кроме того, Хаммадиды владели половиной Италии, Корсикой, Сардинией и Алжиром.
- Как же это терпеть можно? – ярился Понс. – Да я их вместе с их пророком паршивым в пустыню загоню! Пущай там ящерицам да змеям свою ахинею проповедают. Не дай Господи, еще итальянцев в ислам обратят.
Аббат Фернандес опять обмахнул себя крестным знамением, всем своим видом демонстрируя ужас от такой перспективы.
- Да, - согласилась Гюндюз. – не дай Господи. В противном случае лишимся такого рынка сбыта свинины.
- Да при чем здесь свинина? – возмутился король. – Честь и вера дороги.
- Конечно, конечно, - поспешила успокоить брата канцлер. – И вера тоже.
- Надо с ними что-то делать. Я, король над 25 герцогами. 140 тысяч по моему приказу всегда готовы выступить. И сижу, сложа руки, когда неверные оскорбляют своим присутствием наместничество апостола Петра. Нет, надо что-то делать.
- Надо, но не сейчас. Некому будет раздать феоды, ваше величество. Людей…
- Что-о-о? Да ты что, за материну песню взялась? Помнится, она также отца от похода на Испанию отговаривала.
- Дык, права же оказалась. А вы, ваше величество, подвергаете сомнению мудрость королевы Сибиллы?
Понс не нашелся чего ответить. Авторитет королевы Сибиллы в семье Хименесов по-прежнему не вызывал сомнений. Хоть сама престарелая королева-мать давно отошла от дел и только нянчилась с внуками, ее принципы в управлении государством были актуальны и по сей день.
- Но нельзя же сидеть, сложа руки, - беспомощно вздохнул Понс. – Ты, в конце концов, канцлер или кто? Вот и ищи выход. Что там у нас еще?
Гюндюз порылась в грамотах:
- Германия просит нашей помощи на графство Ангальт, ваше величество. Прикажете помочь?
- Вы что думаете, аббат? – повернулся король к духовнику.
- Ваше величество, мне кажется, не совсем уместно встревать в распрю меж христианами в то время, когда проклятые мусульмане…
- Ну, и ладно, - перебила аббата Гюндюз, опасаясь, что он снова сведет разговор к попранному Риму. – Значит, откажем. Ваше величество. В Альсехирасе крестьяне крайне недовольны своим положением! Они уверены, что их нужды и проблемы никого не интересуют!
- И? – удивился король. – Я-то тут при чем?
- Они просят вас разобраться в их нуждах.
- Может, им еще и задницы вареньем помазать? Меня их нужды не интересуют. Пошлите-ка их ко всем чертям! И впредь такой ерундой, пожалуйста, меня не беспокоить.
- «Ко всем чертям» - аккуратно пометила Гюндюз на восковой дощечке.
- Ладно, пока идите. А тебя, Гюндюз, я попрошу остаться.

О чем совещались за закрытыми дверями король и канцлер, Эстебан не знал. Но вскоре об этом узнали все – опять поскакали во все концы Испании гонцы с призывом благородным рыцарям вставать под знамена короля. Куда на этот раз направлялась армия, пока не знал никто, кроме самого Понса, его маршала и, конечно, Гюндюз.

***
Ветер со стороны Азии стихал. Корабельщики недовольно поглядывали туда, где находился Вуколеон, и тихонько поругивались. Опять упущен попутный ветер. Ну, неужели так необходимо королю Понсу неделю торчать у византийского императора? Хотя, конечно, плыть по Черному морю в декабре – сомнительное удовольствие.
А воинство крестоносцев, истомленное долгим плаваньем от берегов Испании до Константинополя, целыми днями пропадало на берегу. Рамон де Мендоса также ходил, разинув рот, по царственному граду и дивился на его богатство. Такой роскоши ему не доводилось видеть и в самой Валенсии. Да что там Валенсия? Так, тьфу и растереть. А здесь? Лепота, как любил говаривать выросший под Киевом отец Рамона.
- Сеньор! – услышал он окрик оруженосца.
- Чего тебе?
- Завтра с утра отплываем. Приказ маршала, всем вернуться на корабли. Говорят, все уладили с греками.
При одной мысли о плаванье на жалкой испанской посудине по штормовому зимнему морю у Рамона засосало под ложечкой. Жаль было расставаться с этим приветливым городом, с его красотками, то есть красотами, но делать нечего…

Идея похода на Кавказ испанского воинства принадлежала канцлеру Гюндюз. Пошедшая хваткой в королеву-мать Сибиллу Гюндюз мало беспокоилась присутствием мусульман в Риме. А вот возможность присоединить титул короля Куманов она упускать не собиралась. Узнав, что до получения этого титула Понсу не хватает каких-то паршивых трех провинций, канцлер начала исподволь проедать плешь царственному брату. Результатом этого проедания и стал нынешний поход. Если бы Понс только себе мог представить, во что выльется эта авантюра…

В январе 1178 года испанская флотилия пристала к абхазским берегам. Там их уже поджидал вассал Понса герцог Имеретии Олег:
- Вай, дорогие гости! Прошу, всех прошу! Выпейте за встречу такую радостную.
- А герцоги Крымский и Молдавский уже у вас? – задал волновавший его вопрос король Понс.
- У нас, дорогой, все у нас! Который день уже гуляют, выйти не могут. Проходите, располагайтесь, - продолжал Олег блистать кавказским гостеприимством, протягивая королю и его окружению рога, наполненные вином.
- Я не пью, - сухо отрезал король.
Маршал Бьеви наклонился к его уху:
- Те-те-те, отказываться нельзя: кровная обида хозяевам.
- А мне плевать! Я вам не красна сеньорита, а король. Молчать, пьянь подзаборная! Смирно! Кругом, шагом марш. Маршал, проверить наличие людей и оружия.
Людей в наличии в Абхазии оказалось около 16 тысяч. На 12 тысяч племени Алания этого должно было хватить с запасом.
26 января 1178 года Испания объявила войну Алании. Армия выступила в поход.
Началось вроде бы все бойко, несмотря на наличие в каждой вражеской провинции полноценных замков. 19 апреля сдались Касоги, 4 июля – Маныч. Далее прошел слух, что основные силы противника концентрируются в провинции Кума. Понс немедля дал приказ выступать туда.
Шли в полном боевом порядке. Рыцари в полном облачении на конях, пехота сзади, а впереди несколько сотен лучников-смертников, имевших задание погибнуть в случае обнаружения вражеской засады. Маршал Бьеви авторитетно объяснил, что крики умирающих послужат отличным сигналом боевой тревоги.
Летнее солнце палило все жарче, поход продолжался вторую неделю. За это время на горизонте не мелькнула ни одна папаха, никто не видел ни одного джигита. Понятное дело, это никак не способствовало поддержанию бдительности в войсках. Это обстоятельство изрядно волновало короля Понса.
- Бьеви, - обратился он к маршалу, - вам не кажется странным, что противник до сих пор никак не обнаружил себя?
- Боится, наверное.
- Возможно. Все равно надо проверить дозор. Сеньор Мендоса, следуйте за мной, - Понс тронул коня и направился в голову колонны. Рамон поскакал за ним.
Выехав вперед, король попытался рассмотреть хвост отряда лучников. Однако увидеть его не удалось – обзор закрывал отрог поросшего лесом холма. Понс дал знак Рамону следовать за собой и поскакал дальше.
- Надо проверить лучников, не дай Бог, зазеваются.
Дорога, вильнув, ушла за бугор. Король с Рамоном продолжали движение.
- Да, сеньор де Мендоса, это безделье может погубить армию. Нужно действие, нужна схватка. Люди должны быть постоянно в состоянии полной готовности. Господи, ну пошли же нам противника, хоть большого, хоть маленького. Неужели Он нас не услышит, а, Рамон?
- Лучше бы не услышал, - только и сумел выдавить из себя Рамон, оглядывая поле, покрытое мертвыми лучниками и обирающими их чеченцами.
- Назад! Засада!
Тонко свистнув, вонзилась в шею королевского коня стрела. Конь взвился на дыбы, и король выпал из седла. Мелькнули в воздухе золоченые шпоры.
Больше он ничего не помнил…

***
Надо же как трещит башка. Чего это такого мне маршал наливал? Или не маршал? А кто? Не помню. Ой! Ничего не вижу. Наверное, ослеп. Правильно мама говорила, нельзя пить все что горит – отравишься. Однако и правда, ничего не помню.
Король начал шарить вокруг. Ладонь коснулась чьего-то лица.
Блин, с кем это я? Господи, неужто согрешил? Нехорошо вышло. Но самое обидное, что не помню ничего. Как же исповедоваться буду? Стоп! Лицо-то щетинистое. Явно мужское. Мамочка родная! Неужели…
Король почувствовал, как под пальцами зашевелились губы этого щетинистого лица:
- Ваше величество, с вами все в порядке?
- Не уверен, - осторожно ответил король, пытаясь сообразить, кому может принадлежать такой противный голос. – Ты кто?
- Рамон де Мендоса.
- А чего голос такой странный?
- Ваше величество, уберите, пожалуйста, свою руку с моего лица.
- Ах, да. Извините. Где мы?
- В каком-то вонючем сарае, - пахло действительно отвратно. – Вы помните, как мы нарвались на горцев? Вашу лошадь застрелили, я попытался вам помочь. И вот… Сидим и ждем.
- Чего?
- Выкупа. Как узнали поганые, что взяли самого короля, так и решили послать к маршалу за выкупом.
- И много просят?
- Тысяч шесть или семь.
- Однако, - крякнул с досады король. – А есть тут дают?
- Да, только бурду какую-то. Я по дурости съел миску, так… Вы уж, ваше величество, в тот угол не ползайте, ибо не сдержался я.
Действительно из угла пахло острее, нежели с других сторон.
- Тьфу ты, пропасть, - сплюнул король и замолчал.
К вечеру за ними пришли:
- Гяур, выползай однако. Топай к своим.

- Ваше величество, - маршал едва не плакал, - а мы уж и не чаяли вас в живых увидеть.
- Черт побери, маршал, - прервал его излияния спасенный король. – Куда это вы армию повернули?
- Ну как же, назад. По договору с аланами. Я им слово дал: если они нам вернут короля, то им денег мешок и поворачиваем армию назад.
- К черту ваше слово! Им этот сарай вонючий еще долго икаться будет. На Куму! Пленных брать! Сажать по вонючим сараям!
Аланы никак не ожидали вторичного появления всей испанской армии под своими стенами. Сопротивление не могло быть долгим. Разбив армию врага в поле, испанцы приступили к безжалостной осаде. 1 октября 1178 года мусульмане поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно и открыли ворота новому королю всех Куманов.

Даты, события, люди

1173 г Христианизация Саламанки и Кадиса.
25 января 1174 г Рождение сына Андреа.
1 января 1177 г 12 доменных провинций, 25 герцогов-вассалов, 4 графа, 140 тыс солдат, 78 монет в месяц и 9300 монет в казне.
26 января 1178 г Объявление войны племени Алания с целью получения титула короля Куманов.
7 августа 1178 г Король Понс попал в плен. Выкуп: 6320 монет.
к 1 октября 1178 г Захват трех провинций Алании. Получение титула король Куманов.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 4 (1178-1183)

17.04.2006 09:04

Глава 4

Итак, наши кавказские пленники были благополучно выкуплены, а один из них даже получил титул короля всея Куманы. Однако война эта, само собой, не закончилась. Захватывать больше ничего не хотелось, но и оставлять горцев недобитыми было нехорошо, ибо они могли выместить свою обиду на верных вассалах короля Понса. На военном совете было принято решение идти через главный кавказский хребет в Картли, где собирались остатки воинственных горцев. На заданный королем вопрос «Сколько с собой брать еды?» маршал Бьеви ответил: «Ничего брать не нужно. Пойдем налегке. Там, в горах, полным-полно чабанов». «Чабанов?» - удивился король. – «Да нежто мы басурмане какие людей-то есть?» «Зачем людей? Чай у чабанов там овец целые отары». На том и порешили.

Армия, вытянувшись тонкой линией, втягивалась в горные проходы. Бойцы шли гуськом, поддерживая друг друга, помогая сосед соседу перебираться через опасные расщелины со скользкими краями.
Переход через Кавказ поздней осенью дело очень тяжелое, особенно если идти в полном боевом доспехе. Благородные рыцари выматывались уже через пару сотен метров подъема. У многих начинали сдавать нервы. Свидетелем типичного примера срыва стал Рамон де Мендоса. Выйдя из-за поворота, он увидел стоящего на краю пропасти рыцаря со снятым шлемом. Он неистово кричал:
- Все! Все мы здесь подохнем! На кой нам пес лезть подыхать на эти горы? Лучше уж здесь!
Его пытались образумить:
- Конечно, конечно, обязательно подохнем. Вы, благородный идальго, только отойдите от края.
- Не подходите ко мне – я прыгну! Видит Бог, я пытался терпеть, но не смог. Назовите хоть одну причину, по которой я не должен этого делать. Не можете? А что же мне тогда делать? Как быть?
Тут из-за поворота, оттолкнув Рамона, показались головные следующей колонны. Наткнувшись на спину нервного рыцаря идущий впереди рявкнул:
- Ну, давай уже! Чего встал на дороге?
Тот не долго думая взял да и сиганул в пропасть, видимо, получив ответ на вопрос «Что делать?»
- Чего это он? – озадачился впереди идущий.
- Э-эх, - только и смогли ему ответить свидетели трагедии.
Через минуту армия уже снова продвигалась вперед, словно ничего и не произошло.

В конце октября крестоносное воинство спустилось в долину Картли. Там, на свою беду, уже копошились жалкие остатки горцев. Озверевшие от тяжелого перехода испанцы бросились в атаку, не дожидаясь команды растерявшегося маршала. Король попытался командовать с коня:
- Ради Бога, помните, что вы божье воинство. Пленных не убивать, женщин не…
- Ваше величество, - вцепился в поводья королевского коня маршал, - отойдите же – сметут. Они сейчас совершенно неуправляемы.
- Да, но Латернский собор, запрет на использование арбалетов… - протестовал Понс.
- Э, ваше величество, против мусульман можно. Да и не дойдет у наших до арбалетов. Шибко до драки изголодались. Так, голыми руками абреков в землю вгонят.
А на равнине «наши» вгоняли в землю голыми руками, ногами, копытами, мечами и копьями «ненаших». Проблема военной угрозы для вассалов короля Понса была решена в течение часа. Поле было сплошь устлано мертвыми горцами, и оруженосцы благородных рыцарей, радостно галдя, принялись обирать трупы. Еще через час чуть в стороне загорелись костры – армия вставала на отдых.
Оруженосец сеньора Рамона де Мендосы Диего, сидя у костра в трофейной папахе, с восторгом прилаживал к поясу захваченный на поле балшой кынжал. Вышедший из шатра Рамон посмотрел на оруженосца:
- Ну чисто чеченец. Зачем тебе эта мусульманская гадость? Тьфу!
- Вот, сеньор, вернемся в Мендосу и подарим трофеи молодому сеньору Хуану. То-то радости будет у парнишки.
- Да, скорее бы домой. Сколько еще эта война тянуться будет?
А войне оставалось тянуться ровно 36 часов 34 минуты и 23… 22… 21… и т. д. секунды. Ибо его величество король Испании и всея Куманов Понс уже послал свои мирные предложения хану аланскому, и тот не замедлит их принять. Еще бы, всего 500 золотых отступного при полной возможности быть стертым с лица земли – можно было считать поистине щедрым предложением.
8 ноября 1178 года крестоносное воинство отправилось домой.

***
Паренек лет 14-ти сидел на коне, который лениво пощипывал травку под деревом. Мальчик изредка окрикивал своего напарника, сидевшего на дереве и тот всякий раз отвечал:
- Нет, сеньор Хуан, никого пока не видно.
Наконец с дерева донеслось:
- Едут!
В тот же миг Хуан огрел коня плеткой, тот, видимо, от неожиданности едва не подавился клочком сухой травы, но, получив второй раз, резво взял с места.
По дороге в Мендосу ехали три всадника. Ехали чинно, не торопясь. И чего торопиться? Чтобы за полчаса до дома шею своротить в канаве? Увольте, будьте так любезны.
- Сеньор, - привстал в стременах один из всадников, - кто-то скачет от Мендосы. Не иначе Хуан.
- Хуан, - улыбнулся сеньор.
- Отец! – радостно вопил летящий им навстречу Хуан. – Здравствуй, отец, - проговорил он, подъехав совсем близко. – Салют, Диего, - кивнул он оруженосцу.
- Салют, камрад, - радостно улыбнулся своему любимцу Диего.
Отец потрепал сына по плечу и лукаво спросил:
- А что же это ты с братом не здороваешься?
- С братом? – Хуан уставился на третьего всадника, до сих пор скромно молчавшего. – Эстебан?
- Он самый, - усмехнулся отец. – А ты думаешь шесть лет это так, тьфу и растереть? Вот, отпустил его аббат Фернандес повидать родные места. То-то мать обрадуется.
Мать не просто обрадовалась, а едва не сошла с ума от счастья. Все не знала, чем и угодить гостю дорогому. И правду сказать, в Мендосе Эстебан воспринимался уже больше как гость - так от него отвыкли, и так он выделялся из семейства Мендоса строгостью и выдержкой. Ни малейшей черточки не дрогнуло на его лице при встрече и с братом и с матерью. Это слегка охладило восторги Санчи, но только не Хуана. Тот вовсю тормошил брата, таскал с собой на конюшню, хвастался своим конем (самым настоящим, между прочим), на псарню. Рассказывал, как сидел за брата на берегу Гюльчатай-пруда.
- И чего ты там хотел увидеть? – с некоторым любопытством спросил Эстебан.
- Ну, не знаю, - ни мало не смутился Хуан. – Наверное, то же, что и ты.
- Понятно.
- Что тебе понятно?
- Да так, ничего особенного.
Через пару дней, когда все новости о походе сеньора Рамона на Кавказ были исчерпаны, Хуан поволок брата на двор.
- Смотри, как я могу, - заявил он и начал показывать заученные приемы с оружием. – Правда, здорово?
- Да уж, - скривил рожу Эстебан. – Сила есть ума не надо.
- В здоровом теле дух здоровый, - парировал Хуан.
- …бывает редко, - закончил латинскую пословицу Эстебан.
- Слушай, чего тебе здесь, у нас, ничего не нравится?
- Почему ничего? – хмыкнул Эстебан. – Горничные тут у вас очень даже ничего. Еще по деревне пройдусь да там на девок гляну.
- Неужели ты этому в Валенсии учился? – удивился Хуан.
- Ага, что естественно, то не постыдно.
- Подожди-ка. Вот отец говорит, что естественно для человека чувство страха, но для рыцаря оно постыдно. Это как?
- Ерунда. Живой трус лучше мертвого рыцаря.
- Ну знаешь ли… - вспыхнул Хуан, отвернулся от брата и пошел на конюшню.
- Я вижу, одним помешанным на кодексе чести стало больше, - крикнул ему вслед Эстебан.
Больше братья не разговаривали вплоть до самого отъезда Эстебана в Валенсию. В тот день Хуан подошел к брату и протянул ему руку:
- Эстебан, не обижайся. Мы же братья. Я тебя прощаю, прости и ты меня.
- Ладно. Чего же с тобой еще делать? – Эстебан хотел добавить «с дураком», но сдержался. – Я тебя тоже прощаю, - и пожал протянутую братом руку.
- Поскорее приезжай. А то я скоро могу стать чьим-нибудь оруженосцем и уехать на войну защищать веру Христову.
- Ладно, - усмехнулся Эстебан. – Посмотрим.

Жизнь в Мендосе вернулась к прежнему ритму. Санча вернулась к ведению хозяйства, Диего повадился шнырять в прачечную, а привратник Хорхе все так же полеживал у ворот замка. Рамон все больше занимался с сыном. Тот, в свою очередь, все старательнее осваивал основы владения оружием, выполнял множество физических упражнений, скакал на коне, плавал, бегал и т. п. Однако вскоре за Эстебаном вынужден был покинуть Мендосу и сеньор Рамон. Дело в том, что в сентябре 1179 года…

***
- …крестьяне Альсехираса подняли бунт, ваше величество. Зря мы их, братец, к чертям посылали, - Гюндюз робко взглянула на короля, ожидая взрыва. Однако взрыва не последовало.
- Ерунда, - монарх продолжал пристально смотреть на шахматную доску, размышляя, как бы половчее загнать маршалова короля в угол. – Подумаешь, мужики пару поместий на дым пустили.
- Не пару, ваше величество, а гораздо больше и теперь подступились к самому замку.
- К замку, говоришь? – король сделал ход. – И что?
- Надо что-то делать. Не дай Господи, за границей пронюхают. Будут смеяться над нами. Мол, замахнулись на Конкисту, а сами мужиков разогнать не могут. Может быть, ваше величество, вам лично выступить в поход?
- Ой, не охота. Много чести – мужиков гонять. Сделаем вот как. Кто проиграет сейчас в шахматы, тот и пойдет в Альсехирас.
При этих словах короля маршал Бьеви остро пожалел, что поддавался монарху с самого начала, и сейчас, когда до мата оставалось два хода, спасти положение было уже невозможно.
- Сеньор маршал, вам мат! – торжественно проговорил король, с треском ставя коня на доску. – Извольте собираться в поход.
Так и получилось, что подавлять мелкий бунт отправился сам маршал великого королевства. Он-то и приказал Рамону де Мендоса ехать в лагерь на границе провинции Альсехирас.

Рамон прибыл в лагерь строго в срок. С ним на этот раз было два оруженосца – верный Диего и сын Хуан. Отец рассудил, что пора парню привыкать к войне. Поход этот не сулил особых опасностей, так что можно и Хуану опробовать себя в деле.
Парень горел желанием сразиться с настоящими врагами, а не с соломенным чучелом. Какого же было его разочарование, когда он сумел разглядеть врага. Это были не блещущие доспехами рыцари, а самое обыкновенное мужичье. Рамон, заметив огорчение сына, сказал:
- Зря ты так, Хуан, это, конечно, мужичье, но не думай, что оно менее опасно, чем рыцари. Рыцари воюют честно, а этот сброд и лежачего может убить, и в спину ударить, и вообще…
А что там «вообще», Хуан не успел узнать, так как маршал дал команду к атаке. И немедленно по полю бросились рыцари на прекрасных конях с развевающимися на ветру пышными плюмажами. Крестьяне пытались защищаться, выстроившись в ломанную линию, но она тут же была прорвана, и началось избиение. Что к чему, Хуан даже не успел разобрать, так как даже не доскакал до линии мужиков, будучи сбит с коня рвущимися вперед рыцарями. Хорошо хоть Диего, выполняя приказ сеньора, бросился к мальчику и защитил его от копыт несущейся конницы.
Бунтовщики были смяты в считанные минуты. Дальнейшее сражение свелось к охоте на разбегающихся крестьян и стрельбе из арбалетов по движущимся мишеням. Со стен замка радостно приветствовали освободителей. К маршалу подъехал наместник Альсехираса:
- Какими судьбами, дон Бьеви?
- Да вот, в шахматы проиграл.
- Что делать с пленными, сеньор маршал? – обратился к нему подскакавший всадник.
- Повесить на деревьях. Всех до одного! В шахматном порядке, - распорядился маршал.
Приказ военачальника был немедленно выполнен. Ужас при виде корчившихся в петлях людей был самым ярким впечатлением этого дня для Хуана де Мендосы.
- Зачем пленных? Так же нельзя, - лепетал он. Диего поспешил увести парня с поля.
Нервное потрясение и пережитое падение с коня свалили мальчика. Домой в Мендосу Рамон привез в конец больного ребенка.
Лишь к новому, 1180, году Хуан встал на ноги и снова приступил к тренировкам.

***
Эстебан тоже не тратил времени зря. Он часами не выходил из монастырской библиотеки, штудируя хранящиеся там фолианты. Упорство юноши в постижении истины умиляло аббата Фернандеса, однако неразборчивость молодого человека в выборе книг не могла не беспокоить святого отца. Эстебан читал все подряд, старательно не пропуская ни одной книги, словно что-то отыскивая, но никак не находя. Прочитав одну книгу, юноша разочарованно ставил ее на место и брал следующую. В часы библиотечных бдений он напрочь забывал о существовании не только Мендосы, но и всего остального окружающего мира.

А вот король Понс считал, что зря теряет время. Годы идут, и мы не становимся моложе, и силы для свершения великих дел начинают таять. Понсу шел уже пятый десяток. Все чаще давали себя знать различные болячки. Многие его предки в этом возрасте впадали в депрессию или подхватывали глистов. Не дай Господи, и с ним случится этакая напасть. А как же тогда освобождение Рима? Король рвался в поход. Однако истинная хозяйка королевства канцлер Гюндюз считала, что время подобным авантюрам еще не пришло – некому было передавать освобожденные земли. И королю не оставалось ничего другого, как только коротать вечера за шахматными партиями.
Королевство уверенно процветало. По всей Испании строились замки, дороги, порты и т. п. Быстрыми темпами шло распространение свинины в еще пока мусульманских провинциях. Вассалы престола вели себя хорошо, лояльность их не вызывала сомнения. Королева Светослава продолжала радовать династию свежими пополнениями: к 1182 году при дворе скопилось четыре принца и три принцессы, наполнявших дворец детским шумом-гамом. Посматривая на них, Понс размышлял, что было бы неплохо распределить этой малышне хаммадидские земли. И нечего дальше ждать.
В январе 1182 года по всем городам и весям великой Испании поскакали гонцы, созывая феодальное ополчение.

***
Было 17:20 11 апреля 1182 года. Король Понс Хименес спал в тени раскидистого куста. Но он, разумеется, знал, что через десять минут проснется. Знание это не было даровано монарху свыше, просто в 17:30 Понс приказал разбудить себя.
К спящему монарху приблизился молодой человек лет 25-ти, приблизился смело, без опаски. Посмотрел на спящего и лениво пнул его носком сапога:
- Ну, 17:30. Пора вставать.
Король разлепил глаза и недовольно пробурчал:
- Кто посмел? – взглянул на молодого человека. – А, это ты, Мартин. Что, пора?
- Да, солнце немного сбавило. Нас уже заждались.
- Ну, пойдем, - король оперся на руку Мартина и встал, покряхтывая. – Вот, сын, совсем старею. Скоро займешь мое место.
- Что ты, отец? Дай Господь тебе многие лета.
Король и наследник подошли к выстроившимся рыцарям. Понс прокашлялся и отчетливо произнес:
- Благородные рыцари! Сегодня мы начинаем войну с мерзкими Хаммадидами. Да не простится им попрание Рима и плевки в святые образа. Знайте! С нами Бог и короли Германии и Англии!
- Так угодно Богу! – взревели рыцари.
- По коням, сеньоры. Покажем арабам, как втыкают копье в задницу! – скомандовал маршал. И крестоносное воинство выступило в поход.

Испанцы ударили по Хаммадидам тремя армиями. Сам король вел наступление в Алжире, его брат герцог Каталонии отплыл на Сардинию, а никому неизвестный полководец вел свои войска на Корсику. В Италию вторглись полки короля Германии. Королевство Хаммадидов затрещало по швам.
С апреля по ноябрь 1182 года испанцы заняли 7 городов. 23 ноября король Понс пожаловал герцогство Алжир своему 4-летнему сыну Рауфу. 16 декабря 1182 года пала последняя африканская провинция Хаммадидов – Кабилия.
Король Понс торопился в Италию. Освободить Рим! Вот что нужно было испанскому монарху для полноты счастья. И надо было такому случиться, что перед самой посадкой на корабли из Италии пришла весть: германцы освободили Рим. У Понса был даже не шок, а полный … ! Пока он читал депешу, цвет его лица менялся от красного к черному, от черного к зеленому и дальше к полной бледности.
- Как же так? – пролепетал Понс. – А я? Может быть, это ошибка.
Увы, это была не ошибка. Лавры освободителя Рима стяжал германский император. Король Понс слег. С каждм днем его положение ухудшалась. «Болотная лихорадка, chernus zavisticus. Abzac-kaputus» - поставили диагноз полковые коновалы. Со дня на день ждали самого худщего.
Герцог Толедо Мартин, который принял временно главенство на себя, поспешил заключить с остатками Хаммадидов белый мир. «Не хватало еще войны, когда король при смерти» - объяснил он свое решение тетке Гюндюз в письме, срочно посланном в Валенсию.
Армию охватили противоречивые чувства. С одной стороны, смена монарха еще никогда ни к чему хорошему не приводила, а с другой стороны, дело попахивало скорым возвращением домой. Рамон де Мендоса принадлежал к меньшинству, искренне желающему скорейшего выздоровления короля. И выздоровление (правда, частичное) пришло с ответным письмом канцлера Гюндюз:
«Дорогой племянник» - писала она Мартину, - «кто лучше меня знает нашего короля? Не жена, не ты и уж конечно не эти коновалы. Понаписали дребедень какую-то. А недуг его имеет очень простое объяснение – жаба задушила. Спесь, то есть честь рыцарская зацеплена. Рим, вишь ты, у него перехватили. Сделай-ка вот что…»

***
10:40 утра 6 февраля 1183 года. Король Понс не спал. И он точно знал, что не уснет, минимум, до обеда. В дверь тихонько постучали. Понс молча кивнул слуге, тот торопливо подбежал к двери, приоткрыл ее, проверяя, кто там, и немедленно отступил перед вошедшим.
- Отец, - Мартин подошел к одру больного. – У меня возникла прекрасная идея, как показать всему миру, кто истинный крестоносец. Тогда и германцы поймут, что освобождением Рима обязаны лишь тебе.
- Говори, это интересно, - оживился больной.
- Дело в том, что есть возможность провозгласить создание королевства Северная Африка. Нигде и никогда такого короля еще не было. Для этого надо лишь сокрушить мелкие эмираты Ханьян и Бискара.
- Э-э, а нельзя ли убрать слово «северная»?
- Нет, к сожалению, нельзя. Но это и к лучшему, - поторопился добавить Мартин. – Чем больше королевских титулов, тем больше славы испанским Хименесам. А так – король Африки и все. Маловато.
Король полежал молча, что-то обдумывая. Затем схватил исхудавшей рукой одеяло и резким рывком сбросил его на пол.
- Коня, шлем! Маршала ко мне!
11:20 6 февраля 1183 года. Из ставки маршала Бьеви выехал гонец с объявлением войны эмиру Бискары.

***
- Отец, не надо, прошу тебя. Ты еще слишком слаб.
Мартин стоял подле королевского коня. Король Понс, игнорируя сына, взвешивал на руке меч и копье.
- Сеньор маршал, хоть вы ему скажите, - обратился Мартин к Бьеви.
- Говорил уже. А он свое гнет. Я, мол, король, я лично должен вести рыцарей в атаку.
- Тьфу! Ведь опять полонят али еще чего похуже сделают.
- Авось обойдется. Неверных вшестеро меньше, чем нас.
Тем временем к королю подскакал Рамон де Мендоса:
- Ваше величество, рыцари готовы. Прикажете начинать?
- Да, с Богом!
И закованная в доспехи разноцветная орда лучших рыцарей Испании ринулась на легкую конницу бискарского эмира. Рамон старался держаться поблизости от короля. По шлему звенькнула стрела, вторая. «Однако, плотно бьют». Рамон лишь крепче стиснул копье. Арабы все ближе, ближе. «Только бы короля из виду не потерять, а то…»
- А-а-а! – вырвалось у Рамона.
Король Понс явно переоценил свои силы. В какой-то момент его колени поддались предательской слабости, он потерял равновесие и выпал из седла. Немедля по нему промчалось трое рыцарей. Рамон метнулся к телу короля и… Свет навсегда померк для него: мусульманское копье ударило точно в зазор между шлемом и панцирем.

Так 21 февраля 1183 года Испания лишилась короля Понса, а Мендоса своего сеньора Рамона.

Даты, события, люди

8 ноября 1178 г Мир с Аланией. Контрибуция 500 монет.
17 сентября 1179 г Бунт в Альсехирасе.
11 апреля 1182 г Объявление войны королевству Хаммадиды.
23 ноября 1182 г Захвачено 7 городов. Создано герцогство Алжир.
3 января 1183 г Король Понс болен.
6 февраля 1183 г Белый мир с Хаммадидами. Объявление войны эмирату Бискара с целью получить титул короля Сев. Африки.
21 февраля 1183 г Гибель короля Понса в бою. Престиж: 4484, благочестие: 1488, 8 королевских титулов.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 5 (1183-1190)

19.04.2006 08:32

Глава 5

Смерть такого славного короля, каким был Понс Хименес, стала серьезным ударом для арагонской кампании в целом и для Конкисты в частности. По случаю его безвременной и трагической кончины полагалось притворно сокрушаться и горевать. Мол, никто его заменить не сможет. Однако на этот раз эти стенания звучали отнюдь не притворно. Молодой (26 лет) король Мартин после смерти отца, несмотря на победу в сражении, замкнулся в своем шатре и целыми днями молился, загодя оправдывая эпитеты, которыми его наградят позднейшие историки – «набожный» и «воинствующий священнослужитель». Осада Бискары пала на плечи маршала Бьеви. Тот привычно взялся за дело и принудил мусульман к капитуляции 3 мая 1183 года.
К маю король Мартин пришел в себя и смог осуществлять общее руководство военными действиями. 5 июля 1183 года была взята Константина и создан титул герцога Константины, который король Мартин пожаловал брату Андреа. 11 июля – Ханьян, 1 августа – Сахарский Атлас. В тот же день, 1 августа 1183 года, было провозглашено создание королевства Северная Африка и принят акт об унии этого нового образования с Великой Испанией.

***
Известие о гибели сеньора Рамона в Мендосу привез Эстебан. Замок оделся в траур. Сеньора Санча проводила дни в замковой часовне. Хуан забросил свои упражнения и все порывался ехать в Алжир на могилу отца. Хозяйство пошло вкривь и вкось. Однако Эстебан де Мендоса взял все в свои руки. Первым делом он сменил управляющего, а прежнего отправил на конюшню. «Ибо ворье одно». Вся мужская часть прислуги начала панически бояться молодого сеньора. Взгляд его пронизывающих темных глаз не мог вынести никто. Порки и наказания посыпались на всех. Даже несчастному привратнику Хорхе приходилось теперь «стоять прямо, смотреть грозно и не пускать в замок абы кого». Зато женская часть прислуги души не чаяла в чернявом хозяине. И видимо было за что.
Наконец настал день, когда Эстебан позвал брата:
- Хуан, хватит ерундой заниматься. Надо поговорить.
Братья уселись за стол. Служанка тут же сварганила им «кое-чего тяпнуть во славу Божию». Эстебан между делом успел ущипнуть зардевшуюся девушку. Когда та вне себя от восторга удалилась, братья начали разговор.
- Хуан, знаешь, зачем я тебя позвал?
Хуан отрицательно помотал головой.
- Да ты ешь, - Эстебан подвинул брату блюдо с курятиной. – Позвал я тебя, дабы обговорить проблему дележа наследства.
- Забирай себе все. Мне ничего не надо, кроме доспехов и коня. Поеду странствовать по свету и мстить сарацинам.
- Это ты смешно придумал, - одобрил Эстебан, хихикая. – Порадовал, спасибо.
- Да ну тебя, - обиделся Хуан. – И не стыдно барахло делить, когда тело отца еще не привезено домой?
- Э, брат, я тебе как почти священник скажу: Богу – богово, кесарю – кесарево, а нам, грешным, барахло делить. Так-то. Значит так. Я скоро все одно постригусь. Дело это, как я понял, прибыльное, а при нынешнем набожном короле и перспективное. Так что поместье мне не надо. Оставь себе. Мне только будешь высылать часть доходов. Сколько, я еще не определился, потом скажу. А про «странствовать» и думать у меня не смей. На кого мать оставишь? Ну, ладно, поздно уже. Мне завтра ехать с утра.
- Куда?
- В Альхесирас. Провинцию крестить. Если получится, то аббат Фернандес меня королю рекомендует. Так-то, - назидательно приподнял палец Эстебан. – Ну, будь здоров.

***
- Ваше величество, - просунулась в молельню небритая рожа мажордома.
Король Мартин оторвался от распятия и не довольно посмотрел на дверь.
- Там к вам епископ Беренгер и аббат Фернандес пожаловали.
- Скажи, сейчас иду.
Спустя десять минут король вышел в приемную.
- Прошу простить, ваше преосвященство, - подошел он к епископу, - за молитвой потерял счет времени.
- Сын мой, - проговорил епископ, осеняя крестным знамением короля, - молитва угодна Господу, как ничто другое.
- Ваше величество, - выступил вперед аббат, - воспитанник мой Эстебан де Мендоса прибыл из Альсехираса, - юноша поклонился королю.
- Что, молодой человек, принял ли заблудший город веру истинную?
- Ни одной мечети во всей провинции не осталось, ваше величество, - бойко ответил Эстебан.
- Я не сомневался в вас, сеньор де Мендоса. Вы ведь воспитанник аббата Фернандеса. А он известен своей способностью наставлять неверных на путь истинный. Вы, несомненно, использовали его ценный опыт.
- Осмелюсь доложить вашему величеству, что, не отрицая ценного опыта отца Фернандеса, я, тем не менее, рискнул привнести в процесс латинизации патриотическую черточку.
- ???
- Памятуя о великом крестоносном подвиге покойного короля Понса и ныне здравствующего короля Мартина, я осмелился выдвинуть лозунг «Африка для испанцев!»
- Да, это очень интересный лозунг, - одобрил король.
- Так вот, ваше величество. По прибытии в Альсехирас я созвал городское собрание и воскликнул: «Испанцы! Черные и белые! Братья! Африка для испанцев!» Энтузиазм народа убедил меня в верности пути, и я продолжил: «Но мы не остановимся на этом. Всех черных испанцев – в Африку! Пусть несут свет испанской цивилизации темным племенам африканцев».
- И?
- Разумеется, белая часть населения меня поддержала. Засилье на рынках темнокожих граждан Испании стало уже порядком раздражать всех истинных христиан. В тот же день все мавры были изгн… т. е. переселены из города в королевство Северная Африка. В один день Альсехирас стал чисто католическим городом.
- Очень интересное решение проблемы, - одобрил король. – Вы не находите, ваше преосвященство?
- Да, неплохо. Вот если бы этот прыткий молодой человек попробовал то же самое провернуть в Вальядолиде… Там, видите ли, тоже все хачики скупили.
- Да, моя тетя управляющая Аделаида, тоже много говорила мне об этой проблеме. Возьметесь, молодой человек? – король посмотрел на Эстебана.
- Попробую, ваше величество, - сверкнул Эстебан своими чернющими зенками.
- Вот и договорились. А если вы преуспеете в этом богоугодном деле, то награда, надеюсь, не разочарует своего героя.

Через месяц Хуан де Мендоса получил письмо от брата. Приходской священник хоть и с трудом, но смог разобрать по слогам: «Дорогой брат Хуан. Надеюсь, ты еще не успел заделаться странствующим рыцарем, и письмо мое застанет тебя дома. Хе-хе. Спешу обрадовать тебя. Мой план удался. В прошлом, 1183, году мне удалось провернуть одно дельце в Альсехирасе, а недавно та же участь постигла вальядолидских мавров. Да уж, патриотизм, хорошо сдобренный верой – это сильная вещь. Теперь я – приближенный самого короля Мартина. И если повезет, то вскорости (когда умрет аббат Фернандес) стану духовником его величества. Я, собственно, чего пишу-то? Деньги давай высылай. Мне они теперь понадобятся. Ну, до свидания, амиго. Здоровья мне не желай. Лучше пожелай, чтобы аббат Фернандес поскорее окочурился. Эстебан».

***
В течение последующих лет власть в королевстве медленно, но верно переходила в руки духовенства. Королевские тетки Гюндюз и Аделаида капля за каплей теряли влияние, будучи все более оттесняемыми к своим непосредственным обязанностям – канцлера и управляющей. Наступила эра кардиналов. Первым советником короля Мартина по всем вопросам становился епископ Беренгер Рамон де ла Куэва. Его величество даже женил епископа на своей родной сестре. Поскольку Рим сейчас находился под властью германского императора, возражений со стороны святого престола не последовало. В 1185 году скончался аббат Фернандес. Перед смертью он попросил короля сделать своим духовником молодого Эстебана де Мендосу. В 1186 году умерла герцогиня Мурсии Сибилла. Мартин очень убивался по своей любимой бабушке. Отошедшее ему в домен герцогство король пожаловал своему сыну и наследнику, герцогу Толедо Аньфреду, коему шел уже одиннадцатый год.
Все ждали, к чему же приведет засилье при дворе чернорясой братии. Ждали-ждали и дождались. 1 ноября 1186 года король Мартин приказал собрать весь двор, иностранных послов и кое-кого из вассалов.
- Братья мои во Христе, - обратился он к собравшимся, - долгие ночи проводил я в молитве и просьбах Господу указать мне путь. И Господь меня вразумил.
- Не иначе, как в лице епископа Беренгера, - шепнула Гюндюз сестре Аделаиде.
- Да, Господь вразумил. Я должен принять на себя крест! Крест на поход против врагов веры! Надеюсь, отныне воцарится мир среди христиан, и все, как один, отправятся на освобождение Гроба Господня. Так хочет Бог!
И льстивая толпа радост6но подхватила:
- Так хочет Бог!
- Конечно, Бог, а кто же еще, - опять шепнула Гюндюз сестре.
- Ну, разве что совсем немного зажравшиеся епископы и кардиналы, - также шепотом ответила сестра.
С того дня по стране покатилась волна религиозного восторга. Передаваемые из уст в уста новости обрастали потрясающими средневековое воображение подробностями. Якобы сам архангел Гавриил явился королю Мартину. Куда там, архангел, возражали на это, сам Господь вызывал душу короля в сферы небесные. Да, точно, подтверждали третьи, и даровал ему меч, который разит наповал даже демонов. Ай-ай-ай, даже демонов, ну кто бы мог подумать. Удивленный слухами, император Германский Адольф прислал своих послов заключить союз с богоизбранным королем. Мол, наш великий рейх и его император Адольф желают идти с вами бок о бок на всех недочеловеков. А в Иерусалим в особенности, у нас, мол, там свои счеты с местными. И хотя имя Адольф да еще немецкий ассоциировалось у испанцев с чем-то нехорошим, во имя единения всех христиан было решено пренебречь суевериями. Союз был заключен.

В течение двух месяцев со всех уголков Испании подтягивались крестоносцы-добровольцы. К грядущему походу пытались присоединиться и некие проходимцы из Лангедока и Баварии. От добровольцев они отличались тем, что требовали за участие в предприятии денег, и немалых. Проходимцы были прогнаны вон. К январю в Валенсии собралась несметная рать. Тыщ эдак много. Однако маршал Бьеви сказал, что корабли такую толпу не поднимут, а на поход в Сицилию хватит и 9-10 тысяч.
В Сицилию?! Шок, удивление и разочарование крестоносцев были неподдельными.
- Но почему в Сицилию? – изумился даже король.
- Ваше величество, - пояснил маршал, - Нельзя идти сразу на Иерусалим. Во-первых, им владеют грозные Фатимиды. А во-вторых, между Иерусалимом и Испанией нам нужна промежуточная база. Дайте срок, ваше величество, и Иерусалим станет Испанским.
- Ваше преосвященство, - обратился король к епископу, - а вы как на это смотрите?
- Ну, Сицилия, так Сицилия. Туда тоже нужно нести свет истинной веры.
- И свинину из наших лавок, - пробормотал за спиной епископа Эстебан де Мендоса.
Так что взять в этот поход всех желающих не представлялось возможным. Отбор в крестоносцы был довольно жестким. И никогда бы не попасть на корабль нашему Хуану де Мендосе, если бы не заступничество его крестной (к брату он обращаться посовестился) Гюндюз.
1 января 1187 года флотилия кораблей отплыла из Валенсии, имея на борту 9300 крестоносцев под личным руководством самого короля. Мартин стоял на корме и смотрел на пристань, где столпились тысячи провожающих и не попавших на корабли.
- Ах, отец Эстебан, - обратился он к стоявшему за спиной духовнику, - вы чувствуете то же, что чувствую я? Новую эпоху. Эпоху христианского всеобщего мира и похода на неверных.
- Разумеется, чувствую, ваше величество, - отвечал на это де Мендоса и строил за спиной короля потешные рожицы.

***
3 марта 1187 года армия прибыла в Кальяри, что на Сардинии. Отсюда король Мартин послал объявление войны сицилийскому королевству Зирид. Убедившись, что арабы извещены, король Мартин дал приказ грузиться на корабли и идти прямо к Сицилии.
14 апреля первые корабли причалили невдалеке от Трапани. Хуану де Мендоса посчастливилось оказаться в авангарде армии. Их конный отряд резво пошел по направлению к городу. Диего скакал рядом со своим сеньором и любовался им:
- Сеньор, вы просто отец в молодости.
- Ах, Диего, как это здорово, наконец-то вырваться из поместья и предаться благородному делу войны.
- Вперед! – выкрикнул руководивший авангардом барон. Отряд бросился по направлению к уходившему в сторону городских ворот обозу.
- Удирают в крепость, черти!
И с криком «Так хочет Бог!» рыцари налетели на переср… т. е. перетрусивших арабских крестьян. Те метались по полю, прятались под телегами и совсем не оказывали сопротивления.
- Аля-улю! – кричал барон. – Вон тот здоровяк – мой. Мне как раз такой бугай на конюшню нужен.
Крестьян быстро переловили и согнали в кучу, приступив к дележу.
- Но нам приказано следить за воротами, - пытался образумить соратников Хуан.
- К черту ворота! Ты смотри, какая цыпочка! – отбивался от навязчивого юнца барон. – Хочешь, после меня тебе достанется?
- Тьфу! Да какие вы крестоносцы?
- Да уж какие есть! – последовал логичный ответ. – А у вас в провинции все такие дураки или только вы, сеньор крестоносец?
Вот уж этого Хуан, естественно, стерпеть не мог и схватился за меч:
- Защищайтесь, сударь!
- Ага, щас вот только в зубах поковыряю, - ответил на это барон и подмигнул. В тот же миг что-то тяжелое огрело Хуана по голове, и он рухнул без чувств.
- Ироды! – Диего бросился к хозяину.
- Забирай своего птенца. Здесь место для настоящих мужчин, а не для кисейных барышень.
Захлебываясь в причитаниях, Диего потащил сеньора в тень.
Хуан пришел в себя лишь к вечеру. И первым, кого он увидел у ложа, был Эстебан.
- Ну что, вояка, допрыгался? – выразил, как мог, свое сочувствие брат.
- Я…
- Да знаю все. Диего наябедничал. Знал я, что ума у тебя не лишку, но не до такой же степени. Ты что, серьезно надеялся оторвать ребят от законной добычи?
- Но мы же божьи воины.
- «И сказал Господь: Возьмите скарб их и жен их и детей их, а жилища их спалите дотла»
- Что, так и сказал?
- Ну, приблизительно. Так что не выкочуривайся, а то до Иерусалима не доживешь, - усмехнулся Эстебан и вышел из палатки.

Неподготовленная к осаде крепость сдалась через 10 дней. Армия крестоносцев устремилась к Палермо. Маршал Бьеви недоумевал, куда это запропастились мусульманские полки. Неужели это ловушка? Ответ пришел, как это ни странно, с Корсики. 12 июня 1187 года король Зирид захватил епископство Корсиканское. Ну и ладно, успокоился маршал. Значит, нет никакой ловушки. Бдительность в войсках резко снизилась, а вот обоз начал также резко пополняться. Ничего не опасающиеся воины христовы шныряли по всей Сицилии и граб… т. е. просвещали иноверцев и освобождали их от лишнего скарба. Хуан де Мендоса в этом не участвовал, больше старался держаться при ставке короля.
Однако и война (не в грабительском, а в стратегическом смысле) продолжалась. 4 августа пали стены Палермо, 5 сентября открыл ворота Агригент, 26 октября пришли радостные вести с Мальты. Оставалось отобрать у арабов Корсику. Этой благородной задачей занялся епископ Эль Рифский. Со словами «Пойду образумлю беса» он погрузил свой полк на корабли и отбыл на Корсику. 17 ноября 1187 года остров был возвращен в лоно католической церкви. Арабское королевство Зирид приказало долго жить.
- Ну что, сеньор маршал, теперь на Иерусалим? – король задал наконец мучивший его вопрос.
- Не совсем, ваше величество, - уклонился от прямого ответа стареющий полководец. – Сначала надо дать возможность господам рыцарям съездить домой, отвезти барахло, то есть, я хотел сказать, отдохнуть от ратных подвигов. А по весне можно будет и подумать о новом походе.
- Да, ваше величество, - вмешался Эстебан де Мендоса, - стоит еще вспомнить, что вот-вот должно завершиться обучение вашего брата Аньфреда. неужели вы не хотите присутствовать при этом событии. Покойный аббат Фернандес очень хвалил его и говорил, что во всем монастыре нет второго такого прилежного ученика.
- Да, да, отец Эстебан, пожалуй, вы правы. Но и вы, маршал, не забывайте о подготовке нового похода на неверных. А то боюсь, злые языки начнут трепать имя мое. Мол, говорил «так хочет Бог», а сам-то дома отсиживается. Мы этого не должны позволить.
- Не извольте беспокоиться, ваше величество, - улыбнулся Эстебан. – Не позволим. У нас есть методы.

***
К Новому году король вернулся домой. Брат Аньфред порадовал монарха репутацией ревностного священнослужителя. Мартин немедля поволок его в молельню, где заставил несчастного парнишку проторчать на коленях три часа кряду. Младший брат очень радовал короля. До того самого дня, как король застукал его за весьма недвусмысленным занятием с некоей придворной дамой 33-х лет. В тот же вечер состоялось венчание, «дабы покрыть грех». Аньфреду оставалось утешаться лишь обещанием царственного брата даровать ему в архиепископство первое же отбитое у неверных герцогство. И он тоже стал с нетерпением ждать похода.
Однако маршал Бьеви все тянул. По стране действительно поползли нехорошие слухи. Благочестие короля в глазах народа стремительно уменьшалось. Пора было пускать в ход тяжелую артиллерию.

Эстебан, чертыхаясь, спускался вниз по грязным ступеням каменной лестницы.
- Ну и вонища. Что тут делают?
- Ну, как же, отец Эстебан, по вашему приказу скверну изводят, - отвечал шедший за ним послушник.
- Мда, но надо же, как воняет скверно.
- Так ведь скверна же.
- Понятно.
Так переговариваясь они спустились в самый низ подвала. Там у массивной двери стоял стражник. Узнав королевского духовника, он предупредительно открыл перед ним дверь. Эстебан оказался в мрачноватой камере. Лишь один ее угол освещался факелом. Там стоял стол, за столом сидел здоровенный мужик и уплетал булку с молоком.
- Обеденный перерыв, - объяснил он вошедшим.
- Ну, как наши злые языки? – поинтересовался Эстебан.
Мужик поставил кувшин с молоком на стол и начал шарить рукой под столом. Наконец он вытянул какой-то невзрачный мешочек:
- Сегодня пятнадцать штук, отец Эстебан, - с этими словами мужик высыпал содержимое мешочка рядом с кувшином.
Эстебана слегка передернуло – на столе лежала горка отвратительных, склизких комочков. Немедля нашлась какая-то муха, с видимым удовольствием принявшаяся ползать по этим комочкам.
- Фу, какие противные, - поморщился Эстебан.
- Так ведь злые же, святой отец, - пояснил мужик, снова принимаясь за еду.
В темном углу кто-то зашевелился, послышался нечленораздельный стон.
- Извините, святой отец, - вытащить не успели, - с виноватым видом пояснил мужик.
- А?..
- Злой язык? Как же, удален. Да вот он. По нему как раз сейчас муха ползает. Еще бы – свеженький, - мужик противно захихикал.
- Хм, молодцом. Продолжайте. Мы этим злым языкам еще покажем, как короля хаять. Слава тебе, Господи, что сподобил нас освоить таинства аутодафе, - Эстебан перекрестился и пошел к двери. Мужик тоже обмахнул себя булкой.

Но никакие меры (и даже новое достижение – инквизиция) не помогали. Благочестие короля Мартина стремительно летело в тартарары. На короля не действовали никакие стратегические соображения, даже духовнику Эстебану де Мендоса было не под силу угомонить не на шутку разошедшегося багрянородного крестоносца. Мол, так хочет Бог – и все тут! Ну, хочет, значит хочет. В августе 1189 года маршал Бьеви наконец представил государю план нападения на ливийские эмираты арабов. Поход обещал быть не сложным, поэтому приказано было собрать лишь 6 тысяч воинов.
Эти новости привез в Мендосу сам Эстебан. Брата он застал сидящим на берегу Гюльчатай-пруда. Сел рядом, поспрошал о здоровье, о том, о сем и как бы между прочим заметил:
- А король Мартин в Ливию собрался.
Хуан на это и ухом не повел.
- Я говорю, в Ливию король собрался, - повысил голос Эстебан.
- Ну и пусть, - буркнул в ответ Хуан.
- Как пусть? Ты же хотел в поход.
- Это арабских крестьян да барахло делить? Думаю, и без меня обойдутся.
- Елки зеленые, а ты как себе войну представляешь? Думаешь, война – это когда благородно выстраиваются друг против друга армии и идут в атаку? Нет, дорогой брат, война – это, прежде всего, стыд, позор и унижение.
- Вот я и говорю, стыд и позор тем, кто несет противнику унижение.
- Ишь ты, какие мы благородные. Значит, не поедешь?
- Нет. Вот если бы король начал настоящую войну… А то поход на однопровинчатых арабов. Грабеж это вооруженный, а не война. Ты только за этим приехал?
- Вообще-то нет. Я приехал за деньгами.
- Ну, пойдем, - Хуан встал и зашагал к замку.

Погром однопровинчатых ливийских эмиратов 1189-1190 гг действительно больше напоминал вооруженное изъятие конфетки у ребенка, нежели войну. С 20 октября 1189 по 8 сентября 1190 было захвачено шесть провинций, созданы архиепископство Лептис Магна (брату короля Аньфреду) и герцогство Киренаика (сыну и наследнику Аньфреду, герцогу Толедо). После такого дешевого и решительного успеха злые языки на время умолкли, благочестие короля Мартина было слегка восстановлено.

Даты, события, люди

21 февраля 1183 г Мартин Хименес – король Испании. 1157 года рождения. Набожный, воинствующий священнослужитель. 3/4/8/7.
1 августа 1183 г Создание королевства Северная Африка.
1 января 1185 г 11 доменных провинций, 30 герцогов-вассалов, 5 графов. 53,15 ежемесячного дохода, 6400 монет в казне. 152 тысячи мобилизационный потенциал.
5 апреля 1186 г Смерть незабвенной бабушки Сибиллы, великой сказочницы.
1 ноября 1186 г Король Мартин получает отличительную черту – крестоносец. Ежемесячно теряем 20 единиц благочестия.
1187 г Захват Сицилии, уничтожение арабского королевства Зирид.
1189-1190 гг Разгром однопровинчатых ливийских эмиратов. Создание герцогства Киренаика и архиепископства Лептис Магна. На 8 сентября 1190 года 1001 благочестия.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 6 (1191-1195)

21.04.2006 08:51

Глава 6

- Отец Эстебан, не грешно ли мне желать рождения у сестры сына, а не дочери? – король сокрушенно вздохнул. – Я не ропщу на Господа, но как же мне нужны настоящие кабальеро при дворе. Маршал Бьеви уже стар, сын его Лубко, говорят, не в себе. На кого же опереться в деле похода на неверных?
- Нет, ваше величество, это не грех. Вижу, вами движет радение христианское, забота о пользе пресвятой нашей Церкви, - Эстебан с трудом подавил зевоту. Боже, как же надоело. Каждый день одно и то же. Хоть бы родила скорее, что ли. Хоть мальчишку, хоть девчушку, хоть неведому зверушку. А хоть бы и вовсе окочурилась. Лишь бы не выслушивать каждый день эти стенания государевы…
В залу без стука влетел мажордом:
- Беда, государь! Принцесса при смерти.
- Ах ты, Боже мой! Прогневили-таки мы Господа, - подскочил Мартин и бросился к двери.
Эстебан облегченно вздохнул и расслабленно перекрестился:
- Порой я даже и не знаю, может, и в самом деле Он нас слушает.

Сестра короля Мартина Гийельма скончалась к вечеру, 2 февраля 1191 года. Ребенка спасти не удалось. Ее муж, епископ Беренгер самолично отслужил панихиду. На старика было тяжело смотреть, он сразу как-то поник, съежился. Слезы яркими бриллиантами капали с его длинного носа, смешиваясь с соплями. «Ну, и противно же» - думал присутствующий на службе Эстебан – «Пожалуй, и этот долго не протянет. Ишь как убивается. Да и король не лучше. Видать не столько сестру жалко, сколько свою накрывшуюся программу по разведению придворных. Хотя у покойницы вроде сын остался. Сколько ему? Кажется, четыре года». На плечо Эстебана легла рука. Он оглянулся. Король.
- Отец Эстебан, мы, как христиане, должны мужественно переносить удары судьбы. Крепитесь. Сын Гийельмы, Хайме, узнав о смерти матери, кажется, тронулся умом, - король внимательно всмотрелся в лицо духовника. – Однако аббат Фернандес был прав, рекомендуя вас. Как мужественно вы встретили этот удар. Ни одна черточка не дрогнула на вашем лице.
- Ну что вы, ваше величество, это мой долг, как пастыря – подавать пример стаду христову, - поклонился Эстебан, думая: «Да плевать я хотел на вас и вашу семью».
- Я не ошибся в вас, - сквозь слезы попытался улыбнуться король. – Значит, я принял правильное решение.
- Осмелюсь спросить, какое? – насторожился Эстебан.
- Отдать несчастного ребенка вам на воспитание. И если вы вернете ему разум, благодарность моя не будет знать границ. Проводите отца Эстебана, - кивнул король слугам.
Эстебана подвели к детской, где находился сумасшедший Хайме. «Святой» отец судорожно вздохнул и открыл дверь. Прямо посреди комнаты сидел мальчик, державший на коленях тарелку с кашей. Левой рукой он размазывал кашу по ковру, а правой – слюни по лицу. «Вроде обычный ребенок, как все» - мелькнула у Эстебана мысль. Но когда ребенок с диким ревом запустил в него тарелкой и принялся в припадке кататься по полу, у «святого» отца мелькнула совсем другая мысль. Приводить ее здесь я не буду, во избежание недоразумений с администраций форума.
Полгода бился Эстебан де Мендоса с бесноватым чертенком. Полгода он отправлялся в детскую как на каторгу. Что только не пришлось вытерпеть нашему герою. И ряса у него горела, и волосы ему клеем обливали, и из арбалета в задницу он получал (хорошо хоть стрела была не совсем настоящая). Уже через пару месяцев Эстебан начал ловить себя на том, что просто сидит и тупо улыбается, а на исповедях короля не к месту хихикает. «Блин, неужели заразно?» - пугался он. – «Я так долго не протяну» - следовал логичный вывод. Все чаще и чаще к вечеру у «святого» отца не оставалось сил даже снять с себя рясу. Так и валился спать не переодевшись. Два раза даже промахнулся мимо кровати. Прошла весна, минуло лето, наступила осень, но Эстебан этого даже не заметил.
Наконец, нервы его сдали. В очередной раз, с трудом добравшись до своей роскошной кельи, Эстебан даже не посмотрел в сторону кровати, а рухнул на колени перед распятием:
- Господи! – непроизвольно вырвалось у него. – Помоги мне, Господи. Сил моих больше нет. Он же меня в могилу вгонит. Век тебя помнить буду, помоги, пожалуйста. Карты из кельи выброшу, девок водить перестану, даже вино пить буду не чаще, чем через день, только помоги, - так причитал «святой» отец, покуда силы не оставили его совсем, и он не забылся глубоким сном.
На следующий день, 12 октября 1191 года, он, как обычно, отправился в детскую. Прежде чем войти в дверь, Эстебан хорошо отработанным движением подхватил с пола ведро и просунул его впереди себя. На секунду замер, прислушиваясь. Странно, сегодня о ведро ничего не звенькнуло. Обычно Хайме запускал в дверь чем-нибудь тяжелым или гадким, но сегодня… «Ловушка» - мелькнула мысль. – «Затаился и ждет, когда я весь в дверь пролезу. Господи, помоги». Эстебан осторожно начал втягиваться в комнату. Ничего не происходило. Наконец, он рискнул высунуть полглаза из-за ведра. От увиденного руки его разжались, и ведро со страшным грохотом покатилось по полу. В комнате все было аккуратно прибрано. Хайме смирно сидел за столом и смотрел гравюры в большом фолианте. Увидев входящего наставника, мальчик радостно закричал:
- Отец Эстебан! Ура, ура. А сегодня вы мне почитаете книгу?
Не в силах от потрясения что-либо произнести, Эстебан лишь кивнул головой, слезы душили его. «Господи, спасибо. Буду должен… два раза».

Король Мартин был вне себя от радости:
- Отец Эстебан, это же просто чудо. Мальчик совершенно исцелился. Как вам это удалось?
- Терпением и молитвой, - честно ответил Эстебан.
- Это потрясающе. Вы просто святой. Радость-то какая. И тем приятнее, что на днях я выдаю замуж старшую дочь, а наследник Аньфред женился у себя в Толедо. Кстати, о наследнике. Святой отец, что-то с Аньфредом неладное творится. Совсем помрачнел парень, и так был не ахти, а теперь, когда на него нахлынул какой-то стресс, совершенно опустился. Боюсь, что ни военных, ни дипломатических способностей у него не осталось (0/0/5/6) - VP. Не поможете?
- Ваше величество, помогает лишь Бог, а я, грешный, могу лишь молиться. Но это можно сделать и в деревне. Разрешите для поправки здоровья съездить к брату в Мендосу.
- Да, да, конечно. Но возвращайтесь поскорее, нам будет вас не хватать.
На следующий день Эстебан выехал из Валенсии в Мендосу.

***
- Вот такие, брат, дела, - закончил Эстебан рассказ о своей жизни брату. – Теперь я и сам не знаю, что думать об исцелении мальчишки.
Братья сидели в замковой зале Мендосы у теплого очага.
- Как что, - удивился Хуан. – Бог помог.
- Как у тебя все просто.
- А чего усложнять-то?
- Ладно, оставим это. Ты мне вот что скажи, Хуан. Тебе который год? 28-ой. Так когда же ты подумаешь о продолжении рода?
- Э, брат, не сейчас. Вот когда найду ее, даму сердца, тогда…
- Тьфу на тебя с твоими рыцарскими бреднями. Что тебе у соседских сеньоров девок мало, что ли?
- Эх, Эстебан, ну, видел я их. Разве же это дамы? Так, кончиты провинциальные. Они даже сморкаются. Из подмышек пахнет, изо рта пахнет, ветры пускают. А дама должна быть…
- Какой?
- Ну, такой… - Хуан беспомощно развел руками. – Такой неземной что ли.
- Что, и по нужде уж ни-ни? – хихикнул Эстебан. – Я тебе вот что скажу. От женщины должно пахнуть женщиной, а не бестелесным ангелом. Тогда ее приятно…
- Дурак, - обиделся брат.
Некоторое время длилось молчание.
- Кхм, - нарушил его Хуан, - ты лучше скажи, надолго ли приехал?
- До весны поживу. У нас ведь епископ овдовел. Так король обещал ему отдать в жены вторую свою сестру, как той сравняется 16 лет. Значит, весной свадьба. Я этого не пропущу. Фигушки вам, - Эстебан выразительно покрутил в воздухе двумя замечательными кукишами. Хуан проследил за полетом кукишей, сверкающих золотом и бриллиантами.
- У тебя на пальцах целое состояние.
- А то. Знаешь, как мне были благодарны король и епископ за исцеление Хайме? Выгодное это дельце, чудеса Господни, скажу я тебе по секрету. Есть у меня соображения, как их использовать с неплохой выгодой.
- Богохульник, - прокомментировал Хуан. – Ты, я смотрю, и в Бога-то не веришь. И это после того, что Он для тебя сделал.
- А хоть бы и так. Главное – не во что веришь, а в какую твою веру верят другие. В мою веру, причем истинную, теперь верят свято.
- А сам ты во что веришь?
- Не знаю, - честно признался Эстебан.
Остаток своего отпуска Эстебан провел в планировании Чудес. Ибо, как он любил говаривать, хорошо только то чудо, которое хорошо спланировано. Хуан много сидел с братом в его каморке и наблюдал за манипуляциями чудотворца. А у того пока дальше простых карточных фокусов дело не двигалось.
- Без помощников не обойтись, - наконец решил Эстебан и завербовал бывшего привратника Хорхе. Тот был уже давно отставлен от ворот и подвизался на замковой поварне.
Целый месяц Хорхе учился восставать из мертвых, прозревать из слепых и т. п.
- Эх, если бы еще придумать, как воссоединять части тела у одноного8го, однорукого, евнуха…
Но от подобных экспериментов Хорхе отказывался напрочь.
Наступила весна. Братья попрощались, и Эстебан в сопровождении Хорхе отправился в Валенсию.

***
Свадьбу королевской сестры и епископа Беренгера справляли скромно, так как у короля случилось большое несчастье. Хотя, как сказать, может быть, это было несчастье не столько у короля, сколько у всей державы в целом (и у камрада VP в частности). Дело все в том, что у Аньфреда, герцога Толедо, родилась дочка, назвали ее Гилинда. Отец девочки, находясь у ложа роженицы, испытал при этом непередаваемое потрясение. Когда его вывели из комнаты, обнаружили, что стресса у наследника престола как ни бывало, а вот текущие по подбородку слюни, бессмысленный взгляд и глупое похихикивание выдавали беду куда пострашнее стресса. Аньфред впал в сумасшествие. Видимо, молитвы забывшего в Мендосе молиться Эстебана так и не дошли до Господа.
Сам Эстебан, от греха подальше, решил под благовидным предлогом на время удалиться из столицы. Мол, поеду мусульман крестить. И отправился в Кастельон.

В начале мая в Кастельоне проходит традиционная ярмарка, на которую съезжаются купцы со всей Испании, крестьяне со всей провинции и любопытные со всего города. Не был исключением и 1193 год. С утра гомон толпы на центральной площади набирал силу. Торговцы расхваливали свой товар, чиновники взимали мзду правую и левую, жулики тырили кошельки у зазевавшихся баб. Бабы поднимали невообразимый визг. Толпа кидалась ловить вора, ловила, как правило, не того, и вваливала ему по полной. Тот от обиды начинал сам воровать и затем участвовать в избиении следующего невинного. Торговый день набирал свою силу.
Вращавшаяся на площади публика начала замечать, что у решетки собора происходит что-то интересное. Именно там ощущалась большая плотность людей. Неужели бродячие артисты? Надобно сходить и посмотреть, решали любопытные.
А у решетки собора происходило вот что. На помост вышел человек в рясе и распростер руки.
- Люди, христиане и мусульмане. Внемлите мне. Вчера лишь я вернулся из Святой земли. И во время путешествия по морю застигла нас в пути буря, поднятая не иначе как самим нечистым. И не чаяли мы уже спастись, и уже начал я молиться неистово, испрашивая отпущения грехов команде. И раздался вдруг гром пуще прежнего и услышал я глас Божий. И сказал мне Господь: «Вы будете спасены, но взамен ты будешь служить мне во славу. Иди в Кастельон и скажи жителям города, что за грехи их нашлю я на них чуму, оспу, скверну всяческую. И лишь одно это снадобье может исцелить истинно верующих и праведных». Тут почувствовал я у себя в руках эту бутыль, - показывал чернорясый какую-то бутыль с мутноватой жидкостью. – Подходите, кто не желает смерти. всего полпесо за глоток.
- Врет он все! – послышались выкрики. – Гнать его в шею! В реке утопить!
Вдруг один крестьянин ринулся к чернорясому с воплем «А вот я его!», но тут же дико вскрикнул, почернел лицом и рухнул на землю, содрогаясь в конвульсиях и пуская пену изо рта.
- Вот он, знак Божий! Чума на головы неверующих, - торжествовал чернорясый. Толпа в ужасе отхлынула. – Но Господь не без милости, - продолжал шарлатан, - и я могу исцелить даже умершего, - с этими словами он подошел к телу крестьянина и влил глоток мутной жидкости в его глотку. В то же мгновение произошло чудо. Крестьянин перестал биться в судорогах, открыл глаза и произнес:
- Верую! Истинно верую во Иисуса нашего Господа.
Толпа в шоке смотрела на него.
- Чудо! Господь явил чудо! – вещал чернорясый. – Всего полпесо за глоток и только христианам. А на головы язычников и мусульман – гнев божий!
Все христиане ринулись к торговцу чудом. Немедля образовалась очередь. Оживший крестьянин стал помогать своему спасителю, собирая деньги с жаждущих. Люди отхлебывали из бутыли и благоговейно закатывали глаза.
- Чувствуете ли вы? – вопрошал чернорясый.
- Воистину чувствуем, - неизменно отвечали ему.
Многие из мусульман бросились к воротам храма, упрашивая местного священника немедленно крестить их. И сразу же после крещения бежали к повозке чудотворца, неся каждый по полпесо.
К вечеру в городе не осталось ни одного нехристианина, кроме разве что небольшого числа евреев и одинокого муллы, оставшегося без паствы. Говорят, он еще долго вопил с минарета, покуда христиане не снесли башню с горлопаном при помощи лома и Божьей матери.
То-то радовались продавцы сомбреро разорению продавцов тюбетейками.

По дороге из Кастельона пылила повозка. На козлах сидел чернорясый чудотворец, рядом плелся исцеленный крестьянин.
- Куда мы теперь, сеньор Эстебан?
- Туда, Хорхе, где наши рыжие рожи еще не примелькались. В Таррагону.

Зимой 1193 года Хуану де Мендоса пришло письмо от брата. «Дорогой Хуан, денег мне высылать пока не надо. Прибереги у себя. Чудеса, как я и предполагал, могут еще прокормить честного христианина в этом мире. И королю с епископом приятно, и я не в убытке. Жди, может, скоро приеду. ЗЫ. Теперь я понимаю, почему Иисус занялся именно этим».

***
Начало 1194 года было тревожным. В Германии произошел переворот. Бесноватый Адольф благополучно лишился жизни, а его место занял молодой и амбициозный Готхард фон Габсбург. Умудренная Гюндюз предложила от греха подальше согласиться на альянс с этим немцем. Готхард резво начал с войны против не признавшего его епископа Ла Марш. Испания оказалась втянутой в войну с христианами. Король Мартин очень переживал по этому поводу.
- Святой отец, как быть? Как помирить Императора с епископом Ла Марш?
- Э, ваше величество, - разумно отвечал Эстебан, - сколько мир стоит, столько императоры воевали с епископами. Такая уж у них работа. Думайте лучше о насущном.
- О насущном совсем думать не хочется. Сын совершенно сошел с ума. Выкаблучивается в Толедо над вассалами. Лояльность их стремительно падает. Не удивлюсь, если они пойдут на него войной. Господи, на кого же державу оставлю? Внук Сунифред, только что родился, а сын спятил.
- Ваше величество, негоже так думать христианину. Господь позаботится о нашей богоизбранной державе. Да и вы еще молоды. Вам же еще и сорока нет.
- Еще нет, но скоро будет. А как же Гроб Господень? Как же крестовый поход? Меня уже все замучили вопросами о крестовом походе. Когда да когда. Даже евреи.
- Евреи? А им-то что?
- Как что? Каждый год 23 июля в честь завершения Реконкисты ветераны отмечаю день крестоносца.
- И что?
- Вы выходили когда-нибудь на рынок в этот день? Нет? А зря. Презабавное зрелище. Престарелые крестоносцы надевают свои доспехи и бегают по рынку с дедовскими мечами, громя еврейские лавочки. Знаете, как евреи упрашивают увести этих вояк в Святую землю? Да только маршал Бьеви совсем уже стар, заменить его некем. епископ Беренгер твердит, мол, рано. А время-то идет. Что делать?
- Молиться, ваше величество.
И король молился, молился неистово, до синяков на лбу. Однако лучше не становилось. Да где там лучше? Становилось однозначно хуже. 27 января 1195 года скончался маршал Бьеви. На его место за неимением других кандидатов король назначил сына покойного маршала, Любко-шизофреника. Ничего хорошего такое назначение не предвещало. Лубко по началу чудил только в лагере. Говорят, в моменты острых приступов хватался за меч и носился, махая им направо и налево. Хирурги не успевали лечить пострадавших. Король Мартин все это терпел, замыкаясь в молельной. Но 22 марта 1195 года Лубко в приступе дикой подозрительности с криком «Кругом одни враги!» бросился с мечом на родную мать Гюндюз. Перехватить его не успели, и канцлер королевства, тетка самого короля Гюндюз рухнула с рассеченной головой. Мозги державы испанской растеклись по каменному полу.

***
Эстебан обнял брата:
- Дорогой Хуан, как я рад тебя видеть. Молодец, что приехал.
- Ты же просил, я и приехал. Кстати, а зачем?
- Как зачем, как зачем? – завозмущался Эстебан. – Просто я по тебе соскучился, давно тебя не видел.
Братья шли, разговаривая, по переходам королевского замка. Вдруг из перехода вылетел служка с криком «Опять началось!», пронесся мимо братьев и скрылся за поворотом.
- Что началось? – удивился Хуан.
- Не знаю, - пожал плечами Эстебан.
Однако шум грузных шагов, приближавшийся из перехода, обещал скоро дать ответ на этот вопрос.
- Кругом одни враги! – ревел Лубко, размахивая над головой мечом.
- Хуан, сделай что-нибудь, - взвизгнул Эстебан.
Хуан выступил вперед, загораживая брата.
- Сударь, - обратился он к Лубко, - что вы себе позв…
Однако «сударь» уже замахивался мечом на обнаруженного «врага». Хуан резким движением выхватил свой меч, уклонился от удара маршала и, сделав выпад, поразил того прямо в живот. Сначала на пол упал маршальский меч, потом маршальские потроха, а затем и сам маршал. Хуан растерянно стоял над трупом, не ведая, что ему будет за убийство в королевском замке.
- Отличная работа, Хуан, - похвалил его брат. – Это известный убийца Лубко. Он, кстати, убил нашу крестную.
- А король?
- Думаю, король не огорчится, узнав о происшествии, - ответил Эстебан, довольно поглаживая притороченный к поясу кошель с золотом, который ему удалось выпросить у короля для найма убийцы. Однако зачем тратить деньги, когда у тебя такой брат? – Ты, кстати, когда домой?
- А что, уже пора? – Хуан озадаченно смотрел на брата.
- Да, знаешь ли, у меня дела, все некогда. Я тебя повидал, душу отвел. Можешь ехать. Спасибо за визит.

Король Мартин, конечно, очень огорчился, узнав, что маршал убит. Как ни крути, а покойный приходился королю двоюродным братом по матери. Долго пришлось духовнику убеждать Мартина, что интересы державы требовали от него этой жертвы, и Бог непременно это учтет. Для успокоения совести Мартин приказал раздать милостыню нищим с просьбой молиться за упокой души маршала Лубко. Часть милостыни, как можно догадаться, прилипла к рукам королевского духовника Эстебана де Мендосы. Однако заподозрить святого отца никто не решался: застенки аутодафе работали на полную катушку.

Даты, события, люди

1191 г Кратковременное умопомешательство придворного Хайме. Едва было не накрылась программа по выведению новой породы придворных. Ибо походы предыдущих королей повывели всех придворных и рассадили их по герцогствам. А для продолжения Конкисты ой как были нужны люди.
22 октября 1192 г Замужество старшей дочери короля. Отдана в Бретань. налог 2352 монеты.
1193 г Наследник престола Аньфред, герцог Толедо, сходит с ума. Его новорожденный сын тоже не может похвастаться способностями. Хозспособности = 1. Боже, спаси Испанию.
22 марта 1195 г Маршал Лубко-шизофреник убивает свою мать канцлера Гюндюз. Приходится его ликвидировать. При дворе остается только один мужчина – 64-летний епископ Беренгер. Боже, ты будешь спасать Испанию или нет?

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 7 (1195-1200)

25.04.2006 08:34

Глава 7

Со смертью канцлера Гюндюз и маршала Лубко при дворе испанского короля естественным образом открылись две вакансии. И если с канцлерским постом проблему замещения удалось решить легко (новым канцлером стала последняя жена покойного короля Понса Светослава Пяст), то кандидатов на должность маршала попросту не было. А именно в маршале вскоре и возникла необходимость. Сумасшествие герцога Толедо привело-таки к неприятным, но давно ожидаемым последствиям. 28 июля 1195 года графиня Тобрукская Тереса Перес отложилась от герцогства Толедо. Мол, вот еще не было печали, ходить под полоумным герцогом. Нет уж, мы тут, в Тобруке, сами как-нибудь проживем. Чай, не первый год замуж охота, рассуждала незамужняя графиня.
Конечно, воевать против женщины нехорошо, но и подавать дурной пример колеблющимся вассалом негоже. Мартин решил помочь сыну в укрощении строптивой. В тот же день, когда было получено известие о мятеже, король поднял валенсийское ополчение (1800 человек, включая и нечеловеков, сиречь простых мужиков с вилами). Народ на эту непонятную усобицу собирался неактивно. Плыть за море, чтобы завоевать какое-то паршивое графство, не хотелось. Да и не разживешься очень-то – они ведь христиане, грабить и резать не разрешат. Вот и Хуан Мендоса отбрыкивался на все увещевания брата:
- Да ну его, с христианами воевать. Да еще с женщиной.
- Но ведь графиня – мятежница. Она презлым заплатила за предобрейшее, сама захотела властвовати и всем володети. Повинна смерти, - настаивал Эстебан.
- И я бы, поди, от сумасшедшего герцога отложился.
- Но-но, между прочим, «сумасшедший герцог» Аньфред – наш будущий государь.
- Боже, спаси Испанию.
- Сам дурак.
- Вот если бы король вспомнил о своих обязанностях крестоносца и повел нас на неверных, тогда… - гнул свое Хуан.
- Кстати, - решил выложить главный козырь Эстебан, - король Мартин решил организовать рыцарский Орден.
- Орден?
- Да, мне даже велели написать Устав. Думаю назвать его погромче. Что-то вроде Орден благоверных рыцарей Гроба Господня.
- Это интересно, - оживился Хуан, падкий до всего, от чего хоть немного несло рыцарской романтикой. – А для чего этот Орден?
- Он объединит вокруг короля всех самых верных и благородных рыцарей, которых его величество поведет за собой в Палестину, - знал, чем добить брата, Эстебан. – Но чтобы в него вступить, надо показать себя в деле… да хоть в тобрукском походе.
- Еду, - решил Хуан. – Диего, доспех, коня!
И постаревший, но еще крепкий, Диего радостно засуетился, снаряжая себя и сеньора в поход.

***
Под стенами Тобрука и состоялось провозглашение создания нового рыцарского Ордена. Король Мартин был единогласно выбран магистром. А в числе первых тридцати его членов значился и Хуан де Мендоса, сердце которого переполняло счастье. В тот же вечер братья беседовали в палатке, которую на двоих им разбил верный Диего. Все тот же Диего принес раздобытый где-то кувшин с вином – братья решили отметить этот день.
- Эстебан, не знаю, как и благодарить тебя.
- Можешь просто увеличить мою долю с доходов Мендосы, - скромно ответил Эстебан.
- Скажи, было трудно писать устав?
- Да не особенно. Взял устав тевтонцев, вычеркнул все, касаемое монашества, вуаля и готово. Эти рыцарские Ордена все до тошноты похожи один на другой.
- Но наш будет отличаться благородной целью, - воскликнул Хуан. – Не так ли?
- Конечно, - не стал спорить брат.
- И еще я…
- Да, елки зеленые, - рассердился наконец Эстебан. – Хуан, ты собираешься-таки разливать вино или мы так и будем всухомятку сидеть?
- Ой, конечно, - очнулся Хуан и начал разливать вино по чаркам.
- Ну, брат, как там у нас с женщинами? – Эстебан торжественно приподнял бокал, подмигивая брату.
- Да все так же, - покраснел Хуан.
- Ага, значит, мы все еще ищем идеал?
- Ну… - неопределенно покрутил рукой Хуан.
- Эх, дружище, не так ты ищешь. Опыт – он, знаешь ли, сын ошибок трудных.
- То есть?
- Я говорю, идеал надо постигать в сравнении. Нужно попробовать все. А потом сказать – это идеал.
- И это мне говорит священник.
- А кто, как не священник, должен в совершенстве постичь душу человеческую. Знаешь, сколько мне пришлось пройти, чтобы понять? Нет его, идеала-то. Бери, что само идет в руки и не сумлевайся.

А в королевском шатре шли совсем другие разговоры. Сегодня как раз к стенам Тобрука подошли полки Аньфреда Толедского. По этому поводу в шатре шел совет, на котором, кроме августейших отца с сыном, присутствовали епископ Беренгер и маршал Аньфреда. Поглядывая на устроившегося в углу сына, занятого пусканием слюней и ковырянием пальцем в супе, король говорил:
- Долго сидеть здесь я не могу. Церковь требует от меня немедленного похода на неверных.
- Ваше величество… - попытался встрять епископ.
- Требует, требует, ваше преосвященство, не спорьте. И так мне уже в лицо не стесняются тыкать благочестием. Мол, где оно у короля Испании? Где, я вас спрашиваю? Вот вы, маршал, из Толедо. Что там говорят по этому поводу?
Маршал покраснел:
- Не смею произнести, ваше величество.
- В заднице, говорят, благочестие у нашего короля, - хихикнул в углу Аньфред.
- Вот, - недовольно посмотрел король в угол, - в этой самой… А я тут с бабой воюю.
- Гы! – заржал Аньфред. – С бабой! – и перекувыркнулся через голову.
Никто вслух не произнес, но все подумали: «Боже, спаси Испанию».
- Могу я оставить осаду на вас, маршал?
- С вами бы понадежнее было, ваше величество, - боязливо посмотрел маршал в угол, где Аньфред вылавливал ложкой из супа куски мяса и ловко пускал их в камердинера. – Не ровен час, еще погонит нас на штурм.
- Не успеет, - Мартин подошел к сыну и отнял у него ложку. – Осада близка к завершению. Графиня вот-вот сдастся. Вам останется только навести тут порядок и все. Главное, не безобразничайте. Чай, не чужой город берете.
- Так-то оно так, - поежился маршал, - только с их высочеством всего можно ожидать.
А их высочество, двадцатилетнее дитятко, подкралось сзади к стражнику у входа и одним махом выплеснуло ему содержимое миски под кирасу.
- Буга-буга! – и радостно засмеялось.
Король отвесил сыну подзатыльник:
- Уймитесь, герцог, - и обратился к стражнику: - Сходите переоденьтесь. Мы тут сами как-нибудь.
Стражник только успел поставить алебарду, как на него наскочил запыленный мужчина. Лапша из-под кирасы полетела во все стороны.
- Стой! Куда?
- Срочное донесение королю.
- Что такое? – вышел на шум король.
- Ваше величество, скончалась ваша тетка, управляющая Аделаида.
- Все. Немедля еду домой, - решил Мартин.

***
Прибыв в Испанию, король обнаружил при своем дворе двух достойных мужей, Рамира Бари 38-ми лет и Марте Кастельвела 59-ти. Рамир Бари эдакий закаленный вояка немедленно получил должность маршала. Место управляющего решено было пока не занимать, а оставить для подрастающей королевской сестры Элионоры. В свои пятнадцать девушка была чрезвычайно умна, даром, что блондинка. Маршалу же, чтоб лучше служилось, король пообещал Элионору в жены. Бравый вояка с нетерпением начал ждать взросления невесты. Принцессе тоже очень понравились усы нареченного. Ибо по величине усов, как говорила ей мама, можно было судить о величине рыцарского достоинства, то есть о мужестве, храбрости и благонравии. Разумеется, девчушка тут же влюбилась в маршала. И так ей затмили свет эти пышные усы, что весной 1196 года произошло именно то, что и должно было произойти. Дабы покрыть грех, епископу пришлось немедля обвенчать молодых (да ранних). Да, как оказалось, пышные усы – это действительно здорово.
Король Мартин лишь слегка пожурил торопыг, но в душе, конечно, не мог не радоваться счастью сестры. Кроме того, мысли его были заняты предстоящим крестовым походом. И не куда-нибудь, а в Финляндию, где, по словам епископа, можно было отыскать следы пребывания апостола Андрея.
Но прежде чем отправиться в первый поход под знаменем Ордена благоверных рыцарей Гроба Господня, король и магистр Ордена решил собрать первый капитул, дабы соблюсти все рыцарские формальности.
Благоверные рыцари съезжались в Валенсию со всей Испании. Среди прибывших на зов магистра был и Хуан де Мендоса. Орденцев провожали в украшенную парчой и великолепно уставленную залу. Вдоль стен стояли венецианские зеркала, мебель тончайшей работы лучших европейских мастеров. Меж зеркалами висели хоть и не очень умело, но со старанием написанные портреты королевской семьи.
Члены капитула чинно рассаживались за круглым столом. Слуги подносили вино и закуски. Гремели тосты и хвалебные речи. Король умиленно смотрел на собрание и шептал своему духовнику:
- Отец Эстебан, разве не прекрасно это единение всех лучших сил Испании во имя благой цели?
- Да, ваше величество, это просто потрясающе, - соглашался Эстебан, на секунду отрываясь от перепелиного крылышка.
- Друзья мои, - прогремел бас маршала Рамира, - клянусь нашему королю и магистру служить верно и честно, сокрушать врагов веры без жалости и к ним и к самому себе. Слава королю Мартину!
- Слава королю Мартину! – неистово ревел весь зал.
- Слава королю Мартину, - кричал и Хуан Мендоса.
А король Мартин лишь смахивал наворачивавшиеся слезы и шептал: «Как это прекрасно». Наконец, он встал:
- Благодарю вас, благородные рыцари за честь, которую вы оказали мне, явившись на мой зов. Но дела государственные вынуждают оставить меня это застолье.
Вот тут-то, после ухода государя, и началось самое интересное. Если поначалу присутствие коронованной особы как-то еще сдерживало бедных провинциалов, то с его уходом дорвавшиеся до дармового угощения гости показали себя во всей красе. Первые минуты не было слышно ничего, кроме сплошного чавканья, бульканья и хлюпанья. Затем послышалось «Ну, за короля!», «За королеву», «За султана, чтоб ему…», «За королевскую кобылу». «А ты чего за кобылу не пьешь?» «За дам - стоя!» «Я те вот ща как дам за дам» «А я не дам» «Вижу, что мужик» и т. п. Потом послышались звон посуды, скрип опрокидываемой мебели, звуки оплеух, треск костей и шорох высыпающихся на пол зубов. Хорошо хоть оружие у благородных сеньоров отобрали при входе. Эстебан де Мендоса минут за пять до начала этих событий по стеночке, по стеночке, да и в дверь. А вот Хуан замешкался, пытаясь угомонить разошедшихся не на шутку соседей. За что и схлопотал табуреткой по морд… т. е. по лицу.
Оставшиеся в живых (в смысле, еще способные держаться на ногах), не удовлетворившись разгромом залы, повалили на улицу с криками: «Бей жидов, спасай кого-то!» «А зачем евреев-то?» «Так они же этого распяли, как его, ик! Не помню» «Вот щас изловим, навтыкаем, сами сознаются, кого они там распяли». И гомонящая толпа орденских рыцарей побежала в направлении рынка. После их ухода в залу начали осторожно входить оруженосцы павших в неравных боях с вином рыцарей.
Диего почти со слезами на глазах пытался отыскать в грудах битой посуды, обломках мебели, порванных и заблев… парчовых штор своего сеньора.
- Сеньор Хуан, - жалобно звал этот достойный предшественник Санчо Пансы.
Наконец, ему удалось разглядеть знакомые сапоги на мужчине, лицо которого было до неузнаваемости покрыто недопереваренным содержимым чьего-то несдержанного желудка.
- Сеньор Хуан, - бросился он к хозяину.
- Гм, Диего? Где я? Что произошло? – Хуан привстал и огляделся. – Мда, заснул на собрании орденского капитула, а проснулся в каком-то свинарнике.
- Дык, жизнь штука сложная. Не все, что хрюкает, свинья, не все, что в латах, благородный дон, - философски заметил Диего, помогая сеньору отряхиваться.

Утром следующего дня управляющая Элионора стояла перед братом королем вся зареванная:
- …и парчи на сорок полновесных реалов. Ведь всю, простите меня, загадили эти «благородные орденские братья».
- Ну уж это-то все? – устало в который раз спросил король.
- Не совсем, ваше величество. Там к вам еще депутация от валенсийских евреев.
- Господи, этим-то чего надобно?
- Не знаю, но догадываюсь. Звать?
- Зови, - махнул Мартин рукой.
Вслед за знаком управляющей стражник распахнул двери, и в залу вползла, униженно кланяясь, семенящая толпа евреев.
- В чем дело, любезнейшие? - поморщившись, поинтересовался король.
- Шалом, ваше величество, - смиренно поклонился ниже всех самый старший. – Мы, бедные евреи, просим у вас защиты от каких-то бандитов, напавших вчера на наши лавки.
- Кто такие? – грозно насупил брови Мартин.
- Орденские братья, - подсказала ему сестра.
- Гм, почтеннейшие, - повернулся снова король к евреям. – Во-первых, оказывается, это никакие не бандиты. А во-вторых, что им было нужно от вас?
- Они пытались выяснить, кого мы распяли. Но видит всемогущий Бог, никого мы не распинали. Мы всего лишь бедные евреи. Я распинал? Боже мой, не смешите мои тапочки. Каждый знает, что в нашем королевстве распинать можно только по приказу короля.
- Элионора, - король растерянно посмотрел на сестру, - я им случайно ничего не приказывал? Кажется, нет. Так какого же пса?! А ну, пейсатые, геть отседова! – Мартин разошелся не на шутку.
- Но возмещение… - попытались упорствовать потерпевшие.
- Геть, я сказал! Вон! А не то всех попру из Испании! Напраслину возводить на благородных рыцарей!
Евреев словно ветром сдуло. Осталась от них только забытая тапочка на полу. Та самая, которую их старейшина просил не смешить.
- Однако они в чем-то правы, - робко подала голос Элионора.
- Сам знаю, что правы, - пробурчал король. – Только что, мне в угоду им христианских дворян под суд отдавать? Мда-а, не ожидал от рыцарей такого поведения. Пожалуй, от греха подальше, пора их в поход отправлять. Авось, там образумятся. Маршала ко мне.

***
В апреле 1196 года армия крестоносцев отплыла от берегов Испании и направилась на поиски следов апостола Андрея в Финляндию. Путь занял полгода. Много случилось происшествий за это время. Но мы упомянем лишь об одном. В славном городе Копенгагене местный епископ каким-то образом прознал про тайну смерти экс-маршала Лубко. У духовника Эстебана мелькнуло подозрение, что это сам король признался епископу на исповеди. Несчастный Мартин со слезами на глазах согласился искупить грех великим пожертвованием на копенгагенский кафедральный собор. Еще более несчастный Эстебан едва не рехнулся, когда у него на глазах с корабля на берег сгружали мешочки с 1600 реалами. «Во дурак!» - только и мог он подумать про короля.
25 октября 1196 года армия высадилась в Карелии, где ее уже поджидали полки герцогов Карельского и Эстонского. Немедля было послано объявление войны мерзопакостным племенам суоми. Рыцарское воинство рассыпалось по Финляндии в поисках следов пребывания Андрея Первозванного. За каждую находку король обещал награду, а епископ Беренгер отпущение грехов. Рыцари ринулись грабить и жечь несчастных чухонцев в надежде на грядущее прощение всех грехов.
В первый же день войны королю принесли с десяток якобы черепов апостола, полсотни берцовых костей и несчетное множество вещей, якобы из личной сумы Первозванного. Разумеется, каждый требовал себе награды. Но тут же открывалось, что черепа и кости выкопаны на ближайшем чухонском погосте, а вещи отняты у несчастных туземцев. Мартин в ужасе хватался за голову. В надежде очистить войска в бою он повел их на вражеские крепости. Хуан, уставший от безделья, с восторгом принял эту новость. К его чести нужно сказать, что если в грабежах он был последним, то в осаде и бою – первым.
15 декабря 1196 года пал Нюланд, 3 февраля 1197 года – Финланд. В марте из Тавастов пришло известие о поражении герцога Карельского. Королевская армия двинулась туда. Разбила в честном (если не считать трехкратного превосходства в численности) бою туземцев и осадила город. Сюда, под стены Тавастов, и пришло известие об очередных неурядицах в герцогстве Толедо. Теперь забузил граф Куэнки. Канцлер Аньфреда просил помощи у могучего короля. Мартин распорядился послать на изменника силы герцогини Кордовской Гилинды, своей супруги. Однако, судя по всему, надо было возвращаться самому, а проклятая война никак не отпускала. Следов пребывания апостола до сих пор отыскать не удалось, Тавасты не сдавались, война начинала надоедать христолюбивому воинству. Город решено было брать штурмом.
В предрассветной мгле авангард из добровольцев под командованием Хуана де Мендосы прокрался под стены Тавастов. Тихо и незаметно удалось приставить лестницу, и первым начал взбираться сам Хуан. Сделать это ему удалось быстро и без проблем. Проблемы начались дальше, когда проснувшийся стражник истошно завопил. Резкий взмах мечом, и бедолага с перерубленным горлом рухнул на доски помоста. Однако тревога была поднята. Со всех сторон сбегались очумелые чухонцы и бросались на смельчаков, которые пытались пробиться к воротам. Наконец, это им удалось. Хуан распахнул створку, впуская главные силы:
- Во славу Христа! – радостно вопил он.
- Во славу …ста! – ревела несущаяся орда изголодавшихся по грабежу крестоносцев.
Бой фактически прекратился, началось избиение. Орденские братья рубили всех, попадавшихся под руку – воинов, стариков, женщин, детей. Врывались в дома и начинали измываться над испуганными поселенцами. Верховный шаман со своими слугами пытались укрыть хоть часть несчастных в здании храма, но это, само собой, не могло остановить христиан. Первым от удара маршала рухнул с проломленной головой сам шаман. Заглянув внутрь храма и не найдя там ничего ценного, крестоносцы заперли его снаружи и подожгли вместе с находившимися внутри людьми.
Хуан едва не сошел с ума от происходящего. Более всего его угнетала мысль, что именно его геройство открыло ворота перед этой жаждущей крови толпой озверелых рыцарей.
- Да какие вы рыцари! – со слезами на глазах пытался он образумить беснующуюся толпу.
- Сеньор, - подбежал к нему Диего, - смотрите, чем я сумел разжиться, - и принялся показывать хозяину какой-то мешок с барахлом.
- Уйди, паскуда, с глаз моих! – замахнулся на него Хуан.
- Чего это с ним? - недоумевал Диего, на всякий случай скрываясь за углом башни.
Король Мартин в город вступил лишь к вечеру. Взору его предстала картина полного истребления всех и вся.
- О Господи, - только и мог креститься он. – Неужели это все сделали мои рыцари Гроба Господня?
- Да, ваше величество, - отвечал ему Эстебан, вечно сопровождающий монарха, - сильна злоба праведная на нечестивых язычников.
- Но ведь Христос завещал нам любовь.
- Правильно, ваше величество.
- И не Он ли говорил, возлюби ближнего своего и прости врагам своим?
- Но не врагам Господа, - назидательно приподнимал палец, унизанный перстнями, его духовник.

Такая война окончательно опротивела королю. Поспешно взяв на капитуляцию на самых выгодных условиях Сатакунту и Остерботтен, Мартин провозгласил создание герцогства Финляндия и отплыл в Испанию. А в Испании полки герцогства Кордова сломили сопротивление графа Куэнки, взяли с него откуп 1300 монет и вернулись домой, предоставив Аньфреду Полоумному самому добивать врага.
Плавание назад было ничем не примечательно (ну, разве что маршал умудрился подхватить кишечных паразитов). Король практически не покидал каюту, не желая видеть довольных рож своих «благородных» рыцарей, проигрывающих друг другу добычу.
- Нет, - говорил он своему духовнику, - я, король, должен искать опору своей вере не в растленном рыцарстве, а в народе.
- Ваше величество, поверьте мне, народ это быдло.
- Нет, нет, отец Эстебан, ты не понимаешь. Народ свято верит католической церкви и любит своего государя. И я докажу тебе это, как только мы вернемся домой.

***
Однако доказать это сразу по возвращении Мартину не удалось. Как только он вернулся в Валенсию, его закрутили дела. Перво-наперво маршал Рамир потребовал дать пир благородным героям похода. Скрепя сердце король согласился. Во что это вылилось, думаю, пояснять не надо. Достаточно будет сказать, что управляющая Элионора сразу после пира впала в состояние жуткого стресса.
Затем от Аньфреда Толедского отделились епископы Тобрука и Альмансы. Если с тобрукским епископом удалось все уладить полюбовно, т. е. он согласился утихомириться, став вассалом лично короля Мартина, то в войну с Альмансой вмешался жадный немецкий Габсбург. Альмансу пришлось присоединить к домену короля.
В ходе войны с Альмансой ко двору Мартина прибился некто Сунифред, здорово обиженный тамошними властями. Этот сеньор оказался таким бойким предпринимателем, что король с удовольствием освободил свою впавшую в стресс сестру от обязанностей управляющей.
Затем, словно сговорившись, королю принялись надоедать канцлер и епископ. Мол, мы так верно и долго служим вам, так нельзя ли нам?.. Пришлось выделить по 470 реалов каждому. После этого Мартин оделся попроще (то есть не в золото, а в серебро), взял суковатый посох, закинул за плечи торбу и отправился в народ.
- Я вам докажу, что остались еще честные испанцы, - погрозил он перед уходом Эстебану.
- Очень на это надеюсь, - с едва уловимой иронией в голосе ответствовал святой отец.
Короля не было долго, часа два. Придворные начали уже волноваться. Маршал Рамир едва не поколотил отца Эстебана:
- Как вы могли отпустить его величество? Вы что не знаете, какое это быдло, народ? А если что случится, а? Аньфред Полоумный, Боже, спаси Испанию, нас всех погубит.
Бедные придворные закрестились: «Боже, спаси Испанию». Напряжение все росло. Наконец, к маршалу подошел дворецкий и шепнул на ухо:
- Сеньор, там, в ворота, какой-то бомж ломится. Я, говорит, король. Повесить?
- Я тебе повешу! – взревел маршал, бросаясь вниз по лестнице. Толпа придворных поспешила следом.
- Где тут король? – рявкнул маршал на капитана.
- Этот сумасшедший что ли? Вон, в караулке сидит до выяснения, так сказать. Он, было, кобенячиться начал, так мы ему ввалили самую малость, чтобы…
Но маршал уже не слушал. Он подбежал к караулке, дал в зубы стражнику и распахнул дверь…

Эстебан подул на ложечку и поднес ее к посиневшим губам короля. Несчастный Мартин лежал в постели с компрессом на лбу и перевязанным левым глазом.
- Воот, ваше величество, кушайте кашку. Кашка сегодня вкусная. Ням-ням, - приговаривал Эстебан.
- Эстебан, - простонал король, - за что? Я им… А они меня… Лучшую цепь серебряную отняли и прикарманили, перстень фамильный стырили, да еще в глаз дали, - голос Мартина все повышался. – Быдло! Быдло!! Быдло!!! – заорал он в лицо Эстебану, разбрызгивая кашу.
- Ну, быдло, ваше величество, ну, и ничего страшного. Чего кричать-то? Теперь вы сами убедились. Вы кашку-то кушайте, поправляйтесь.
На минуту воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая увещеваниями скушать еще ложечку.
- Эстебан, я там, на рынке, слышал, что какие-то мерзавцы шастают по Испании и выманивают у простодушных людей деньги. Якобы под сотворение Чудес.
- И? – Эстебан слегка напрягся, ложка с кашей дрогнула, и приличный шматок овсянки заляпал сутану святого отца.
- Ну, вы там, в провинции, кстати, часто бываете. Разберитесь в вопросе. Если надо, примените аутодафе.
- Непременно, ваше величество, - ответил Эстебан, отряхивая кашу с сутаны.

Стресс, в который король впал после своего хождения в народ, затягивался. Это отражалось, прежде всего, на финансах государства. Держава крепко стояла на ногах, и свалить ее каким-то паршивым стрессом было не так уж и легко. 11 доменных провинций и 40 вассалов еще могли обеспечивать ежемесячный доход в 47 реалов, в казне числилось 12300. Страшнее… Нет, не страшнее, а интереснее, было другое. Отец Эстебан начал замечать за королем легкое охлаждение к вопросам религии. Мартин уже не так истово молился, мог вообще забыть подойти к причастию, мог запросто заснуть во время богослужения, перестал на исповеди признаваться в таких грехах, как ковыряние в носу или пуканье за обеденным столом. «Это интересный поворот», - размышлял Эстебан. – «Что-то будет дальше?»

Даты, события, люди

1196-1197 гг Война с племенем Суоми. Создание герцогства Финляндия. На момент победы благочестие +95.
9 июля 1196 г Отдано во искупление греха 1600 монет.
1 апреля 1199 г Стресс у короля Мартина.
1 января 1200 г 11 доменных провинций, 32 герцога-вассала, 8 графов, 47,36 монет ежемесячного дохода, 12300 монет в казне, 179 тысяч мобилизационный потенциал.
Однако ситуация несколько осложняется сумасшествием наследника Аньфреда, герцога Толедо. Ежегодно отделяется кто-то из вассалов. Боже, спаси Испанию.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 8 (1200-1205)

27.04.2006 08:58

Глава 8

Осенью 1200 года скончался епископ Беренгер. Двор был ошарашен неожиданной реакцией на это короля Мартина. Думали, он будет сокрушенно молчать, рыдать над гробом, молиться, а то и инициирует процедуру причисления покойного к лику святых – да что угодно, только не… Выслушав от духовника известие о смерти епископа, Мартин произнес:
- Хорошо, что детей успел нарожать, хоть какая-то польза, - и отправился на охоту.
Слухи о безбожии короля вспыхнули с новой силой. Благочестие монарха в глазах народа продолжало стремительно падать, несмотря на неутомимую работу застенков аутодафе отца Эстебана. Но что могут сделать кучка палачей и несколько священников, если сам король неустанно дает повод позлословить? Мартин все реже посещал службу, пропадал на охоте. Пользуясь отсутствием жены, герцогини Кордовской, он неутомимо демонстрировал придворным дамам да и просто служанкам, что и на пятом десятке есть еще пыл… в половицах.
Эстебан был не на шутку обеспокоен. Со смертью епископа и стрессом короля положение церковников заметно пошатнулось. Король вышел из-под их влияния и пока не подпал ни под чье другое. Наступили трудные времена для придворных. Никто не знал, перед кем заискивать. Борзые щенки заждались своего хозяина, а он пока не определялся. Эстебан де Мендоса решил ненадолго уйти в тень/залечь на дно/свалить на хазу, то есть уехать к брату.

***
В деревне было сейчас хорошо, гораздо лучше, чем в городе. Хотя, если честно, там было хорошо всегда, а уж с городом и сравнивать нечего. Жирные деревенские свиньи вольготно лежали в широких деревенских лужах, в пику своим городским подругам, вынужденным ютиться в узких канавах. Крестьяне селились просторно, отгораживаясь друг от друга высокими заборами. И каждый мог гадить на своей территории, не причиняя неудобства соседям (запах не в счет, к запаху в деревне и так привыкли). Не то дело в городе, где идя по узким улочкам надо успевать смотреть не только под ноги, дабы не встрять в кучу нечистот, но и наверх – иначе рискуешь получить на шляпу содержимое ночного горшка, выплескиваемое из окна второго этажа. Или ночные прогулки с девушкой(или парнем, кому как). Ну, разве можно представить себе ночную прогулку с девушкой по городу? Ужас и кошмар. Вас схватят в темном переулке добры молодцы и поступят, как злые. То есть ограбят и надругаются по очереди… над обоими. А в деревне? Да гуляй, где хочешь, сиди под любым кустом, ни одна собака тебе ничего не скажет. И не потому, что собаки разговаривать не умеют, а потому, что в твоих мозолистых руках может оказаться какой-нибудь дрын - оружие средневекового пролетариата.
Братья подолгу гуляли среди этого рая земного. Хуан отводил душу, повествуя брату о бурных событиях своей деревенской жизни:
- …а она все-таки отелилась. То-то радости было. Помнишь мою гончую? Да, так вот, представь себе, принесла четырех щенков. Славные псы вырастут. А Диего помнишь, оруженосца моего? Женился. На старости лет. На моей экономке.
- А ты-то когда? – улыбаясь, спрашивал Эстебан.
- Было бы на ком, хоть завтра.
- Ну, обрати внимание на соседку из Тобоссо.
- На Дульсинею? Тьфу, бородавка на носу.
- А Мария из Кабе-Верде?
- Какая Мария, дочь барона?
- Нет, просто Мария.
- Глупа.
- А Марианна? Знаешь, какая богатая?
- Вечно плачет. И неопрятна.
- Так и останешься бобылем, дожидаясь свой идеал.
- Поживем – увидим.
И такие разговоры между братьями длились до бесконечности. Если Хуан был рад самой возможности поговорить с кем-либо, равным по званию, то Эстебан наслаждался возможностью послушать бесхитростную болтовню брата, а не признания очередного грешника под пыткой или исповедь короля. Сходили они и на берег Гюльчатай-пруда. Хуан, было, опять начал приставать к брату, мол, что тот хотел здесь увидеть в детстве. Но Эстебан в ответ лишь улыбался и молчал.
Деревенскую идиллию лишь изредка нарушали визитеры из Валенсии. Заплечных дел мастера слали отцу Эстебану отчеты о проделанной работе и запросы инструкций.
- Ого, да ты у нас большой человек, - заметил как-то Хуан, заглядывая в письмо через плечо брата.
- А ты у нас разве грамотный? - посмотрел тот на него.
- Ну, есть немного, - засмущался Хуан. – Так, с тоски зеленой, деревенской подучился малость у приходского священника.
- Я начиная беспокоиться за тебя. Грамота, она еще ни одного рыцаря до добра не доводила.
- Это еще почему?
- Да потому. Твое рыцарское дело какое? Махать мечом куда покажут. У рыцаря голова должна быть подобна шлему – ведро ведром. Чем наполнят, то и неси. А теперь ты, не дай Бог, еще задумываться начнешь, зачем да почему. И хреновый из тебя будет рыцарь.
В октябре 1201 года до Мендосы докатилось известие о мятеже графа Лиссабонского против герцога Толедо. Король Мартин приказал герцогу Бадахоса идти на неверного вассала со всеми своими силами. Ни Хуан, ни Эстебан на войну не поехали. Сами там уж как-нибудь… 2 января 1202 года Лиссабон пал. Изменнику удалось скрыться, а город был на время присоединен к домену короля, ибо, как считал Мартин, не вся еще измена в провинции выкорчевана. Именно это событие и изменило спокойное течение жизни в Мендосе.
Как-то утром, распечатав очередной пакет, Эстебан сказал брату:
- Ну вот и все, конец малине. Король вызывает. Может, поедешь со мной?
- А что, и поеду, - решил Хуан.

***
- Отец Эстебан, теперь – главное, - король кивнул тайному советнику Арталю, своему зятю.
Арталь встал, поправил перевязь и сказал:
- Неспокойно нынче в Лиссабоне. Гнусные сепаратисты ждут возвращения своего графа. Отказываются почитать кардинала всея Испании. Мол, он ведет далеко неправедную жизнь, мол, весь клир погряз в разврате, и даже духовник самого короля…
- Так, так. И что там духовник самого короля? – оживился Эстебан де Мендоса, сидящий в огромном кресле напротив короля.
- Извините меня, святой отец, но они говорят, что и сам духовник короля не брезгует наживаться на Чудесах господних.
- Клеветники! Ну, погодите у меня ужо!
- Вот, отче, - король похлопал Эстебана по руке, - поэтому-то я вас и пригласил. Было бы хорошо, если бы вы сами съездили в Лиссабон и разобрались в ситуации на месте. Там, кстати, до сих пор нет ни одного представителя святого аутодафе.
- Ваше величество, я покрою землю кострами, а небо дымом от грешников.
- Вот и отлично. Только учтите, что положение несколько осложняется свирепствующей там оспой.
- Все в руках Господа, - произнес Эстебан, вставая и откланиваясь.
Домой он вернулся в состоянии сильного возбуждения и с порога закричал:
- Хуан! Мы уезжаем. Хуан!
Никто ему не отозвался.
- Черт знает что такое! Куда запропастился этот любитель шпор, мечей и прочей дребедени?
На ругань хозяина открылась дверь чуланчика, из которого показалась заспанная рожа Хорхе:
- Сеньора Хуана не было с самого утра.
- Елки-палки, куда он делся? Что с ним случилось?

А с Хуаном не случилось ничего особенного, если не считать, что он попросту влюбился. И не в кого-нибудь, а во фрейлину вдовствующей королевы Светославы Пяст. Родители Марины приехали с королевой из Польши да так и остались в Валенсии. Марина была их единственной дочерью, и именно сейчас вступала в тот волшебный возраст, когда мужчины внезапно начинают замечать существование еще недавно маленькой и непривлекательной девушки. И наш шибко капризный в выборе идеала провинциал был сражен наповал, моментально перезабыв все требования, которые он собирался предъявить своей избраннице. Его словно поразила слепота. Нет, он не видел, что она может сморкаться, потеть и даже, пардон, справлять естественные надобности. И пусть будет благословенна эта слепота.
Хуан вернулся лишь под утро, намурлыкивая себе под нос что-то веселенькое.
- И где же это мы шляемся? – сурово встретил его брат.
- Ну, это… - замялся Хуан.
- Ладно, некогда, потом расскажешь. Нам ехать пора.
- Куда?
- В Лиссабон.
- Но мне нужно… - Хуан хотел сказать «нужно попрощаться».
- Что нужно?
- Да…
- Так, только быстро. Не мешкай, - Эстебан толкнул брата в нужник. – Тужься сильнее, нам некогда. Пора костры палить в Лиссабоне, - зловеще добавил он.

Путешествие не отняло много времени. Дорога на Лиссабон была хорошо наезжена. В пути никто не мешал братьям. Да и кто мог помешать, если придорожные деревья местами были щедро увешаны отловленными разбойниками и просто подвернувшимися под горячую руку крестьянами.
В окрестностях Лиссабона действительно свирепствовала оспа. Поэтому Мендосы старались избегать населенных пунктов, ночевали на свежем воздухе, благо, Диего не утратил своей сноровки и довольно ловко ставил шатер.
И вся бы дорога обошлась без происшествий, если бы Эстебану чего-то не приспичило завернуть в замок одного барона. «Уж больно надоело муравьев из постели выгребать», - честно прокомментировал он свое решение. Нет, вы не подумайте чего плохого про барона. Ведь о мертвых лучше вообще ничего. Он уже два месяца как гнил на местном кладбище – оспа, она на чины не смотрит, ибо неграмотная. Как бы то ни было, а заночевали под крышей.
Утром Хуан встал и не нашел брата. В принципе этому удивляться не приходилось. «Наверняка какую-нибудь смазливую горничную нашел», - решил Хуан. Но тут в комнату влетел Диего:
- Сеньор! Там отца Эстебана!..
Закончить ему не удалось, так как Хуан резко оттолкнул его от двери и бросился к выходу. А во дворе творилось что-то невообразимое. Простолюдины сновали туда-сюда, стаскивая в кучу какую-то рухлядь. Рыжий здоровый мужик, вооруженный изрядным дрыном, влез на телегу и орал во все свое луженное горло:
- Порадеем, братья, и оспа отступит! Очистим огнем скверну. Жертву! Жертву Господу!
И толпа подхватывала:
- Жертву!
- Кто это? – обратился Хуан к пробегавшему мимо крестьянину.
- О, это Мигель.
Хуан хотел было расспросить поподробнее, но тут заметил привязанного к телеге брата. Тот сидел и с истинно философским спокойствием слушал Мигеля.
- Эстебан! Что происходит?
Эстебан оторвал взор от орущего дети и посмотрел в сторону брата:
- Хуан.
- Да. Я спрашиваю, что происходит?
- Да видишь ли, брат, они меня сжечь собираются. Так сказать, в жертву принести.
- Тебе помочь?
- Если не трудно. Да, и того детину не пришиби, он мне интересен.
Хуан метнулся назад в замок и выскочил оттуда уже с мечом. Сзади его подкреплял Диего. Меч, вращаясь словно крылья мельницы, врубился в толпу мужиков. Те, не долго думая, хлынули в разные стороны, опережая даже разлетающиеся вокруг куски мяса, отрубленные конечности и головы – Хуан, конечно, не знал, что такое Шао-Линь, но махал мечом ничуть не хуже узкоглазых монахов. Не отступила лишь кучка людей вокруг Мигеля, но какое они могли оказать сопротивление вооруженному профессионалу? Через минуту все было кончено. Двор опустел. Мигель лежал оглушенный в лужах крови своих соратников.
- Позволь, я отрублю ему голову, - попросил Хуан у брата.
- Нет, зачем же? Полезный человек. Ты слышал, как он поднял народ? Молодчина! Мне такой сгодится. Однако, интересно встречает нас Лиссабон. Ехали костры зажигать, да чуть было, сами не поджарились, - Эстебан весело засмеялся. – Это дело надо как следует отметить.
Мигель оказался не только хорошим демагогом, но и человеком неглупым. Он сразу оценил ситуацию и с легким сердцем согласился служить своей бывшей жертве.
На следующий день путники добрались до Лиссабона. Эстебан с Мигелем резво взялись за дело. Дрова на центральную площадь города не успевали подвозить. Из-за этого пыточные казематы переполнялись ожидающими своей очереди еретиками и изменниками (а кем же еще?). Правда, когда на дым ушла парочка нерадивых возчиков, дело пошло веселее.
18 июля 1202 года Эстебан с чистой совестью и закопченным лицом мог рапортовать в Валенсию: «Инквизиция в Лиссабоне учреждена. Измена выкорчевана».

***
Дела в державе испанской мало-помалу шли. А куда они денутся? На обратном пути из Лиссабона Эстебан де Мендоса завернул в Севилью. Оставил он ее освобожденной от денег и ислама. Во всей Испании оставалось только десять городов, не принявших всех благ, связанных с католицизмом – красивых служб, монастырей, церковной десятины, костров и инквизиции. «Оставим на потом», - махнул рукой Эстебан и поспешил в Валенсию.
Спешить было самое время, потому что на горизонте начала вырисовываться новая придворная партия. Это дочь короля управляющая Констанса (Сунифред благополучно помре) и ее муж, тайный советник Арталь. Надо было спешить засвидетельствовать свое, так сказать, с кисточкой.
Принцесса Констанса, умная женщина, совсем не напоминала своего старшего брата, Аньфреда Полоумного. Глядя на нее, так и хотелось воскликнуть: «Ну, Боже, спаси же Испанию! Дай порулить принцессе, а не этому слюнопускателю».
И тут-то Всевышний решил смилостивиться над несчастным королевством, истерзанным ожиданием грядущего царствования. 8 июня 1203 года Аньфред, герцог Толедо, скончался в расцвете лет и умопомешательства, оставив троих сыновей. То-то был праздник по всей державе. Горевал лишь один отец покойного, король Мартин. Он любил повторять:
- Мне-то что, я все равно не доживу до воцарения Аньфреда. А вот вам есть, о чем переживать, хе-хе.
И Господь, а вместе с ним и государь, оказались не без чувства юмора. Следующим наследником короны Сунифреда Освободителя был объявлен сын умершего герцога, девятилетний Сунифред. Узнав об этом, весь двор в один дух выговорил:
- Боже, спаси Испанию и нас грешных.
Малолетний наследник уже успел прославиться непроходимой тупостью (способности к дипломатии – троечка, к управлению – двоечка) и безграничной мстительностью. Говорили, что еще в пятилетнем возрасте его цапнул во дворе петух. Так став герцогом Толедо, он первым делом приказал изловить и зажарить обидчика. А потом самолично съел его до последнего клочка мяса. От таких рассказов у несчастных придворных пробегал мороз по коже. Господь явно потешался над несчастной страной и ее обитателями. Куда канула плеяда блестящих королей, создавших эту державу? Бог весть.

И в жизни наших героев произошли приятные изменения. Начнем с того, что Хайме де ла Куэва, когда-то излеченный Эстебаном от сумасшествия, стал маршалом Испании. Он не забыл своего воспитателя и всячески выказывал ему свое уважение. Тоже, знаете ли, не последнее дело при дворе капризного монарха. Сам Эстебан, будучи освобожден королем Мартином от ежедневного выслушивания его религиозных сомнений, полностью отдался своему детищу – аутодафе. Мигель оказался незаменимым помощником в этом благородном деле. У него был острый нюх на ересь и измену. Вскоре народ стал бояться этого молчаливого помощника больше, чем самого Эстебана.
Хуан женился на Марине и увез ее в Мендосу к матери, Санче. Надо сказать, что по этому поводу меж братьями дело едва не дошло до серьезной ссоры. Эстебан по своей гнусной привычке начал подначивать Хуана:
- А что, дружище, неужто нашел идеал?
- О да!
- Что, и не сморкается? Не кашляет, из подмышек не пахнет?
- Эстебан, прекрати!
- Да мне просто интересно, что такое идеал воочию. Неужто и в зубах не ковыряется? И под ногтями грязь не скапливается? Ну, надо же!
Тут уж Хуан не выдержал. Сильно толкнув брата, он бросился к выходу, заявив, что больше сюда ни ногой.
- Ну и катись к своим навозным кучам, - крикнул ему вслед Эстебан. – Чесслово, как маленький. И не скажешь, что уже под сорок.

***
Испания, несмотря на кажущуюся заброшенность Богом, худо-бедно продолжала свою историю. В 1204 году были заключены союзы с императором Германии Леопольдом и королем Англии Генрихом. Тайный советник Арталь наводил порядок в делах внутренних, его жена Констанса ловко выколачивала налоги из населения. Маршал Хайме осваивал военное дело, разрабатывая коварные планы нападения на соседей. Король Мартин начал предаваться удовольствиям, во дворе не переводились всякие жонглеры и трубадуры. Церковь, ясное дело, смотрела на это осуждающе, что не могло не сказаться на его благочестии, а значит, и на репутации. Герцогство Толедо под управлением Сунифреда перестало разваливаться на части. Вассалы герцога изрядно побаивались его пресловутой мстительности. Зато взамен начала распадаться Германская империя. Пока этот процесс шел робко и неуверенно, но сепаратизм имперских вассалов явно набирал обороты. Король Мартин на это взирал вяло, без энтузиазма, вежливо отказывая императору в помощи на его вассалов.
При дворе тоже происходило немало забавного. Самое интересное, что хотелось бы отметить – беременность управляющей Констансы. Незадолго до беременности она как-то умудрилась подхватить воспаление легких. Не чаяли, что доносит ребенка до приличного срока, а она возьми да и излечись от воспаления месяце эдак на шестом. Похорошела, просто прелесть. Чудо? Безусловно. Случайность? Может быть. Но, к счастью, многие придворные дамы восприняли это как закономерность, и давай осаждать своих мужей (да и чужих тоже). Вдруг стало модно быть беременной. Эх, если бы это дело еще мозгов добавляло…

Летом 1205 года Эстебану внезапно подвалила работа: в Кастельоне обнаружилась ересь. Взяв с собой Мигеля, святой отец отбыл исполнять свой долг. Брата с собой звать не стал. Во-первых, они были в ссоре, во-вторых, у Хуана именно сейчас родился сын, которого счастливые родители назвали Раулем.
Прибыв на место, Эстебан отправился в местное отделение инквизиции, а Мигель отправился на рынок разведать обстановку. Ситуация оказалась занятной. Ересь была несколько необычной, с такой Эстебану еще не приходилось сталкиваться. Ересиархи продавали народу кусочки священных реликвий, как то, части Креста, на котором распяли Христа, осколки столов и лавок, на которых доводилось сиживать Ему и всем двенадцати апостолам. Новообращенные с благоговением приобретали реликвии и в чрезвычайном возбуждении всаживали себе под кожу занозы от этих предметов. Приобщенным к новой вере считался человек, у которого раны обильно загнивали. Если же человек отделывался легко (то есть не образовывался гнойник), то его побивали камнями, так как плоть его грешная не желала умертвляться, соприкасаясь с истинной святостью.
- Обалдеть, - ошарашенно воскликнул Эстебан, выслушав местного инквизитора. – И как широко распространилась эта ересь?
- К счастью, не очень широко. За еретиками последовало пока не более сотни обманутых. Видимо, боятся справедливого наказания, - довольно ответствовал инквизитор. – Мы работаем, не покладая рук.
- А вот это зря, - сурово оборвал его Эстебан. – Чем больше мы сможем сжечь или наказать еретиков, тем больше славы и почета от короля. Так то. Что у тебя? – обратился он к вошедшему Мигелю.
- Вот, - тот протянул святому отцу кусок пергамента. – Расценки на реликвии.
- О, это интересно. Так, что тут у нас? «Части Креста – три песо, щепа от лавки святого Павла – полпесо, щепа от лавки святого Петра – песо…» Гм, почему это лавка Петра дороже лавки Павла?
- У Петра, наверное, она меньше была. Рынок, однако, - предположил инквизитор.
- Ну, если сложить в одну кучу всю щепу от их лавок, то складывается ощущение, что они сидели, как минимум, на дровяном сарае, - ответил Мигель.
Эстебан молча поглаживал подбородок, продолжая изучать список. Наконец, он оторвался от этого увлекательного чтива:
- Мигель, садись, пиши. Зубочистки апостолов – два песо, щепа от посохов апостолов – четыре песо…»
- У всех одинаково? – уточнил Мигель.
- Именно. Не будем обижать святых. Пиши дальше: «Посох Христа – десять песо, куски с седла ишака Марии Магдалины – пять песо, осколки древка легионера Лонгина – пятнадцать песо».
Эстебан диктовал еще с полчаса. Все это время несчастный кастельонский инквизитор лишь потел и беззвучно молился. Наконец он не выдержал:
- Отец Эстебан, но ведь это – грех.
- Что грех? Выводить на чистую воду скрытых еретиков – грех? Тогда вы ничего не понимаете в своем деле, отец инквизитор. Специально для таких, как вы, я сейчас работаю над книгой «Кувалдой по еретикам». Там в доступной и увлекательной форме рассказывается о способах выявления ереси и борьбы с ней. Прислать вам экземплярчик?
- Да, было бы здорово.
- Сорок песо. Мигель, запиши.
- Господи, вчетверо дороже посоха Христа, - прошептал подавленный инквизитор.
С утра Мигель пошел к дровосекам за товаром, и к обеду торговля грехом пошла по полной. Прошел слух, что торговля идет не без ведома приехавшего из Валенсии священника. Народ осмелел. За неделю число выявленных еретиков в городе возросло в десять раз. А еще через неделю Мигель повел городских стражников по адресам своих клиентов. Дровосекам был сделан солидный заказ на дрова. Началось искоренение посеянной скверны.

Уезжая через месяц после приезда, Эстебан довольно поглаживал сундучок с деньгами, изъятыми у еретиков честной торговлей.
- Учись, Мигель. Со мной не пропадешь. И Господу порадеешь, и сам в убытке не будешь. На том стояла и стоять будет церковь католическая.

Даты, события, люди

1201-1202 гг Война с графством Лиссабон, присоединение к домену. Инквизиция в Лиссабоне

8 июня 1203 г Смерть сумасшедшего наследника Аньфреда. Новый наследник – его сын Сунифред 1194 г. р. (6/3/6/2). Сомнительное приобретеньице.
1203 г Осталось десять мусульманских провинций во всей Испании. И ни одной в королевском домене.[Исправлено: Vladimir Polkovnikov, 27.04.2006 08:59]

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 9 (1205-1216)

01.05.2006 17:01

Глава 9

О событиях в королевстве Мартина в последующие три года сказать особо нечего. Все было как обычно. Кто-то умирал, а кто-то и рождался (и не знаю, кому из них больше повезло); куда-то приходили свиньи, а куда-то инквизиция (и тоже затрудняюсь определить везунчиков); на кого-то взваливали полный доспех, а кто-то щеголял в кожаном. Особо несознательные просили отмены наследственного крепостного состояния, но получали в ответ… нечто нецензурное. Другие требовали права первой ночи и получали его, а заодно и права второй, третьей и какой вообще захочется, хватило бы только силушки богатырской.
Братья Мендосы, наконец, помирились. Эстебан даже стал крестным отцом маленького Рауля. В середине 1209 года Марина опять понесла, по всем признакам должна была родиться девочка (бабки в старые времена работали точнее УЗИ).
А вот король Мартин все более мрачнел. Все чаще запирался в верхней комнате своего замка и злился на весь мир. Выходить в люди ему становилось все проблематичнее – благочестие его рухнуло так сильно, что начались разговоры про антихриста на троне. Застенки аутодафе, конечно, старались с этим бороться, но кто будет бороться с сомнениями самих инквизиторов? Дабы поднять боевое настроение хотя бы в рядах дворянства, управляющая Констанса подсказала отцу устроить рыцарский турнир.
Турнир состоялся в феврале 1209 года. Что это за зрелище, почитайте лучше у Вальтера Скотта в «Айвенго», я все равно опошлю. Скажем только, что среди победивших не было ни одного, на кого поставил Мартин. Все это привело нашего короля в такое расположение духа, что страшно было взглянуть. В тот же день (вернее, вечер) король стоял у окна своей комнаты и смотрел на город, раскинувшийся у подножия замка.
- Отец Эстебан, - обратился он к духовнику, - подойдите сюда. – Эстебан подошел. – Видите? Солнце уже зашло.
- Обычное дело, ваше величество, конец февраля. Чего же вам угодно? Завтра снова взойдет.
- Нет, святой отец, кому как, а для меня солнце зашло навсегда. Эх, доля моя горькая, доля ты моя королевская, - и Мартин с силой ударил по оконной раме.
- Ваше величество, вы просто устали.
- Нет, отец Эстебан, это не усталость, это…
Это пришла депрессия. Придворные были давно готовы к такому повороту событий. Рано или поздно затянувшийся стресс просто был обязан плавно перетечь в депрессию. Что и произошло 24 февраля 1209 года. Господь на небесах был явно отвлечен чем-то важным и слегка подзабыл о страданиях Испании.
Теперь король еще больше проводил времени в своей комнатушке. Требовал кучи пергамента и с тупой методичностью рвал их в пыль. Из состояния меланхолии его даже не вывело сообщение о мятеже графа Сеутского против герцога Танжерского. «Сами справятся», - донесся голос короля из-под вороха рваного пергамента.

В начале 1210 года весь двор отправился в Толедо на свадьбу молодого герцога Толедского Сунифреда. Тупой-то тупой, но жену себе подыскал дай Бог каждому. Круглолица, черноброва, нрава кроткого такого, ей в приданной дано было зеркальце одно… Впрочем, это из другого произведения. А Эсклармунда, дочь герцога Испанской марки была из умниц умница. По меркам Хименесов ее способности к дипломатии и управлению (по 11) были сродни гениальности Эйнштейна.
Эстебан же отправился не в Толедо, а в Мендосу. Там как раз сейчас случилось давно (9 месяцев) ожидаемое. Марина родила девочку. Эстебана спешил на семейное торжество. Сейчас, в сорок пять лет, как никогда он ощущал тоску по семейному очагу, которого его лишили в раннем детстве.
Первым выбежал встречать дядю пятилетний Рауль. За ним, прихрамывая и покряхтывая, семенил изрядно постаревший Диего.
- Рауль, Рауль, простудишься.
Рауль, разумеется, и не думал слушать надоедливого дядьку.
- Дядя Эстебан! Дядя Эстебан!
- Здрав будь, наследник Мендосы, - подхватил визжащего от восторга малыша Эстебан.
На пороге показался Хуан:
- Эстебан, проходи скорее. Нечего на улице стоять.
В зале гостя встретила Марина с ребенком на руках.
- А вот и наша Владислава, - улыбнулась она.
- Владислава? Что за странное имя для Испанки? – удивился Эстебан.
- Марина хотела ее назвать в честь своей матери. А та была полькой, - пояснил Хуан.
- Хотите взглянуть? – предложила Марина.
- Хм… - хотел отказаться Эстебан, но вопрос, как вы понимаете, был риторическим, и взглянуть пришлось. Ребенок смирно лежал в объятиях матери. Девочка любознательно хлопала глазенками, но не это умилило Эстебана более всего. Самое для него неожиданное было то, что маленькая Владислава смиренно сложила ручонки на груди, словно на молитве.
- Хотите, я буду ее наставником? – непроизвольно вырвалось у старого инквизитора.
- Не… - «Не очень» - хотел, было, брякнуть Хуан, отлично знавший своего брата, но жена вовремя наступила ему на ногу, поэтому он пробормотал: - Не… непременно, - а про себя подумал: «Господи, что я несу?»
Девочка, словно понимая, о чем идет речь, ухватилась за палец Эстебана и улыбнулась.

***
Годы упрямо следовали за годами, ни на секунду не желая притормозить. Вот уже на дворе и 1213-й. Что изменилось за прошедшие три года? Это может показаться странным, но в масштабах государства практически ничего, а вот в масштабах каждой отдельно взятой семьи изменилось многое. Например, в семье Мендоса Рауль начал осваивать основы военного ремесла, а маленькая Владислава стала на редкость непоседливой девчушкой, норовящей довести родителей до белого каления. Эстебан часто наведывался в поместье, интересуясь, как там поживает его будущая воспитанница. Воспитанница поживала очень хорошо. Если сначала ребенок не отличался болтливостью и первые свои слова произнес двух с половиной лет от роду, то к трем годам это была уже неугомонная болтушка, способная уложить на месте любого взрослого своими бесконечно зацикленными разговорами.
Но 1213-й год решил отличиться от всех предшествовавших изменениями на политическом горизонте валенсийского двора. Началось все со смерти герцогини Сицилийской Ингиберги. Поскольку прямых наследников жадная старуха не имела, ее владения отошли в королевский домен, резко выросший на три провинции. Управляющая Констанса потирала руки в предвкушении новых доходов, но в дело вмешался спустившийся из своей комнатушке король Мартин.
- Нет, я столько не потяну. Мне уже шестой десяток, кто знает, когда помирать. С собой все не унесешь. С такой кучей владений и свихнуться не долго. А уходить в могилу полоумным не солидно. Отдайте все… Кому бы отдать?
В это мгновение в коридоре загремела посуда. Все выскочили посмотреть, что там такое творится. А творилось там вот что. Придворный Бертран углядел идущую по коридору служанку с руками, занятыми подносом. Конечно, бравый идальго решил воспользоваться моментом и ущипнул девушку за… то самое. Та от неожиданности и выронила поднос. Увидев короля, Бертран весь напрягся, затрясся и покрылся холодным потом. А заметив выглядывающего из-за королевского плеча отца Эстебана, вообще чуть не лишился чувств. «Ну все. В подземелье», - решил несчастный.
- Может, его отправим на Сицилию? - предложил король.
Бертран пал к ногам государя:
- Пощадите, ваше величество. Я не виноват, это все она, ведьма окаянная. Я не вынесу ссылки.
На его плечо легла рука Эстебана:
- Да расслабьтесь вы, сеньор Бертран.
- Я уже расслабился, - едва слышно ответил тот и покраснел.
- Уже чувствую, - поморщился Эстебан, зажимая нос. – Его величество милостиво изволит послать вас на Сицилию в качестве ее законного герцога.
- Неужели, ваше величество?
- Да, это так. Езжайте и служите там мне и потомкам моим верой и правдой, - торжественно ответствовал Мартин.
Казалось бы, на том и вопрос исчерпан. Ан нет. Вечером к Мартину ворвалась разгневанная Констанса:
- Отец, как ты мог? Не посовещавшись со мной, своей управляющей. Отдать богатые земли этому бабнику.
- Цыц, я король или нет?
- Король-то король, но и я дочь короля и управляющая землями королевства. А если эта должность ничего не значит, то я предпочла бы другую!
- Да, пожалуйста, ради Бога. Я давно уже хотел на это место поставить Гилинду.
- Подожди, отец… - опешила взбалмошная особа, не ожидавшая такого поворота.
- Нет, нет, дело решенное. Просьбу твою я удовлетворяю. Можешь быть свободна от работы управляющей.
- А как же другая должность? – растерянно спросила Констанса.
- Поработай-ка пока инкубатором, а там поглядим.
- Кем, кем?
- Детей порожай, а там посмотрим.
И зареванная принцесса кинулась к мужу… жаловаться. Но так получилось… В общем, к своим новым обязанностям она приступила прямо в ту же ночь.

***
Вскоре королю Мартину опять пришлось вспомнить о существовании герцогства Толедо. Молодой Сунифред, кроме всего прочего, отличался редкостной завистливостью. Говорили, что первыми словами, которые он произнес, были: «Почему он? Почему не я?» Эти вопросы продолжали мучить герцога всю его жизнь. Завидит ли он молодоженов или похороны, охотника или дровосека, короля или уборщика нужников – всегда в его голове всплывало одно и то же: «Почему он? Почему не я?»
Думается мне, именно завистливость сеньора довела графа Тобрукского до открытого мятежа. Что там велел отдать ему сюзерен, девчонку или доспех какой редкостный, история умалчивает. Достоверно известно лишь одно – 6 февраля 1214 года при дворе короля Мартина появился посол от Сунифреда с просьбой: «Дедушка, помоги!» Засидевшийся на тыловых харчах маршал Хайме уже начал строить грандиозные планы кампании, однако король Мартин вызвал не маршала, а тайного советника Арталя.
- Будь другом, глянь, кто там у нас к Тобруку ближе.
- Архиепископ Лептис-Магна Аньфред, ваш брат, государь.
- Ага, ну так пиши ему письмо. «Аньфред, повелеваю. Возьми свои полки, иди образумь тобрукского беса». Точка. Впрочем, «точка» можно не писать.

14 апреля 1214 года от Аньфреда пришел ответ: «Беса усмирил, армию его уничтожил, 490 реалов получил. Что дальше делать прикажете?» «Давай их сюда» - последовал приказ.
Вскоре Тобрук пал под натиском армии алчного Сунифреда. И уже неважно, что там именно ему понравилось больше, девчонка какая смазливая или доспех – теперь это все стало принадлежать ему.
Но и на этом не успокоился герцог Толедо. Находясь в Тобруке, прослышал он, что у эмира Эль-Аламейна есть дивный фонтан, вокруг которого танцуют полуобнаженные восточные красавицы. «Почему у него? Почему не у меня?» - мучился бессонными ночами Сунифред. Наконец, какой-то «добрый» человек подсказал ему способ, как избавиться от мучений.
- А вы, ваше сиятельство, возьмите да и объявите войну неверным. Крестовые походы нынче в моде.
- И верно, - ожил Сунифред. – Канцлера сюда. Повелеваю: объявить войну эль-аламейнскому эмиру, покуда чудесные гурии с фонтаном не войдут в состав моего герцогства. Точка. Впрочем, нет, не точка. Не забудьте еще попросить моего деда, короля Испании, подкрепить меня парочкой полков. Восклицательный знак.
Таким образом погруженный в депрессию царственный дед опять был выдернут из нее 25 января 1215 года.
- Что прикажете ответить, ваше величество? – поинтересовался у короля Арталь.
- Маршала ко мне! – гавкнул Мартин. – И латы, которые полегче – я уж не в том возрасте, чтобы таскать на себе всякую тяжесть. Поднимайте ополчение. Поеду сам посмотрю, что там за гурии вокруг фонтана голыми пупками трясут. Дюже любопытно.
Маршал Хайме от неожиданности не знал, за что приниматься вначале. Боевого опыта у него было ноль и даже еще меньше, зато энергии хоть отбавляй – самое опасное сочетание. Поэтому приказ о выступлении в поход был разослан, кому ни попадя. Так и загремел почти пятидесятилетний Хуан де Мендоса в этот далекий поход. Попрощался он с семьей, взял с собой молодого парня из деревни оружие таскать и отправился в Валенсию.
В Валенсии шеститысячная армия в состоянии полного хаоса, который лишь усугублялся попытками маршала навести порядок, грузилась на корабли. Их катастрофически не хватало. Люди давились, устраиваясь на палубах вплотную друг к дружке. Часть лошадей пришлось оставить на берегу. Король Мартин в легких доспехах стоял на пристани и с усмешкой взирал на эту кутерьму:
- Да-а, разучились воевать мои испанцы. Не те уже это вояки, не те.
- Ваше величество, - поклонился пробегавший мимо маршал.
- Сеньор Хайме, - остановил его король, - скажите, в чем причина этой давки?
- Кораблей маловато.
- Правильно, - кивнул Мартин. – На сколько человек вы зафрахтовали кораблей?
- На шесть тысяч. Точно по числу солдат.
- Ну и молодежь пошла. Ваш батюшка, простите, кем был?
- Епископом.
- Тогда понятно, откуда такое легкомыслие. Запомните, молодой человек, еще наш предок Санчо Великий удваивал потребное число кораблей.
- Но зачем?
- О Господи, неужели непонятно? А на чем поедут проститутки, спекулянты и прочие некомбатанты? Они что, не люди? Армия без них, что коровья лепешка без мух.
- Да? Может быть, в таком случае, отложим кампанию?
- Ни в таком и ни в каком другом.
- Да, но тогда придется оставить половину солдат на берегу.
- Сеньор маршал, вы идиот или только притворяетесь? Вышвырните с кораблей всех…
- Проституток?
- Нет, проституток можно и оставить, без них в пути туго придется. Лошадей-то с собой мало берем. А вот спекулянтов – к черту! Выполняйте.
- Есть!
К вечеру погрузка была завершена. Худо-бедно разместиться смогла вся армия. Началось плавание к берегам Африки.
Маршал Хайме проводил время с королем, строя планы разгрома злобных арабов. Как выяснилось эмират Эль-Аламейн состоял всего лишь из четырех провинций и имел 5,5 тыс солдат. Предприятие не выглядело опасным. Но Мартин не мог не помнить, что его отец пал в битве, имея шестикратное превосходство в силах над врагом. А значит, не следовало относится к этой войне легкомысленно.
Хуан да Мендоса проводил время в зловонии трюма, битком набитого храбрыми крестоносцами. Насчет санитарных условий волноваться не приходилось. Дело в том, что их не было совсем. Зато в полном достатке было нечистот, разлагающихся остатков пищи, крыс и прочей дряни. Бррр! Каждый день кто-нибудь из испанцев отдавал душу Богу… или кому там следовало? Трупы аккуратно складывались на верхней палубе и сбрасывались в море раз в месяц в ночь с 30-го на 1-е. В среднем за месяц набиралось около процента слабаков. Молодой оруженосец Хуана явно не скучал, навещая отсек с проститутками. Правда, туда еще надо было отстоять очередь. Но «блаженны алчущие…»

***
27 апреля 1215 года показалось побережье Эль-Аламейна. Корабли пришвартовались к какой-то убогой пристани. Началась выгрузка. Уже через час берег был усеян толпами людей, простолюдинов и отощавших в пути боевых коней. Оруженосцы и рядовое быдло стирали пропахшие в пути портки и рубахи, скалывали свежую ржавчину с доспехов, осматривали подковы коней. Знатные рыцари, сбегав до ветру, усаживались под пальмами и ждали чистых порток и дальнейших распоряжений.
Король Мартин сошел в числе последних в сопровождении маршала Хайме.
- Что прикажете, ваше величество?
- Поймайте кого-нибудь из местных и выпытайте, где тут у них фонтан с гуриями.
Приказ короля не могли выполнить до вечера, так как все местные буквально разбежались, гонимые смрадом с христианских кораблей. Однако под вечер Хуан де Мендоса изловил в пустыне отставшего от своих старика-араба. Тот с готовностью указал крестоносцам направление к столице.
На следующий день королевская армия подступила к стенам Эль-Аламейна. Здесь же Мартин узнал, что его внук Сунифред со своими полками стоит под Каттарой.
- Ну и пожалуйста, может быть, в Катаре тоже фонтан есть, - предположил король и приказал послать арабам предложение капитуляции. Те легкомысленно отказались.
- Отрезать им доступ к воде. Никого не выпускать и не впускать, - начал распоряжаться осадой маршал Хайме.
Работа закипела. Прежде всего рыцарей и мужиков погнали возводить башню напротив городских ворот, дабы пресечь попытки гарнизона прорваться к реке за водой. Работали в темное время суток, потому что днем жара загоняла в тень даже самых стойких. Камни для фундамента вырывали на ближайшем мусульманском кладбище. Обозленные арабы устраивали вылазки, но, как правило, их удавалось отогнать без особых затруднений.
Через неделю башня была готова.
- Отлично, маршал, - одобрил ведение осады король. – Теперь нам остается лишь ждать. Скоро город падет, как перезрелый плод.
- Тогда уж как высохший плод, - хихикнул Хайме, довольный, что его первая кампания начата так удачно.
Ожидание затягивалось. В середине мая по активизировавшимся вылазкам стало понятно, что город испытывает острую нехватку воды. Падения ждали со дня на день. Ждали, ждали и дождались… дождя. Три дня шел сильный ливень, напоивший усталый гарнизон. Недовольство Господом Богом, пославшим воду неверным, начало распространяться в лагере.
- Это нечестно, - ярились крестоносцы. – Мы тут за него пупы надрываем, а он этим свиноненавистникам дождь посылает.
Ливень размыл основание башни, и она покосилась, угрожая рухнуть. Срочно были брошены все наличные силы на укрепление фундамента. Хуан де Мендоса, проклиная все и вся на белом свете, по колено в грязи таскал могильные плиты с кладбища к башне.
- Проклятые арабы! Проклятый дождь! Проклятые проститутки! – ругался он.
- Чем же проститутки-то вам не угодили, сеньор? – интересовался оруженосец. – Мне, например, у них все понравилось, разве что цены…
- Из-за этих… пришлось лошадей оставить в Валенсии. Вот и таскаемся сейчас сами, как ишаки. По брюхо в грязи. Слышь, чего арабы кричат.
Со стен Эль-Аламейна неслось обидное:
- Эй! Гяур, как ишак. Иа-иа-иа! Гы-гы-гы!!! Туда не ходы, сюда ходы, к нам ходы! У нас для вас и ослицы есть.
- Погодите ужо, паскуды, - шипел Хуан. – Доберусь до вас, сам в фонтане топить буду.
Крепость, получившая запас воды, приготовилась к основательной обороне. Правда, подмоги ждать было неоткуда. Шедшая на выручку армия визиря была перехвачена полком графа Каирского Людовика и обращена даже не в бегство, а в пыль. К тому же снова установилась знойная погода, и вода в городе опять начала иссякать.
Наконец, 29 июня 1215 года ворота Эль-Аламейна распахнулись, и из города вышла депутация старейшин. Они низко кланялись королю Мартину и говорили, что эмир, шайтан его задери, бросил их на произвол судьбы, а потому, они готовы преклонить головы перед своим новым владыкой, могущественным королем Испании.
Король Мартин в нетерпении вскочил на коня и сопровождаемые небольшим эскортом ринулся в город посмотреть на чудесный фонтан с волшебными гуриями. Проскакав несколько запыленных улочек, отряд выехал к центральной площади с фонтаном. И тут все замерли.
- Маршала ко мне! – взревел король.
- Я здесь, ваше величество, - пробился через толпу Хайме.
- Это как понимать? – Мартин указал дрожащей рукой на фонтан.
- Фонт… - начал отвечать Хайме и внезапно осекся. – Черт!
- Вот именно! И кто это, интересно было бы знать, посоветовал отрезать арабов от реки, а?
- Упс, - только и сумел выдавить из себя Хайме.
Король недовольно отвернулся от своего незадачливого маршала и снова посмотрел на площадь. Да, чудесного фонтана там не было. Отрезанные от реки жители вы первую очередь выпили воду именно из него, а затем превратили резервуар в гробницу для умерших от жажды волшебных гурий. И поскольку сил закопать трупы у изможденных жителей уже не было, теперь над бывшим фонтаном водили хороводы мириады мух.
- Тьфу, - досадливо сплюнул король, - отдайте этот городишко Сунифреду. Он так хотел его получить.
Как вы понимаете, никого уже в этом «фонтане» Хуану де Мендоса утопить не удалось, хотя очень хотелось.
Расстроенный Мартин приказал отплывать в Реджо. Там, говорили старейшины, и укрылся сам эмир. Тем временем, 16 августа, Сунифред захватил Катару и отправился посмотреть на фонтан в Эль-Аламейне. О, какую же ярость он испытал, не обнаружив на месте обещанных чудес.
Королевская армия высадилась в Реджо в сентябре, а уже в октябре город был взят. Никакого эмира там не оказалось. Видимо, он укрылся в Хомсе, который осаждали войска доблестного Людовика Каирского. Осада получилась затяжной, эмир сопротивлялся по страшному, но 20 марта 1216 года ему все-таки пришлось сдаться. Война была победоносна завершена присоединением к королевству четырех провинций и уничтожением Чуда света – эль-аламейнского фонтана. А что делать? Такое оно, дело крестоносное. Зато взамен арабы получили сомнительное удовольствие войти в лоно католической церкви. Чем не достойная компенсация?

Даты, события, люди

1209 г Депрессия у короля Мартина.
1210 г Внук и наследник Сунифред женится на дочери герцога Испанской Марки Эсклармунде.
1214 г Отделение от герцогства Толедо графства Тобрук. Война с ним и присоединение назад.
1215-1216 гг Король втянут в войну между эмиром Эль-Аламейна и герцогом Толедо. Уничтожение 4-провинчатого эмирата.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 10 (1217-1223)

04.05.2006 08:43

Глава 10

1217 год вскрыл давно созревший нарыв в притихшем герцогстве Толедо. 23-летний герцог Сунифред чего-то не поделил с 20-летним братом Ферраном, графом Куэнки. 11 февраля Ферран известил брата, что больше не считает себя обязанным подчиняться такому сеньору. Вместо того чтобы попытаться уладить дело миром, Сунифред пригрозил неверному вассалу смертью через повешенье и поднял полки. Война начала разгораться не на шутку. Дело дошло до вмешательства деда повздоривших молодых Хименесов, то есть до самого короля Мартина. Взяв с собой валенсийское ополчение, старик отправился в Куэнку.
10 марта соединенные силы короля и герцога настигли уходящую армию Феррана. Сунифред, брызжа слюной, требовал немедля атаковать негодяя и притащить его в Куэнку на поганой веревке.
- Зачем же так? – пытался образумить внука дед. – Вы же братья, надо попытаться поладить. Пошлем к Феррану парламентеров. Пригласим его на семейный совет, так сказать.
- А потом схватим его тут и казним, - подхватил Сунифред, потирая руки.
Мартин лишь покачал головой:
- И в кого ты такой уродился? Ну ничего святого для человека. Как на тебя Испанию оставить? Впрочем, мне тогда уже будет все равно.
Через полчаса парламентер был уже в шатре графа Феррана.
- Значит, они хотят, чтобы я сам приехал к ним? – уточнил граф.
- Точно так, сеньор.
- И что еще они велели сказать?
- Король просил положиться на милость монарха и деда.
- А Сунифред?
- Его высочество ничего не изволил добавить, - пожал плечами посол.
- Готов поспорить, эта бешенная собака предложила меня связать и казнить. Передай им, что пусть ищут дурака в другом месте, а именно в своем шатре.
Еще через полчаса этот ответ был в точности передан королю Мартину. Шестидесятилетний дед посмеялся от души.
- Так и сказал? В моем шатре? Ха-ха. Слышь, Сунифред, ищи, говорит, дурака в своем шатре. Порадовал старика Ферран, умница.
- Ничего смешного не вижу, - насупился Сунифред.
- А дурака тоже не видишь? – подмигнул ему дед.
- Вижу одного, - буркнул внук, посматривая на побледневшего парламентера. – На его месте я бы остался там.
- Ваше высочество, - залепетал несчастный, - посол что осел, чем нагрузят, то и везет.
- Угум-с, теперь будешь что гирлянда: где повесят, там и повисишь.
Сунифред встал и пошел к выходу.
- Ты куда? – окликнул его дед.
- Хватит лясы точить, пора кровь пускать. Ты как хочешь, дед, а я атакую.
Через час на равнине уже кипело энергичное взаимоистребление армий двух братьев. Сами Сунифред и Ферран разъезжали на конях позади своих воинов и выкрикивали угрозы в адрес друг друга. Король Мартин взирал на это с высоты холма и приговаривал:
- Щенки. И воевать-то толком не умеют. Хайме! – окрикнул он маршала. – Возьми рыцарей и смети его полки с поля.
- Кого, ваше величество?
- Хайме, не нужно убеждать меня сверх уже имеющегося убеждения, что ты полнейший идиот. Мы против кого пришли воевать?
- Против графа Феррана.
- Вот его и смети.
- Есть! – выкрикнул маршал и бросился к коню.
Атака королевских рыцарей была неудержимо стремительной. Они смели с поля не только полки Феррана, но и часть полков Сунифреда. К счастью, сам Ферран успел бежать и укрыться в Куэнке.
Сунифред в ярости приказал повесить не только парламентера, но и всех взятых в плен простолюдинов:
- Ушел, гнида казематная! Ну ничего, повисите-ка пока за своего господина.
Осаду Куэнки король взял на себя, оттеснив армию Сунифреда подальше от ворот. А то, неровен час, еще первыми ворвутся город, беды натворят. Убедившись, что городу не грозит месть герцога Толедо, Ферран решил сдаться деду. 12 апреля 1217 года город открыл ворота. Ферран лично вышел к деду и попросил его покровительства. Мартин уверил раскаявшегося внука:
- Не бойся, я на Сунифреда надавлю. Никуда не денется, примет тебя обратно и к делу определит.
Ферран благодарно склонил голову.
- Еще чего! Повешу и все! – ярился Сунифред.
- Сунифред, но он же твой брат, - пытался успокоить его король.
- Гнида он, а не брат. Мы таких братьев пачками в Средиземном море топить будем, когда… - он хотел сказать «когда ты умрешь», но даже его скудного ума хватило, чтобы вовремя остановиться.
Никак не мог повлиять на внука король. В отчаянии он вспомнил о своем духовнике, отце Эстебане.
- Отче, может быть, вам удастся повлиять на неразумного? Я вас щедро отблагодарю.
- Попробую, ваше величество, - поклонился Эстебан.
Эстебан де Мендоса прекрасно понимал, как надо действовать. Кроме того, он понимал, что нынешний государь стар, и надо бы подумать о жизни при его преемнике. Тем с большей охотой святой отец взялся за это поручение.
- Ваше высочество, - вкрадчиво начал он свои увещевания, - ваш царственный дед…
- Пенек старый! – отрезал Сунифред.
- Да, как скажете, пусть будет пенек старый. Но вы, ваше высочество, не захотите же подвергать риску свое будущее.
- А что такое?
- Я и говорил, ваш царственный дед явно отдает предпочтение Феррану. Зачем раздражать старика? Не дай Бог передаст корону ему.
- Но салический закон…
- Э, ваше высочество, законы пишутся людьми. Сегодня салический, завтра – еще какой-нибудь. Лучше наберитесь терпения, успокойте старика. Простите Феррана хотя бы для вида. Дайте ему должность при дворе.
- Он же под меня опять рыть начнет.
- А вы назначьте его епископом Толедским. Все провинциальные епископы у меня вот где, - показал почетный инквизитор плотно сжатый кулак. – Ежели чего, обвиним в ереси. Тут уж ему и король не поможет.
- Хорошо, пусть будет по-вашему. Если все будет нормально, в накладе не останетесь, но если вы супротив меня…
Сразу от Сунифреда отец Эстебан пошагал к Феррану.
- Ваше высочество, вы понимаете, что ваша жизнь в опасности.
- Да, святой отец. Целыми днями молю Господа, чтобы вразумил брата.
- Молитва – это хорошо, но еще лучше пожертвования на дело святой инквизиции.
- Я готов дать, сколько нужно.
- Очень хорошо. Попробую убедить Сунифреда не только сохранить вам жизнь, но сделать, например, епископом.
- Буду вам весьма признателен.
Так к всеобщему удовлетворению удалось разрешить тупиковую ситуацию. Конечно, больше всех был удовлетворен Эстебан де Мендоса, умудрившийся ухватить мзду со всех троих Хименесов. Король Мартин, честно говоря, давно уже подозревал своего духовника в излишнем сребролюбии. Но, с другой стороны, никто и никогда не мог бы обвинить напрямую святого отца, ибо его рыжий помощник Мигель исправно работал в пыточных казематах. Бывало даже, стареющий король говорил:
- Глядя на духовника, боюсь и умирать-то после него. Как бы не встретить его у врат рая вместо святого Петра. Представьте, стоит у врат рая отец Эстебан и взимает мзду за вход. Бррр, ужас. А вдруг у меня денег не хватит? Лучше уж я проскочу, пока он тут заправляет.

***
Вскоре после замирения Сунифреда и Феррана короля Мартина настигла еще одна неприятность – умер тайный советник Арталь. По этому случаю Мартин опять спустился из своей комнатушки (весь усыпанный клочьями пергамента). Как ни верти, а новый тайный советник был необходим, ибо скверна расплодилась пуще прежнего. Не только церковники, но и простой люд перестали почитать старого короля. Отношение к испанскому монарху со стороны вассалов и коллег-королей тоже оставляло желать лучшего. Репутация Мартина после безжалостного присоединения нескольких взбунтовавшихся вассалов, мягко говоря, была слегка запятнанной. Со всем этим нужно было бороться. На должность тайного советника была назначена жена покойного Арталя принцесса Констанса.
Большего внимания потребовал выбор кандидатуры епископа. С таким благочестием духовного пастыря необходимо было выбирать очень аккуратно. Не дай Господи, окажется праведником, тогда пиши пропало. Все знали, чем кончались такие истории, скажем, между Генрихом Германским и Григорием VII или между Генрихом Плантагенетом и Томасом Беккетом. Не хватало еще таких происшествий в королевстве Испанском. Именно поэтому новым епископом стал молодой, розовощекий чревоугодник и бабник Джоан Барри. Его молодость (17 лет) надежно гарантировала несколько лет мира между властью светской и духовной, а юношеская бурлящая натура еще долго обещала избавлять короля от режущего глаза показного благочестия.
Новое начальство Эстебан де Мендоса принял без удовольствия. Молодой и энергичный епископ решил показать, кто здесь хозяин, начал совать нос во все щели. Поэтому каморку дядюшки Мигеля (под таким названием числились в документах пыточные казематы) пришлось временно прикрыть. Вынужденный отпуск Эстебан решил провести в Мендосе. Тем более, что его воспитаннице уже исполнилось 7 лет, а значит, наступила пора обучения.

Владислава встретила своего дядю с восторгом. Все это время мать ей твердила, что вот, мол, скоро приедет ее дядя, самый настоящий священник, и поможет ей приобщиться к тайнам богословия. Хуан же был настроен весьма скептически, пытался спорить с женой, но получал столь решительный отпор, что тут же спешил ретироваться на двор, где 12-летний Рауль выказывал чудеса ловкости в боевых упражнениях.
Наконец, долгожданный воспитатель явился. Владислава, не дав гостю отдохнуть с дороги, взгромоздилась ему на колени.
- Дядя Эстебан, а правда, что король Мартин антихрист?
- Это кто тебе такое сказал?
- Рауль. А ему мельников Густаво.
Эстебан повернулся к Мигелю:
- Понял?
- Понял, сеньор, - поклонилось рыжее чудовище и вышло из залы.
- Нет, не правда, - Эстебан пощекотал девчушку. – И больше такого не говори. Поняла?
- Ага, - взвизгнула та от восторга.
Вскоре Марина пригласила всех за стол. Эстебан наслаждался семейным уютом, рассказывал о столичных новостях, делился планами на будущее (не всеми, конечно). И как бы вскользь бросил:
- А Владиславу лучше бы мне взять с собой в Валенсию.
- Как в Валенсию? – всплеснула руками Марина.
- Там ей будет лучше. Там и учителя-богословы, что самих принцев учат, и книги, и двор. А здесь в захолустье что? Помнишь, брат, как меня аббат Фернандес забирал? Аккурат в том же возрасте.
- Да, пожалуй, Эстебан, ты прав, - согласился Хуан. – Только не переборщи с наукой.
- Обижаешь, брат, - хихикнул Эстебан. – С моей наукой не переборщишь. Владислава, хочешь посмотреть на живого епископа?
- Очень, - загорелась девчушка. – А у тебя есть?
- Есть один, - усмехнулся Эстебан, - почти ручной. Его даже погладить можно, когда он сытый.
- Здорово! А мне тоже можно ручного епископа?
- Подожди, вырастешь – штабелями их укладывать будешь. Попомни мое слово.
Так состоялось это историческое во всех отношениях решение, думается мне, повлиявшее на судьбы мира… и не одного.
Остаток отпуска Эстебан провел в общении с воспитанницей. Девочка обладала живым от природы умом, лезла буквально в каждую щель, бесконечно сыпала своими «а зачем?» «а почему?». Но одна маленькая деталь портила все впечатление. При своей явной одаренности Владислава обнаруживала просто патологическую леность в обучении. Ой, и буквы-то она писать устала, и глазки у нее слипаются, и вообще голова болит. Но стоило лишь выти из-за стола и отшвырнуть надоедливые книги в сторону, как и голова проходила, и глазки разлипались.
Долго ли, коротко ли, а пришло время уезжать в Валенсию. С тяжелым сердцем провожал Хуан свою дочь, не чая уже увидеть ее такой же жизнерадостной и по-доброму улыбчивой, но судьба есть судьба, против нее не попрешь, только пуп надорвешь. В конце концов, у него оставалась еще надежда всего рода – Рауль, который обещал вырасти честным и благородным идальго. Марине тоже хотелось побыть подольше с дочерью, но ее закрутили дела: вдруг куда-то запропастился мельник, и некому было заняться помолом.

***
В июне 1218 года графиня Сенусси отделилась от герцогства Толедо, пытаясь избежать плотских домогательств со стороны Сунифреда. Заступиться за бедную женщину было некому. Брат герцога, епископ Ферран, которому по должности было положено усмирять сеньора, даже и пикнуть не смел. Сунифред, чтобы держать брата в узде, распорядился повесить в его покоях петлю под потолком, «дабы напоминала предателю о бренности жизни его суетной».
Король Мартин как раз в то же время похоронил свою жену, герцогиню Гитарду. поэтому старику было не до этих мелких свар. Он ограничился посольством к непокорной графине предложения стать вассалом непосредственно самого короля. Та с радостью согласилась. Забегая вперед скажем, что это ничуть не спасло ее от… короче, не спасло.
В начале 1219 года крестьяне Альсехираса опять попытались напомнить о себе центральной власти. Но король Мартин, занятый поисками новой супруги, грубо отругал свою управляющую и велел послать челобитчиков ко всем чертям. Собственно, раньше этого бы вполне хватило, и крестьяне счастливые и довольные словом государевым разошлись бы по домам. Но не сейчас. Вопль «Антихрист на троне!» поднял на ноги всю провинцию, заполыхали поместья, закачались на деревьях сеньоры. Разгоралась настоящая испанская жакерия. Усмирять бунтовщиков вызвался сам маршал. Он считал себя засидевшимся без доброго дела, а потому с восторгом принял даже такую возможность развеяться. Вскоре пожар был потушен.
Это было тем более кстати, что король Мартин подыскал себе пару. Несчастной стала принцесса Констанция, дочь английского короля. Придворные застонали под тяжестью королевского чрезвычайного налога на свадьбу. Венчал «молодых» (кавычки уместны хотя бы в отношении 62-летнего короля) сам епископ Джоан. На свою беду (или счастье) он так растрогался на церемонии, что ненароком брякнул:
- Ваше величество, смотрю на вас и умиляюсь. Ах, как жаль, что мне никогда не занять это место под венцом.
- Чего же это никогда? – удивился Мартин. – Сейчас нас довенчаешь и вставай. У меня вон дочь вдовая. А отец Эстебан вас обвенчает.
- То есть как это? – опешил епископ.
- Руками, - ответил ему Эстебан.
Так в один день отпраздновали две свадьбы. И король и епископ обзавелись супругами. Однако супруга супруге рознь. Истинно говорю вам: не дай Господи жене быть умнее мужа. Вот послушайте, что приключилось в герцогстве Толедо. Помните, Сунифред женился на Эсклармунде из Испанской Марки? Эсклармунда оказалась женщиной незаурядной, склонной не к вышиванию крестиком, а к управлению и дипломатии. Все это, разумеется, вызывало справедливую зависть мужа: «Почему она? Почему не я?» Его можно было понять. В то время, как жена управляла герцогством, Сунифреду оставалось лишь сидеть в замке и вышивать крестиком. Какой же мужик будет долго терпеть подобное положение дел? Вот и надумал Сунифред прибрать дела державные в свои руки, а жену, чтобы не мешала, отправить куда подальше. Выделил ей в графство Молину и принялся бражничать, празднуя свободу. Сначала вино, потом девки, дебоши, веселые затеи. Управлять самостоятельно Сунифреду явно понравилось. Эсклармунда, не будь дура, быстро смекнула, что муженек просто-напросто решил от нее избавиться, откупившись графством. А прознав про девок, решила отомстить, по-женски. Нашла среди придворных менее противную харю, некоего Бофиля, и… приблизила к себе. Бофиль оказался под стать своей пассии, умный, хитрый, честолюбивый. И ну подзуживать Эсклармунду к отделению от герцога. Вода, она и камень точит, а подкрепленное эротическим шантажом подзуживание способно своротить с пути истинного и самого папу Римского. Эсклармунда уступила.
24 июня 1220 года Сунифред прискакал самолично жаловаться деду на неверную жену. Дед, именно сейчас болезненно воспринимающий любой намек на измену молодой жены, слишком близко к сердцу воспринял обиду внука. Не успевшему передохнуть после усмирения Альсехираса маршалу Хайме был отдан приказ идти и покарать. А вот кого, маршал не расслышал. На всякий случай он решил покарать всех, кого встретит. Первым делом, его полки покарали рабочих лесопилки в Кадисе. Большую часть выпороли, зачинщиков (правда, неизвестно зачинщиков чего именно) повесили, а саму лесопилку сожгли. Узнав об этом, Мартин схватился за голову. Маршалу был послан приказ: «Идиот! Дважды идиот! Ничего больше не трогай. Разбей армию Бофиля и марш домой. Я тут с тобой разберусь». Приказ возымел силу. Армия в пути больше не безобразничала, а активно искала полк Бофиля. Наконец, 18 июля это ей удалось. Отряд беспечного любовника и по совместительству управляющего Эсклармунды стоял на привале. Единым духом обрушилась на него армия Хайме. Не выдержав фазы перестрелки, Бофиль бежал с поля боя. Повинуясь приказу короля, Хайме повернул обратно, предоставив осаду Молины герцогу Толедо.
Как это ни странно, вся история кончилась ничем. Эсклармунда для вида посопротивлялась пару месяцев, а затем, когда Сунифред слегка остыл, явилась к нему лично с ключами от города. Что там у них произошло в палатке, неизвестно. Только через полчаса супруги вышли к людям все взъерошенные, но чрезвычайно довольные друг другом. Вся вина была взвалена на ускользнувшего Бофиля, Эсклармунда публично была признана жертвой коварного предателя и… через полгода снова получила графство. Не заводите шибко вумных жен, камрады, не заводите.

***
Все это время Эстебан де Мендоса проводил в обществе своей племянницы. Святой отец так увлекся ролью воспитателя, что забросил свои излюбленные застеночные дела, полностью положившись на Мигеля. Девочка положительно очаровала старого инквизитора. Ее чистый, незамутненный земными гадостями ум был полностью открыт восприятию любой информации, выдаваемой за истину. Первой мыслью Эстебана было воспитать Владиславу по образу и подобию своему, то есть личностью корыстолюбивой, циничной и абсолютно равнодушной к вопросам религии. Но одного взгляда в ее глаза хватило, чтобы старый негодяй отказался от этого плана.
Он окружил девочку вниманием и заботой, стараясь оградить от всей грязи, имевшейся вокруг в достатке. Но грязь, это штука такая. Когда ею заляпывают, то брызги летят на все вокруг, а когда от нее очищают, она имеет свойство частично сползать и с окружающих предметов. Эстебан сам не заметил, как душа его, еще год назад черствая и предельно циничная, начинает понемногу смягчаться. Можно представить себе ужас старого развратника, когда он, как-то проезжая мимо королевской оранжереи, вдруг непроизвольно остановил возок и залюбовался цветами. «Старею, однако» - решил он. – «Надо для профилактики заглянуть к Мигелю». Но даже вид пытаемых не произвел на Эстебана должного впечатления. А когда святой отец почувствовал жалость к очередному грешнику, он с воплем кинулся наружу.
Так что еще неизвестно, кто кого воспитывал. Но вскоре Эстебану и Владиславе пришлось заняться воспитанием всерьез. И не друг друга, а сына тайной советницы Констансы, Андреа. Парень явно спятил. Он утверждал, что слышит голоса. «Шизофрения», - похолодел король при одной только мысли об этом ужасе. И вновь всплыл призрак маршала-шизофреника Лубко, убитого по его приказу. Наконец, пришло время Мартину вспомнить о Боге и… отце Эстебане.
- Святой отец, помогите. Внук мой, Андреа совсем спятил, совсем как покойный Лубко.
- Помочь, - с готовностью подхватил Эстебан. – Надо будет за братом в Мендосу послать.
- Что вы, что вы? – в ужасе замахал король. – Не могу, видит Бог, не могу. Мне и Лубко до самой смерти хватит. Святой отец, вы же излечил когда-то маршала. Спасите и Андреа, молю тебя.
- Ваше величество, но спасает Бог, а не я, грешный. Я могу только помолиться.
- Помолитесь, святой отец, очень вас прошу. Ваша молитва наверняка угодна Господу – сколько вы во славу божью сожгли еретиков.
- Да уж, - поморщился Эстебан. – Ладно, помолюсь.
- Вот и спасибо, - король направился к выходу, но в самых дверях остановился. – Да, и еще, святой отец. Я Андреа к вам пришлю, а то, неровен час, зарубит кого, как покойный Лубко.
Надо сказать, что последняя фраза как-то не вдохновила отца Эстебана. Зато Владислава приняла новость с восторгом:
- Ура! У нас есть возможность послужить Богу. Чур, Андреа будет спать на коврике возле моей кровати.
- Тогда, рядом со мной будет спать Мигель с балшим кынжалом, который отец из похода привез. На всякий случай.

И началась у наших героев совсем другая жизнь. Шизофреником Андреа оказался не буйным. С мечом не бегал, все больше сидел в углу и бормотал. На вопрос, с кем это он, следовал неизменный ответ «Я слышу голоса». Но несмотря на кажущееся спокойствие больного, Эстебан поддевал под сутану кольчугу, за поясом носил нож и засыпал только если рядом находился бдительный Мигель. Мигель, кстати, тоже предлагал свои методы лечения больного, но, опасаясь гнева короля, Эстебан был вынужден отклонить это великодушное предложение (хотя и всецело его разделял).
А вот Владислава ничуть не боялась шизофреника. Она проводила с ним все свое свободное время. Кормила его с ложечки, показывала книжки с картинками, рассказывала истории из Ветхого Завета. Слушая ее болтовню, Андреа успокаивался и засыпал.
30 января 1221 года к отцу Эстебану пожаловал аббат, занимавшийся ранее воспитанием парня. Андреа со временем по замыслу деда должен был стать священником, поэтому проходил курс обучения в монастыре. Но, как утверждал аббат, мальчик отличался леностью и полной неспособностью усваивать уроки учителей. Да шизофрения, продолжал аббат, это лишь уловка, чтобы увильнуть от занятий. Какого же было его удивление, когда он обнаружил Андреа читающим Библию под руководством 11-летней девочки.
- Кто этот страшный старикан? – задал аббат каверзный вопрос Андреа, тыча пальцем в картинку.
Андреа сверкнул глазами и вцепился провокатору в горло:
- Это - Моисей, невежда!
Мигель едва сумел оттащить вопящего парнишку.
- Ты посмотри, - изумился, отдышавшись, аббат, - какой воинствующий священнослужитель. Так и запишем. Это ты, девочка, научила его?
- Да, - не стала скромничать Владислава.
С того дня, вдохновленная первыми успехами подопечного, она с удвоенной силой принялась за его воспитание (пока отец Эстебан молил Господа избавить его поскорее от такого квартиранта).
8 декабря 1221 года Андра разбудил Владиславу рано утром:
- Госпожа! – глаза его так и сияли. – Я их больше не слышу.
- Что случилось? – спросонья Владислава обычно туговато соображала. – Кого ты не слышишь?
- Голоса. Они умолкли. Я излечен. Спасибо вам, госпожа, век не забуду.
И Эстебан повторил то же, узнав эту новость:
- Век не забуду, Владислава. Видать, на тебе и вправду божье благословение.
Обрадованный король приказал выдать Владиславе все, чего она только захочет. Эстебан лично повел ее в королевскую сокровищницу. Показывал то, это, но девчушка к великой досаде наставника попросила дать ей трактат о ересях в кожаном переплете. И больше ничего.
Но на этом заботы Эстебана не закончились. В беседе с глазу на глаз наследник престола Сунифред Толедский попросил святого отца, прославившегося своей разыскной деятельностью, найти богомерзкого Бофиля. «Я хочу его печень съесть», - прокомментировал просьбу Сунифред. Пришлось отцу Эстебану напрягать Мигеля. Долго ли коротко ли, но в начале 1223 года Бофиль был обнаружен…

Даты, события, люди

1217 г Война с внуком Ферраном, отделившимся от герцога Толедо.
1218 г Смерть жены Гитарды.
15 декабря 1219 г Женитьба на дочери английского короля Констанции. налог 2100 монет.
1220 г Война с взбунтовавшейся супругой Сунифреда, герцога Толедо, и ее управляющим Бофилем.
1221 г Чудесное исцеление от шизофрении ценного придворного Андреа. У нас и так с мужиками туго, а тут еще с ума сходить повадились. Так что хотя маленький, но праздник.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 11 (1223-1228)

11.05.2006 08:11

Глава 11

Итак, в начале 1223 года Мигель нашел изменника Бофиля. и нашел не где-нибудь, а при дворе 4-летней графини Ламачской Элизабет, племянницы своего сюзерена, герцога Толедо Сунифреда Хименеса.
- Ну и наглец, - только и смог подивиться Эстебан. – В недрах моей системы такому субчику бы цены не было. И чем занят наш обладатель вкусной печени?
- Мне показалось, что он что-то затевает. Графиня мала, в расчет не принимается. Он там маршалом стал, подвинул местный двор, прибрал к рукам управление. Не сегодня-завтра…
- Замечательно. За такие вести можно будет получить немалую мзду с Сунифреда. Я сам к нему поеду.

Узнав о местонахождении своего обидчика, Сунифред аж затрясся от нетерпения:
- Немедля выступаю! Немедля! Я его, каналью, своими руками придушу, печень вырежу и сырую съем. Маршала ко мне! Тебе чего? – оглянулся он на мнущегося в углу брата-епископа.
- Сунифред…
- Сколько раз тебе говорить, называй меня ваше высочество?
- Ваше высочество, не по-христиански это как-то, печень есть. Грех, однако.
- А ты на что? Ты епископ, ты и отмолишь. Тебе по должности положено. А не отмолишь, вздерну!
- Господи, помилуй, - вздрогнул Ферран.
- Уже начал? Рано еще. Погоди, Бофиля возьму. Куда там маршал запропастился?

19 февраля 1223 года король Мартин узнал о распре между герцогством Толедо и графством Ла Манча.
- Отец Эстебан, что делать? Как усмирить Сунифреда? Может, и правда, лишить престола? Ведь что затеял – войну с собственной племянницей.
- Ничего страшного, ваше величество. главное, контролировать каждый его шаг. Возможно, было бы неплохо пойти вам самому в Ла Манчу, дабы предотвратить возможные злодеяния.
- Да, это разумно. Хоть я и не в тех уже годах, когда водят войска в битву, но это мой долг. Пригласите сюда Хайме.
Через день королевская армия выступила в поход.
Бофиль, маршал Ла Манчи, ждал наступающих врагов на крепкой позиции. Его полк разбил лагерь на вершине неприступного холма. И он сам и весь его отряд твердо верили в победу. И действительно, было бы чистейшим самоубийством идти в атаку на такую позицию. На такое мог бы отважиться разве что законченный идиот. Как раз таким идиотом и считался герцог Сунифред. Он непременно должен был сложить голову на этой вершине.
Перспектива потерять грядущего покровителя никак не могла способствовать улучшению настроения отца Эстебана. Как не крутил, как не вертел он, выход был лишь один. С принятым решением святой отец и отправился к королю Мартину.
- Ваше величество, не кажется ли вам, что наш долг предотвратить грядущее кровопролитие?
- Да, это было бы неплохо. Но как это сделать?
- Я бы мог попытаться склонить Бофиля к перемирию. Для этого надо лишь отправиться в его лагерь с соответствующими полномочиями.
- Но это опасно, отец Эстебан. Нечестивцы могут убить вас или, на худой конец, просто надругаться над вами.
- Ничего, ваше величество, как будет угодно Богу. Но я все-таки попытался бы.
- Возьмите с собой хотя бы десяток рыцарей.
- Мне будет достаточно моего Мигеля.
- Ну, тогда с Богом, - в голосе короля явно слышалось сомнение и нездоровый скептицизм.

Направляясь к вражескому лагерю, Эстебан инструктировал Мигеля:
- Встанешь за тем камнем. Хотя нет, не встанешь, а ляжешь: уж больно ты здоровый. Мы подойдем к тебе, тогда уж не мешкай, а то надругаются. Я-то уже старый, мной побрезгуют, а вот ты мужчина хоть куда, в полном расцвете сил.
Пока часовые не могли их видеть, Мигель шмыгнул за камень и затаился там. Эстебан же смело пошел на часовых.
- Стой, куда? Кто такой?
- Я – духовник короля Мартина, прибыл на переговоры с вашим маршалом.
- Вот сейчас как надругаемся, будешь знать.
- Побойтесь Бога, ребята, я же священник, да притом старый.
- Ничего, мы не суеверные.
- Да дайте мне сначала с маршалом поговорить, а там…
Поворчав, солдаты решили проводить добычу к Бофилю, но с условием, что потом-то уж точно надругаются. Маршал встретил парламентера хмуро:
- О мире просить пришел? И не думай! Я тебя выдам ребятам, пусть надругаются.
- Господи, да что же вы все здесь какие озабоченные? – всплеснул руками Эстебан. – И кто говорит о мире, дон Бофиль? Я? Я вас умоляю, очень нужен мне этот мир. У меня к вам дело денежного характера.
- Так, так? – оживился маршал.
- Здесь, на склоне холма закопаны фамильные драгоценности одного знатного рода. Я и подумал, пока холм занят войсками благородного Бофиля…
- Где?
- О, я могу показать.
- Идемте.
Эстебан все рассчитал верно. Обуреваемый жаждой наживы Бофиль пошел за ним один, без лишних свидетелей. Даже насчет благородства предположение оказалось верным, ибо маршал честно предупредил отца Эстебана:
- Выроем сокровища, а потом мы над вами надругаемся.
- Большое спасибо.
- Приходите еще. Будем ждать с нетерпением.
Естественно, как только они скрылись с глаз часовых, из-за камня выскочил Мигель, схватил Бофиля как ребенка и швырнул с обрыва. Тот даже не успел удивиться, как сломал себе шею.
- А теперь – валим отсюда, - взвизгнул Эстебан и припустил с холма. – А то надругаются.
Через полчаса, едва отдышавшись, он докладывал королю:
- …и когда мы отошли подальше от лишних ушей, Бофиль оступился и упал с обрыва.
- Ай-ай-ай, отец Эстебан, как же так? Теперь ведь меня наверняка обвинят и в его смерти.
- Ваше величество, у нас есть только один выход. Атаковать немедля лагерь противника и убрать всех возможных свидетелей.
- Свидетелей чего? – подозрительно нахмурился Мартин.
- То есть, клеветников, - поправился Эстебан. – Сейчас они растеряны и не выдержат атаки.
- Будь по-вашему. Хайме!
Инсургенты, лишившиеся полководца, оказали лишь незначительное сопротивление. К вечеру ни одного свидет… то есть клеветника не осталось в живых.
На этом можно было и закончить рассказ о войне с Ла Манчей, если бы не реакция Сунифреда:
- Что?! Убили Бофиля?! Без меня! Мерзавцы! Ну да все равно. Подать мне его печень. Сырую!
Бросившиеся исполнять приказ господина слуги искали тело маршала трое суток. Но так и не могли сыскать. И быть бы им всем повешенными, если бы не заявился к герцогу отец Эстебан.
- Что, ваше высочество? Ах, печень найти не можете. Ну, и бросьте.
- Как так бросить? Я ее должен съесть!
- Ваше высочество, пошли уже четвертые сутки. Отравитесь же. Оно вам надо?
- Гм, действительно. Это я как-то не учел. Тогда не буду терять время, мне еще Ла Манчу брать. Отец Эстебан, вы мне спасли жизнь.
- Всегда пожалуйста.

Однако и к Ла Манче Сунифред опоздал. 30 мая 1223 года в город вошли королевские войска. И только убедившись, что внук не собирается есть ничьей печени, Мартин передал ему город.
Беды и несчастья Сунифреда были довершены последовавшей в том же году смертью единственного сына. Теперь следующим наследником престола Испании по всякому становился ненавистный брат Ферран.
Следом за этой смертью в семье Хименесов последовала смерть молодой королевы Констанции. Никто и предположить не мог, что 67-летний король сможет пережить свою почти юную и нетронутую супругу. Весь двор искренне оплакивал Констанцию, а вот очерствевший Мартин не проронил ни слезинки.
- Паадумаишь, новую найдем, Европа большая.
Однако искать новую невесту пока не стали. И верно, куда ему, в 67 лет-то? Дай Бог так как-нибудь не окочуриться и не оставить Испанию на растерзание всяким там разным сунифредам злопамятным. Здоровье у Мартина было уже явно не то. В былые времена мог сутками не слезать с седла, а теперь такую усидчивость ему удавалось обнаруживать лишь на горшке, да и то не всегда.
26 февраля 1225 года король опять учудил. Встрелило ему в обязательном порядке поруководить страной. Затребовал от управляющей Гилинды перечень всех доменных провинций с распределением доходов, недовольством населения, списочным составом феодалов, годных к строевой. Дочь Констанса пыталась отговорить отца. Мол, утомишься, не надо, но старик уперся. Я король или не король? – и все тут. Побежали за отцом Эстебаном, а он, как назло, уехал куда-то с Владиславой. Пока искали, случилось непоправимое. Мартин сидел за столом и перебирал гроссбухи, принесенные Гилиндой. Вдруг король тяжело вздохнул, посерел лицом и откинулся на спинку кресла.
- Нет, не могу! – прохрипел он. – Этакими владениями просто невозможно управлять. И что, мне теперь так и жить в постоянном напряжении? Господи, скоро ли конец всему этому?
Стресс (а в просторечии старческий маразм) сразил короля наповал. После этого он неделю отлеживался в постели с холодным компрессом на голове. Поднимался лишь затем, чтобы посидеть в одиночестве на своем любимом горшке в синий цветочек. Порывался постричься и уйти в монастырь, насилу отговорили.
Воспользовавшись болезнью деда, зловредный Сунифред не замедлил заявить о своих претензиях на Валенсию. «Почему это старый маразматик сидит и гадит в таком замечательном замке? Почему не я?» - вопрошал он свое окружение. – «Почему у него есть горшок в синий цветочек, а у меня нет?»

***
А отец Эстебан в это время путешествовал с Владиславой по провинции. Началось все с того, что чрезмерно бдительный Мигель обнаружил в Валенсии зачатки новой ереси. На его докладе отцу Эстебану присутствовала и 15-летняя Владислава.
- И что это за ересь такая? – лениво поинтересовался Эстебан.
- Да не разобрать этак сразу-то, - замялся Мигель. – Только носом чую: ересь. Эх, каленым бы железом их.
- Все бы тебе людей калечить, - поморщился святой отец. – А может, там ничего стоящего-то и нет. Чего они утверждают?
- Что в каждом человеке есть Бог.
- Непредосудительно и даже более того – верно.
- Я, отец Эстебан, в грамоте не больно силен, вам виднее. Еще что-то насчет исхождения Святого Духа. То ли от Бога-отца, то ли от Бога-сына, то ли сразу от обоих.
- Ну, ерунда. Эти споры длятся, сколько себя Церковь помнит.
- Нет, не ерунда, - вмешалась Владислава. – Это же основополагающий вопрос католицизма, дядя. Мне кажется, вы должны во всем разобраться лично.
- Ой, да не охота.
- Ну, дядечка, ну, миленький, ну, пожалуйста. А я тебя всегда-всегда слушаться буду.
- Ладно, плутовка, уговорила.
Так вот и отправились они в рейд по провинции. Ездить пришлось много, допрашивать еще больше. Дело оказалось не таким уж и пустячным, как казалось с самого начала. Выяснилось, что ересь заключалась в следующем. (Я сейчас пошлость напишу. Но, во-первых, а чего вы от меня ожидали? А, во-вторых, я же не виноват, что ересь такая странная подвернулась.) Ересиархи учили простоватый народ, что неважно, от кого исходит Святой Дух, важно, что он имеет божественное происхождение. И в каждом человеке есть Бог. А значит, каждый человек может испустить Святой Дух. Главное, делать это с молитвой. Обманутые запирались в церквях и с молельными песнопениями испускали Святой Дух. После этого в церковь невозможно было войти неделю – такая стояла вонища. А если, не дай Бог, зажжешь свечку, взлетит все к чертям, с треском и грохотом.
- Теперь и я эту ересь носом чую, - говорил отец Эстебан Мигелю.
И работа закипела. Команда инквизиторов объезжала поселения, творила в них суд и расправу. Мигель предлагал попросту взрывать грешников прямо в храмах, отец Эстебан думал попросту отправлять их в каменоломни делать из больших камней маленькие – очень нужное дело в народном хозяйстве. Возобладало мнение Владиславы. Она считала нужным спасать заблудшие души. Накладывала на них епитимьи, отправляла под конвоем в паломничество по святым местам, грозила карами небесными. В общем, рутинная работа. Не стоило бы о ней и рассказывать, если бы не одна поистине историческая встреча.
Как-то утром в середине лета шел старик дорогой полевой. Тьфу ты, ехали наши инквизиторы по полевой дороге. Навстречу им ехал крестьянин с возом сена. В сене явно кто-то был, поскольку оттуда доносилась заунывно-меланхоличное:

Скачет черт, такой проказник,
Видно, чует пир.
У чертей сегодня праздник –
Рыцарский турнир.
Полетят кишки на землю,
Души прямо в ад.
И такому прибавленью
Девол будет рад

- Гм, задушевная песня, - заслушался Эстебан.
- Ага, - согласилась Владислава, - так бы своими руками и задушила. И автора и исполнителя. Мигель, узнай, пожалуйста, кто это там поет.
Мигель подхлестнул коня и направился к повозке. О чем-то крикнул крестьянину, тот показал кнутом на сено. Спустя мгновенье оттуда показалась взъерошенная, вся в сене голова. Тем временем карета Эстебана подъехала ближе. голова отвечала Мигелю:
- Я вольный мыслитель, д’Эсэн. И по какому такому праву вы осмеливаетесь задерживать меня?
- Ой, дядя, - взвизгнула Владислава, - а можно, я его возьму? Я буду ухаживать за ним, кормить, выгуливать. Мне так нужна игрушка, хоть кукла, хоть зверюшка, но только обязательно живая.
- Гм, - замялся Эстебан, - сейчас узнаем. Эй, любезнейший. Веруете ли вы в святую Троицу и божественное происхождение королевской власти?
Д’Эсэн свесился с воза:
- Гы, дедушка. Я вообще-то безбожник уже 10 лет, 4 месяца и 6 дней.
- По-моему, он опасен, - поделился сомнениями Эстебан с племянницей.
- Ничего, буду держать его в клетке, - пообещала та.
- Хорошо, проказница, будь по-твоему. Сеньор д’Эсэн, во-первых, я вам не дедушка, а верховный инквизитор Испании Эстебан де Мендоса. Во-вторых, слезайте с воза. Вы едете с нами. Мигель, помоги сеньору слезть да смотри, чтобы не убежал.
Мигель по-молодецки сгреб за шиворот д’Эсэна и кинул его поперек седла.
Так состоялась эта встреча, которой еще предстоит повлиять на судьбы мира.

***
Король Мартин явно доживал свои последние дни. В 1227 году этому патриарху испанского престола исполнилось ровно 70 лет. Однако торжества были омрачены неожиданной изменой герцога Бадахоса и Альгарве Амальрика Санчеса. 25 февраля этот негодяй прислал своему бывшему сюзерену, королю Мартину, объявление войны, пока «один из нас не окочурится». Конечно, молодой и здоровый герцог думал, что дряхлый монарх протянет недолго, а потому исход войны ему виделся совершенно отчетливо.
Мартин немедля приказал маршалу Хайме выступить на оскорбителя. Получив разрешение мобилизовать для целей войны какие угодно силы, Хайме резво взялся за ведение войны. И уже через месяц, 28 марта, с блеском попал в плен. Королю оставалось лишь сетовать на пресловутый идиотизм своего полководца, но честного вояку было жаль. Пришлось раскошелиться на выкуп, в 775 реалов.
- Дороговато нынче маршалы пошли, - прокомментировал король расценки Амальрика.
Война, между тем, развивалась успешно. Храбрые вассалы испанской короны к апрелю нанесли уже два разгромных поражения полкам бадахосцев. Амальрик уже начал жалеть, что рано понадеялся на старость короля. 28 апреля он попытался откупиться от противника 6680 реалами, но получил гордый отказ. Война продолжалась.

Поход на Бадахос стал боевым крещением молодого Рауля де Мендосы. И все ему было в диковинку, то есть не совсем так, как он представлял себе войну. Боев было мало, больше все сводилось к бессмысленному передвижению по вражеской территории в поисках противника. Два сражения, в которых довелось участвовать Раулю, слегка разочаровали молодого человека. Не было ни красивых поединков перед строем армий, ни благородных жестов взятия в плен, ни великодушия к потерпевшим поражение. Судьба явно издевалась на Раулем, подсовывая ему действительность, так разительно отличающуюся от рыцарских романов.
Наконец, 1 мая 1227 года полки маршала Хайме столкнулись с главными силами инсургентов под личным руководством герцога Амальрика. Рауль готовился к битве с самого утра. Его оруженосец Гонсало, простой деревенский парень, начистил доспехи господина до зеркального блеска, приготовил коня, помог Раулю взобраться на него и… направился в обоз.
- Ты куда это намылился? – поинтересовался Рауль.
- Ну, это… туда, - показал парень направление пальцем.
- Ты что, не знаешь, что должен биться со мною бок о бок, а если надо, то и прикрыть собой меня в минуту опасности?
- Неа, не знаю.
- Теперь знаешь. Бери меч и садись на кобылу. Будешь прикрывать мне тыл.
- А можно я пешком с дрыном?
- Нет, нельзя. Садись на кобылу.
Пока они препирались, маршал дал приказ атаковать, и кованная рать понеслась на врага. Рассыпанные впереди лучники только и успевали, что уворачиваться от несущихся рыцарей. Герцог Амальрик лично повел своих бадаховцев навстречу врагу. Армии сшиблись и закрутились в бешенном танце смерти. Гром мата, топот, ржанье, стон, и ад, и смерть со всех сторон.
Рауль, бешено вращая булавой, пробивался вперед, позабыв о своем оруженосце. А тот, сшибленный с коня первым же бадахосцем, семенил на четвереньках под лошадиными животами. Бадахосцы начали подаваться назад. Сначала дрогнул один воин, за ним побежали пятеро. Вот уже и вся армия инсургентов обратилась в бегство. Герцог Амальрик, пытаясь остановить бегущих, оказался одни на один с несущимся на него Раулем. Мендоса, заметив спешенного благородного рыцаря, притормозил перед ним:
- Сеньор, назовитесь. Согласны ли вы стать мои пленником?
- Да, я герцог Бадахоса - склонил голову Амальрик, - вот мой меч, - и протянул клинок благородному противнику.
В тот же момент, откуда ни возьмись, выскочил оруженосец Рауля. И с криком: «Господин, берегитесь. Я иду на помощь» ввалил дрыном по башке герцогу. Тот рухнул замертво.
- Ты что наделал, гнида?
- Он же на вас мечом замахнулся.
- Дурак. Кто же замахивается рукоятью вперед? Ты понимаешь, что натворил? Это же был сам герцог Амальрик. И что теперь делать? – Рауль едва не плакал с досады.
- Давайте скажем, что так все и было, когда мы пришли.
- Умнее, конечно, ты ничего не мог придумать. Думаешь, маршал такой идиот, что поверит нам? Зна…
- А, де Мендоса, - раздался громовой голос маршала, объезжавшего поля боя. – Кто это? Ба, да это никак сам Амальрик. Гм, надо же, какая вмятина на шлеме. Чем это его?
- Не могем знать, дон Хайме, - браво ответствовал незадачливый Гонсало, отпихивая ногой в сторону свой дрын. – Когда мы подошли, тут все так и было.
- Надо же, - покачал маршал головой. – Ну и фиг с ним, - и продолжил объезд.
- Гм, Гонсало, я вынужден признать, что наш маршал действительно не самый умный человек в королевстве. Ладно, на первый раз я тебя прощаю, но больше так не делай. Понял?
- Чего ж тут не понять, сеньор? Я, чай, не маршал.

Лишившись герцога, бадахосцы полностью утратили волю к сопротивлению. Его сын и преемник Видаль не мог мобилизовать силы для дальнейшей борьбы. Один за другим начали сдаваться города. 1 июля – Фару, 3 июля – Касерес, 7 июля – Бадахос, 10 сентября – Пласенсия. После этого удара Видаль решил капитулировать. Он лишился обоих герцогских титулов и трех из четырех графств. Пласенсию король Мартин решил ему оставить, заявив, что сын за отца не в ответе. Былое объединенное герцогство Бадахос-Альгарве было разделено надвое.
Так закончилась эта последняя война короля Мартина. Менее, чем через год, 10 августа 1228 года, 71-летний король Мартин почил, оставив Испанию на произвол своему непутевому внуку Сунифреду II.

Даты, события, люди

19 февраля 1223 г Графство Ла Манча отделяется от герцогства Толедо. Его армией командует все тот же Бофиль. Посылаем убийцу, ибо нефиг. Грпафство завоевываем и возвращаем Сунифреду.
1223 г Смерть 9-летнего сына и наследника у Сунифреда. Следующим наследником становится его брат Ферран.
10 апреля 1224 г Смерть королевы Констанции.
26 февраля 1225 г Большими владениями (68%) трудно управлять. Стресс у короля Мартина.
1227 г Война с отделившимся герцогством Бадахос, Альгарве. Присоединение назад. Ибо нефиг.
10 августа 1228 г Смерть 71-летнего короля Сунифреда. Престиж: 10033, благочестие: - 7264. 9 королевских титулов.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 12 (1228-1231)

15.05.2006 09:10

Глава 12

Сунифред узнал о смерти короля, когда был на охоте. Тут же вскочил он на коня и помчался в Валенсию. Ворвавшись в город, сразу направился в кафедральный собор.
Епископ Джоан как раз поминал усопшего Мартина. Прямо посреди службы врата собора распахнулись, и на пороге появился Сунифред. Расталкивая прихожан, разбрызгивая вокруг грязь с сапог, он подошел к епископу. Вначале растерявшийся Джоан сумел быстро оправиться и воскликнул:
- Король умер! Да здравствует король! Сунифред II.
- Правильно, - поддержал его Сунифред. – А теперь, ваше преосвященство, пора заняться коронацией.
Джоан аж опешил:
- Но, ваше высоч… величество, траур по покойному государю…
- Сейчас мы устроим траур по тебе, - нахмурился Сунифред. – Коли не перестанешь брыкаться.
- Но надо же подготовить торжества.
- Абойдитесь, - рявкнул пока еще герцог Толедо и шагнул к алтарю.
- Хотя бы оружие сняли бы… - начал Джоан, но почувствовав под самым носом кулак в латной перчатке, тут же умолк.

Коронация не заняла и получаса, тогда как при ранних королях на это уходил весь день. Сразу после церемонии произведенный в короля всея Испании Сунифред II отправился во дворец. Придворные в страхе разбежались по углам. Повелителя встречала немногочисленная челядь во главе с Эстебаном де Мендоса.
- Ваше величество, - поклонился старый пройдоха, - рад вас приветствовать на троне ваших славных предков, которых вы, безусловно, превзойдете своими деяниями.
- Постараюсь, - скромно ответил король. – Кстати, где маршал?
- Я здесь, ваше величество, - вышел из-за портьеры бравый вояка.
- Ты чего там прячешься?
- Проверяю, нет ли врагов, вашество!
- Молодец!
- Рад стараться!
- Ладно, маршала мы оставим. А вот канцлера…
За соседней портьерой послышалось «Ах!», и оттуда выпала лишившаяся чувств Готлана де ла Куэва, канцлер короля Мартина.
- Это еще что за истеричка?
- Это моя сестра Готлана, канцлер, вашество! – отрапортовал маршал.
- Гм, тоже врагов искала? – с сомнением протянул Сунифред. – Черт с ней, пусть пока тоже остается. Так, кто следующий? Управляющий (-ая). Он, она?
- Она, вашество!
- Отлично! Я, признаться, женщин люблю больше, чем мужиков.
«Слава Богу», - мелькнуло у мужской части придворных, а половина женской части попадала в обморок.
- Так, где же она? – король нетерпеливо топнул сапогом.
Гилинда, трепетавшая при одной мысли попасться на глаза новому королю, так глубоко спряталась, что ее не смогли найти.
- Ну и дура, - решил Сунифред. – Как хочет. Дероргилла, займешь пока ее место.
Дероргилла присела в глубоком книксене.
- Эх, люблю, когда бабы эдак скачут, - ухмыльнулся король.
- А тайный советник, ваше величество? – напомнил Эстебан.
- А тайно советовать мне будет жена по ночам, чтобы никто не подслушал. А теперь желаю пир горой!
После этого придворные решили, что репрессий не будет, и начали робко выбираться из своих укрытий. Пир поистине удался. Яства, за неимением времени на сервировку, так и валили на стол горой. Затем каждый выковыривал из этой кучи кусок себе по вкусу. Было много вина, так много, что король даже устроил соревнование, кто больше выпьет. Поначалу гости поддавались монарху, но после пятого бокала рамки приличий и субординация были забыты. Соревнование пошло на олимпийский лад. Призовые места (и награды) распределились следующим образом: 1-е место и герцогство Тежу – граф Миро Алькасерский, 2-е место и герцогство Кордова – граф Аньфред из Калатравы, 3-е место и герцогство Киренаика неожиданно для всех отхватила графиня Готлана.
Немного отсмеявшись, Сунифред подозвал к себе обоих братьев, Феррана и Гасти, и велел им состязаться тем же макаром за герцогство Севилья. Болельщики расположились в разных углах залы с бокалами вина и пакетиками орешков. Ферран и Гасти честно сражались за герцогскую корону, нанося сокрушительные удары по печени, по своей, естественно.
- Давай, Гасти! – ревел король, болея за младшего брата. – Не поддавайся этой харе предательской.
Трибуны, вторя своему монарху, скандировали:
- Гасти! Гасти!
Внезапно Ферран побледнел, и очередная порция пойла изверглась из него наружу.
- Дисквалификация! – объявил отец Эстебан, блеснув знанием латыни.
Никто не понял, что сказал святой отец, но все поняли, что Гасти победил.
- Ура герцогу Севильи!
- Эсклармунда, - повернулся король к жене, - что там еще есть у нас из герцогств?
- Э-э-э, Толедо, Валенсия, - с трудом припоминала захмелевшая королева.
- Отлично! Разыграем Толедо! А ну, наливай! Кто хочет Толедо?
Вмиг протрезвевшая Эсклармунда метнулась к Эстебану:
- Святой отец, сделайте что-нибудь. Ведь пропьет же все королевство.
- Мда, это не сказка, это жизнь.
- Чего?
- Я говорю, что в нашем случае старший брат явно не самый умный из трех. Боже, помоги Испании. Ладно, сейчас я его отвлеку, а вы за девками сбегайте, - отец Эстебан подошел к королю: - Ваше величество, негоже так.
- Как? – уставился король на инквизитора пьяными очами.
- Мусульманскую провинцию пропивать. Коран не велит.
- К-к-коран? Не велит? Вот гнида! Я король или нет? А ну, тащите сюда Коран, велю отрубить ему башку.
Толпа замерла, не зная, что делать. Отец Эстебан притопнул на нее ногой:
- Слышали короля? Немедля исполнять.
- Во-во, - оперся на него Сунифред, - а то враз всех с Кораном вместе.
- Слушаюсь, вашество, - первым щелкнул каблуками маршал и метнулся к дверям. Двери распахнулись, и оттуда навстречу маршалу вплыли танцовщицы в газовых накидках. Осоловевший от изрядных возлияний маршал вмиг перезабыл, за чем и бежал. А танцовщицы на восточный манер принялись кружить по зале. Король тяжело рухнул в кресло и зачарованно смотрел на девушек, которые принялись извиваться вокруг него.
Эстебан и Эсклармунда начали потихоньку выпроваживать гостей за дверь. Через десять минут зала почти опустела. Посреди нее оставался лишь заваленный горой объедков стол, на возвышении в кресле посапывал спящий король, а вокруг него беззвучными тенями скользили красавицы-чаровницы.

Утром следующего дня король проснулся все в том же кресле, но в совершенно другом настроении. Первым делом он почмокал губами, пытаясь выяснить, что это за вкус.
- Дерьмо какое-то, - было его первым предположением.
Затем Сунифред постарался встать. Это получилось далеко не сразу.
- Интересно, какая это гнида облила мне штаны, пока я спал? Надо будет не забыть отрубить поганцу голову. Эй, кто-нибудь!
В открытую дверь вошел священник:
- Ваше величество?
- Отец Эстебан, - удалось вспомнить королю имя вошедшего. – На чем мы с вами вчера остановились?
- На мусульманской провинции Толедо.
- Разве? Ну да ладно, я вам лучше поверю, все равно сам не вспомню. Кстати, а почему это она все еще мусульманская, а?
- Не могу знать, ваше величество. Когда вы там были герцогом, епископом толедским числился ваш брат Ферран. С него и спрашивайте.
- Ммм, терпеть его не могу. Вы уж лучше сами, святой отец. Разберитесь там как-нибудь.
Эстебан смачно хрустнул костяшками пальцев:
- Это приказ, ваше величество?
- Что? А, да, это приказ.
- Отлично. Сегодня же выезжаю с Мигелем и Владиславой. Разрешите идти?
- Идите. Только пришлите кого-нибудь переодеть меня.

Не прошло и пары месяцев, как в благословенном Толедо восторжествовало христианство. Заодно все мавры были срочно ассимилированы и объявлены честными испанцами. Более всех радовались арабские женщины, выпущенные из гаремов. Одичавшие затворницы с жаром накинулись на добрых испанцев. Так что через год пришлось констатировать, что население городов в провинции Толедо непомерно возросло.

***
Зиму 1228/29 гг еще как-то удавалось отвлекать короля его новыми обязанностями (и не столько обязанностями, сколько возможностями), но весной 1229 года натура Сунифреда взяла свое:
- Нет, вот вы мне все-таки скажите, - обратился он, прогуливаясь в саду с канцлером Готланой, - почему он? Почему не я?
- Ваше величество, - захлопала ресницами Готлана, - с вами все в порядке?
- Нет! Со мной не все в порядке. Разве не понятно?
Готлана боязливо поежилась и принялась оглядываться, отыскивая глазами ближайшего стражника. Тот, как назло, оказался далековато.
- Может быть вам лучше отдохнуть, ваше величество. Вы устали.
- Да ни черта я не устал! – взорвался Сунифред.
- Успокойтесь, ваше величество.
- Да я спокоен! Черт бы вас побрал! Я только спросил вас: «Почему не я? Почему он?»
- Кто? – бедная женщина была в предыстеричном состоянии.
- Рекаредо Хименес! – орал уже во все горло Сунифред.
- А что Рекаредо? – Готлана почувствовала холодок в том месте, которое все называют «под ложечкой».
- Почему он король Галисии? Почему не я? Я вас спрашиваю!
Холодок переместился чуть ниже.
- Отвечать, когда король спрашивает!!!
Теперь на месте холодка разливалась живительное тепло. Готлана лишь тяжело дышала, а тепло маленькими ручейками стекало к ней прямо в туфлю. Несчастную женщину так и унесли во дворец. Спустя годы поседевшая Готлана любили рассказывать детям, как 19 мая 1229 года она испытала стресс, беседуя с королем Сунифредом II.

Однако ответа на королевский вопрос в тот день так и не последовало. Это ужасно мучило Сунифреда. Он не мог спокойно спать по ночам, ему снился хохочущий Рекаредо Хименес в галисийской короне. Король вскакивал на постели и кричал в темноту: «Почему он? Почему не я?» Это очень пугало королеву Эсклармунду. В целях собственной безопасности она перебралась спать в соседнюю комнату, что естественно не способствовало появлению у королевской четы наследника.
Так не могло долго продолжаться, и 1 июня 1229 года на заседании королевского совета Эсклармунда поставила вопрос ребром:
- Или галисийская корона или шизофрения короля!
- Лучше галисийская корона, - ляпнул Сунифред. Спорить с ним никто не стал.
- Тогда – вопрос номер два: как нам ее получить?
Члены тайного совета задумались. Первым нашелся маршал:
- Может, того – отнять?
- Гениально, - усмехнулась Эсклармунда, - сеньор Хайме, гениально. Впрочем, как и всегда. Вопрос ведь в том, как нам обосновать наши претензии.
Хайме наморщил лоб, изображая бурную подчерепную деятельность, но ничего родить не смог.
- Можно попробовать сослаться на какого-нибудь пра-пра-прадеда нашего короля, тоже Хименеса… - мучительно искала ответ канцлер Готлана.
- А он вспомнит своего пра-пра… - возразила Эсклармунда. – Так мы докатимся до самого Санчо Великого, и выяснится, что при нем не было никакой Испании, а арагонцы жили в половецких степях. Нафиг такую мороку.
- Как же быть? – расстроился Сунифред.
Скромно кашлянув, голос подал отец Эстебан:
- Если многоуважаемый совет позволит…
- Говорите, говорите, святой отец, - придворные смотрели во все глаза на человека, который знавал еще короля Понса.
- Кхм, если меня не обманывают мои согляд… то есть информаторы, Рекаредо Галисийский болен проказой.
- Ах! Проказой!
- Да, именно проказой. А потому ему не место среди живых…
- И на галисийском троне, - вставил король.
- Да, ваше величество, и на галисийском троне ему тоже не место. Предлагаю: епископу Джоану немедля провести отпевание покойного Рекаредо, маршалу Хайме вести полки на Галисию, дабы взять ставшую ничьей корону королевства и доставить ее нашему обожаемому монарху.
Обожаемый монарх расплылся в улыбке:
- Отец Эстебан, я никогда не сомневался в ваших способностях.
- Это что, ваше величество - я еще и вышивать могу.
- Феноменально, - закончил Сунифред заседание Совета в приподнятом настроении.

***
В ноябре зарядили дожди. Потоки воды обрушивались на землю, превращая ее в непролазную грязь. Мокрая глина прилипала ко всему: к копытам коней, к колесам повозок, к сапогам воинов, к лицам поскользнувшихся рыцарей. Однако, несмотря на эти неудобства, армия короля Сунифреда II неуклонно приближалась к границам королевства Галисия.
Рауль де Мендоса ехал понурясь на своем коне. Холодная дождевая вода, сбегая шустрыми ручейками по шлему, щедро текла под доспехи и, не задерживаясь там, выливалась сквозь щели панциря. От этого благородный рыцарь напоминал садовую лейку. Следом за ним с дрыном на плече плелся оруженосец Гонсало. За ним в поводу шла лошадь с господской конюшни.
- Да сядь ты на коня, Гонсало, - в который раз уже повторял Рауль. – Устанешь же. До Галисии еще далеко. А усталость – главный враг солдата.
- Еще чего, - неизменно отвечал Гонсало. – Ежели вашей милости будет угодно, то главный враг солдата – чирьи на заднице. А сидючи на мокром седле верняком их приобретешь.
- Ну, как знаешь.
- Сеньор Рауль, а как далеко до Галисии?
- Не знаю, я там никогда не был.
- Сеньор Рауль, а на кой ляд нашему королю сдалась эта Галисия?
- Гонсало, задавай поменьше вопросов да шагай пободрее.
- А я чо, я ничо. Я так интересуюсь. Любопытно, за что вы, ваша милость, чирьи на заднице наживаете.
- Так, хватит, надоел. Молчи уж лучше.
- А я и так молчу.
- Гм, - сверкнул глазами в его сторону Рауль.
- Да это грязь под ногами хлюпает. Все, молчу, молчу.

24 ноября 1229 года испанская армия пересекла границу Галисии. И только в этот день Рекаредо Хименес узнал о начавшейся войне. Среагировал он быстро. Сам повел столичный полк, а вассалам приказал в срочном порядке подтягиваться к театру боевых действий. Однако вассалы явно не спешили на помощь своему прокаженному сюзерену. Маршала Хайме такая постановка вопроса очень даже устраивала. 24 декабря он всеми силами атаковал армию Рекаредо.
Король Сунифред бешено сверкал глазами, посылая войска в бой. Махал мечом и кричал:
- Моя Галисия! Убирайся, прокаженный!
- Убирайся, прокаженный! – ревела армия.
- Убирайся, прокаженный! – вопил Рауль де Мендоса, сжимая в руке копье.
А несчастный Гонсало ничего не кричал. Все его внимание было сосредоточено на том, как бы удержаться в седле. Каска съехала ему на лицо, своевольная кобыла неслась, куда вздумается. Даже дрын, верный дрын, валялся где-то на поле, утерянный бравым Гонсало.
Галисийцы защищались достойно. Все до единого они предпочли умереть, но не бежать с поля боя – так велик был их боевой дух. Со слезами на глазах и с суровой решимостью во взгляде воины бросались на врага и встречали смерть. В тот день пал весь цвет галисийского рыцарства.
После боя путные оруженосцы кинулись искать своих господ. Кого находили раненым, кого убитым, кого живым-здоровым и с добычей. Один лишь Рауль рыскал по полю в поисках своего непутевого оруженосца.
- Да где же черти носят этого Гонсало? – ярился он.
Гонсало отыскался в обозе. На все упреки господина оруженосец невозмутимо показывал на кобылу и повторял, что во всем виновата эта скотина. Дескать сам Гонсало бился храбро, даже сломал о чью-то голову свой заветный дрын, был в двух шагах от самого Рекаредо, но «эта трусливая скотина» взбесилась и унесла его к обозу. Не миновать бы ему крепкой взбучки, если бы в тот же момент не поступил приказ маршала Хайме выступать к столице Галисии. Война кончилась, начиналась осада.

Осада Галисии продолжалась ровно два месяца. Город пал 24 февраля 1230 года. Торжествующий Сунифред II вступил в столицу врага в окружении знатнейших рыцарей Испании. К сожалению, Рауль де Мендоса не мог сопровождать своего государя, так как сбылось предсказание Гонсало – на заднице молодого рыцаря вспухли чирьи. И теперь он лежал в своей палатке кверху… нет, лучше сказать: вниз животом. А верный Гонсало, как мог, облегчал страдания своего господина.
- Я и говорю, кому корона галисийская, а кому чирьи на заднице. На войне как на войне.
- Умолкни, гнида, - скрипел зубами Рауль. – Лучше компресс поменяй.
- А я и так молчу, это чирьи лопаются: чпок, чпок!

Его величество торжествовал-с. Еще бы! Корона Галисии! И кроме нее, титул герцога Галисии, графа Галисии. То есть Галисии было даже больше, чем нужно. Именно так посчитал и епископ Джоан. Этот достойный муж справедливо рассудил, что часть имущество безвременно отпетого прокаженного рекаредо Хименеса должна получить святая церковь… (нет, не так, а то кое-кто обидеться может, напишу так Святая Церковь. Так что пришлось королю Сунифреду организовывать из герцогства Галисия архиепископство, которое получил родной брат экс-короля Рекаредо.
Но и это не омрачило радости короля (теперь уже по факту) всея Испании. И правда, вся Испания до последнего клочка земли входила в состав славного королевства Сунифреда II.

***
А чем, спрашивается, занимались в это время наши дорогие герои? Владислава и отец Эстебан были поглощены процессом приручения безбожного д’Эсэна. Парень оказался упертый и ни в какую не желал признавать происхождения жизни от Бога. По поводу троичности заявлял:
- У меня тоже, когда напьюсь, в глазах троится, так я же не претендую.
Отец Эстебан все больше выходил из себя. Сначала даже хотел отправить упрямца в каземат к Мигелю, чтобы тому было на ком тренироваться. Но Владислава упросила дядю не горячиться. Эта светлая душа не теряла надежды наставить неразумного на путь истинный. Однако сказано: «не мечите бисер перед свиньями», ибо они его все равно в навоз втопчут. Вот и д’Эсэн втаптывал в грязь откровенного цинизма все то драгоценное, что пыталась донести до него девушка. Терпение Владиславы лопнуло после разговора о любви к ближнему.
- Понимаете, сеньор д’Эсэн, вот вы обвиняете церковь в кровожадности. Но Господь завещал нам любовь. И не только к ближнему своему, но и к врагу. Сказано: возлюби ближних и врагов своих…
- Что, так вот прямо и всех? – не поверил д’Эсэн.
- Всех, - просто подтвердила ему Владислава.
- Эге-ге, боюсь, на всех у меня сил не хватит, - с сомнением посмотрел д’Эсэн на свое ниже пояса. – Что, и мужиков тоже ваш Бог велел возлюбить? Это у вас не пройдет, ибо таких – в резервации.
- Ну, все! – вспыхнула Владислава. – Мое терпение лопнуло! Мигель!
- Я здесь, сеньорита, - нарисовалось в дверях рыжее чудовище.
- Забирай этого безбожника и делай с ним, что захочешь.
Тут-то и произошло чудесное просветление д’Эсэна. Увидев приближающегося к нему Мигеля, он вдруг рухнул на колени и возопил:
- Верую! Истинно верую! И желаю принять святое крещение.
- То-то же, - обрадовалась Владислава. – Мигель, можешь идти. Кстати, позови дядю. Сейчас же свершим обряд крещения. Чур, я буду вашей крестной, сеньор д’Эсэн.
- Да, пожалуйста, - смахнул тот пот со лба.

***
Конец 1230 года омрачился вновь вспыхнувшим скандалом в королевской семье. В ноябре Сунифред решил наградить маршала Хайме женитьбой на своей племяннице, дочери брата Феррана. Ферран, наследник испанского престола, счел свою дочь и себя оскорбленными таким браком. Как будущий король, он рассчитывал на более выгодную партию для своей Гийельмы. По этому случаю между братьями вышла размолвка. Поначалу легкая и незаметная для постороннего глаза, ибо петля все еще висела в комнате Феррана.
Гром грянул в начале 1231 года. 6 февраля Ферран не вышел к королевскому столу пожелать августейшему брату приятного аппетита. Метнулись искать, но вместо пропавшего нашли лишь его коротенькую записку: «Ну вас всех нафиг. Коли вам не надоело еще, терпите причуды этого придурка, а я поищу счастья при другом дворе». Аппетит у короля был испорчен до самого вечера.
В довершение всех несчастий стало известно, что сразу после бегства Феррана с семьей, в Валенсии сгорела лесопилка. «Не иначе, как их рук дело», - ярился Сунифред и тряс отца Эстебана: - «Что хочешь делай, но сыщи мне его». Отец Эстебан, несмотря на свои 65 лет, решил подсуетиться и нашел беглеца в самые сжатые сроки. Оказывается, Ферран и трое его сыновей укрылись в графстве Альбаррасин.
- Немедля убить и принести мне его печень. Сырую! – распорядился король.
Однако выполнить приказ никто не решался. Еще бы! Ферран был законным наследником испанского престола. И даже убив его, не удалось бы избавиться от претензий на корону троих его сыновей. Хоть королю Сунифреду и было еще 35 лет, и протянуть он мог очень долго, но мог и не протянуть. А тогда пришлось бы иметь дело с королем из семьи Феррана. Так рискнуть не мог даже отец Эстебан. Общими усилиями удалось уговорить Сунифреда отменить свой приказ.
Раздосадованный король начал срывать зло на окружающих. Особо тяжело пришлось дворянам из Таррагоны. Ничего не знавшие о конфликте в монаршей семье, они заявили, что хотят иметь больше прав. Сунифред приказал поставить их на место и вставить по полной, то есть по самую рукоять. Впрочем в официальном приказе была зафиксирована лишь первая часть распоряжения: «поставить на место».

Один Бог ведает, что бы еще натворил Сунифред II, если бы 5 сентября 1231 года до Испании не дошел слух о появлении страшной Орды из Тартара. Знающие люди говорили, что хан Додай привел с собой из-за Яика до двухсот тысяч демонов. Эти существа были единым целым со своими черными и лохматыми конями, не испытывали нужды в еде, а если испытывали, то справляли ее прямо с седла.
Европа в ужасе замерла.

{b]Даты, события, люди

10 августа 1228 г Воцарение Сунифреда II (6/3/6/3), мстительный, 1194 года рождения. После выделения герцогств имел: 7 доменных провинций, 35 герцогов-вассалов, 10 графов, 20,66 монет ежемесячно, 9 королевских титулов и 218 тыс. мобилизационного потенциала.
29 октября 1228 г Католицизм в Толедо. Во всей Испании остается всего две мусульманские провинции.
24 ноября 1229 г Объявление войны королевству Галисия.
24 февраля 1230 г Захват Галисии. Мир. Нам: титул короля Галисии и саму Галисию.
6 февраля 1231 г Брат и наследник короля Ферран переходит в графство Альбаррасин, что на территории Испании.
5 сентября 1231 г Появление Золотой Орды в провинции Яик.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 13 (1231-1237)

18.05.2006 10:25

Глава 13

Осень 1231 года в Мендосе выдалась приятной. От собранного урожая ломились амбары, цыплячий приплод удалось сохранить почти весь, крестьяне в этом году исправно вносили оброк. И самое главное – приехали Эстебан с Владиславой. Эстебана, как всегда, сопровождал рыжий Мигель, а за Владиславой семенил ее крестник д’Эсэн. Д’Эсэн остепенился и образумился (по крайней мере, внешне). Исправно посещал церковь, паломничал по монастырям (особенно, конечно, по женским). Очень любил церемонию причастия. Так любил, что, бывало, Владислава заставала его за бутылочкой доброго вина урожая 1215 года. Однако прохвост выкручивался банальной отмазкой про кровь христову.
Дорогих гостей встречали все обитатели замка. И седовласый Хуан де Мендоса, носитель титула, и его супруга энергичная пани Марина, и их сын Рауль. За спиной Рауля скромно жалась его молодая жена Тереса, которую ему подыскала мать.
Эстебан подошел к брату и пристально посмотрел на него.
- Да, старина, время не ждет нас с тобой. Неужто и я так же стар?
- Еще как стар, брат, - отвечал, обнимая гостя, Хуан. – Нам уж с тобой все, пора на покой. Вон, пусть молодежь теперь за нас порадеет. За меня Рауль, а за тебя – Владислава. Как она?
- Ничего, молодцом. Правда, мягковата для нашей профессии. Ну да ладно.
А хозяйка хлопотала вокруг дочери и деверя:
- Похудели-то, ай-ай. На городских-то харчах. Это мы поправим. Ну-ка скорее за стол.
- Надолго к нам? – поинтересовался Хуан, провожая брата к столу.
- А пока не надоест.
- Ну и ладно.
- Блин, - вполголоса ругнулся д’Эсэн, - мне тут уже надоело. Глухомань. Поди, ни одного женского монастыря в округе. Тьфу ты, пропасть.

За столом Эстебан рассказывал о новостях. И о том, как резво начали воевать Восток бесы хана Додая из тартара, и о бунте графа Саморы, и о том, как на непокорного отправился воевать маршал Хайме, и о главном в жизни королевства:
- А королева Эсклармунда-то беременна. То-то, сейчас злобой исходит братец нашего короля Ферран. Чай, не одну свечку поставил за то, чтобы королева родила девочку.

***
Король Сунифред сидел в углу и нервно грыз ногти. Епископ Джоан, чьи ногти грыз король, лишь болезненно морщился и утешал государя:
- Успокойтесь, ваше величество, Бог не без милости и дарует державе наследника.
- А ежели нет?
- Все в Его воле, - смиренно отвечал епископ, вытирая обслюнявленную руку.
- Представляю, как тогда обрадуется эта гнида – Ферран. Джоан, я тебе велел молиться за мальчика?
- Велели, ваше величество.
- Если родится девочка – повешу.
- Господи, да за что же? – ужаснулся епископ. – Я, как есть, тут ни причем. Нельзя же человека без причины вешать.
- Можно, - буркнул в ответ король.
Джоан и сам знал, что при дворе Сунифреда II можно все. Особенно самому Сунифреду. Но уж больно хотелось жить. Все предшествующие 9 месяцев несчастный пастырь не выходил из молельной. Три раза плотники там меняли доски, пробитые лбом усердно молящегося епископа. Казалось бы, Джоан сделал все от него зависящее, но и теперь он судорожно перебирал в памяти имена святых, проверяя, не забыл ли кого.
Из-за двери опочивальни королевы послышалось: «Мамочка родненькая! Не хочу! А-а-а!» Епископ Джоан вздрогнул и принялся в двадцатый раз перебирать в уме святых. «Может, на всякий случай православным святым помолиться?» - малодушно мелькнула предательская мыслишка. «А-а-а! О-о-о!» - неслось из-за двери. Сунифред начал шарить по лавке в поисках руки епископа.
- Лучше левую, ваше величество. На ней ногти длиннее, - любезно предложил Джоан.
- Не подлизывайся, - огрызнулся король, - все равно не поможет. Лучше молись.
«Пожалуй, и православным помолюсь», - решил епископ. И принялся перебирать в уме труднопроизносимые имена православных святых, Кузьмы, Фомы, Феклы – тьфу ты, пропасть, варварские имена. То ли дело у испанцев: Эсклармунда, Сунифред Дероргилла, Гуэрау – приятно произнести. Так, стоп, опять отвлекся, как бы святые не обиделись, а то подкинут какую-нибудь пакость вроде девочки – виси потом в петле.
Дверь распахнулась, на пороге показалась управляющая Дероргилла:
- Ваше величество, ее величество удачно разродились. Просят вас пройти.
Король торопливо вскочил и бросился в комнату. Епископ попытался просочиться следом за королем, но, схлопотав затрещину от Дероргиллы, вынужден был снова вернуться на место. «Господи, ну что же там?» - изнывал Джоан в неведении. – «Может, на всякий случай Магомета добрым словом помянуть?»
А в опочивальне королю поднесли орущего младенца. Сунифред брезгливо приподнял край пеленки и заглянул внутрь.
- Ну-ка, где тут у нас признаки? Ага, вот они, вернее он!
- Ну как? – слабым голосом спросила бледная Эсклармунда, лежащая на постели.
- Годится, - похвалил ее Сунифред. – Еще бы одного и гоже. Я бы тебе за второго доплатил.
- А вот это видел? – вяло покрутила роженица фигой. – С меня и этого хватило. Чуть не разорвало. Дальше уж как-нибудь без меня.
- Ну, ладно, - решил Сунифред, - как хочешь. Пойду епископа успокою, а то, поди, рехнется еще.
А епископ действительно едва не рехнулся, дожидаясь короля. Пару раз у него даже мелькнула мысль подбежать к окну и сигануть прямо с башни. Наконец, король вышел и опочивальни. Джоан судорожно заскреб обглоданными ногтями по лавке.
- Жалко мне будет епископа, - начал король. – Где нового возьму?
- Ваше величество, - рухнул на колени Джоан, - не виноват, видит Бог, не виноват. Я… я… я исправлюсь.
- Да, - продолжал Сунифред, - епископы нынче на дороге не валяются.
Джоан судорожно всхлипнул и затих, лишившись чувств. Король пихнул его сапогом:
- Эй, Джоан… Ты чего? Мда, хлипкие нынче пошли епископы. Вот говорят, у Санчо Великого был епископ Гомес, так тот был да! А этот, тьфу. Я ему, понимаешь, хотел Самору пожаловать, а он спекся. Эй, кто-нибудь! Подберите святого отца да оттащите в келью.

Радость короля по случаю рождения наследника Берната была просто непередаваема. Целыми днями он надоедал своим придворным рассказом о том, как натянул нос своему братцу Феррану. Пришедшему в себя епископу Джоану была пожалована Самора, рыбакам была оказана материальная помощь, маршалу выдана крупная сумма за верную службу.
И под эту раздачу вкусностей канцлер Готлана де ла Куэва подсунула королю проект решения монгольской угрозы. Если она рассчитывала на невнимательность или на тупость короля, то ее расчет не удался.
- Это что такое? – потрясал Сунифред куском пергамента перед носом растерявшейся Готланы. – Это трусость. Нет, даже хуже. Это – разбазаривание моих, слышишь – моих, земель.
- Ввваше величччество, - лепетала несчастная, - но это же насущная необходимость. Этим ходом мы убережем державу от войны с ордами из тартара.
- А ты у меня спросила, хочу ли я уберечься от этого? А я вот не хочу. Хайме! – позвал король маршала.
- Я здесь, ваше величество.
- Ты боишься сразиться с двумя сотнями тысяч бесов из тартара?
- Никак нет, вашество! – бодро ответил маршал, не умеющий считать дальше ста и не имеющий понятия, сколько это – двести тысяч.
- Молодец!
- Рад стараться, вашество!
- А ты, - ткнул пальцем король в помертвевшую Готлану, - а ты… Что бы такое с тобой сделать? Эх, жаль, отец Эстебан уехал и Мигеля с собой забрал. Что бы такое придумать?
И быть бы тут концу карьеры канцлера, если бы в залу не вошла королева Эсклармунда.
- Что такое, ваше величество? Кто это вас так разгневал?
- Вот она, - Сунифред кивнул в сторону Готланы. – Предлагает мне отречься от короны короля Куманов в пользу герцога Азовского. Тартаров видите ли она боится.
- Господа, прошу вас выйти, - обратилась королева к придворным, расшнуровывая платье.
- Не надо, Эсклармунда, слышишь, не надо, - король начал отступать на другую сторону стола.
- Надо, любимый, надо, - наступала королева, расшнуровывая лиф.
Через полчаса королева вышла из кабинета и торжествующе потрясла пергаментом с подписанной дарственной на корону Куманов. Испанская корона лишилась одного из своих рубинов – половецкого королевства.

***
В конце того же 1232 года королю Сунифреду пришлось убедиться в никчемности своего младшего брата Гасти, герцога Севильи. Этот полный лопух в дипломатии умудрился как-то существовать без канцлера. Но и это была еще не главная его беда. Главная беда заключалась в том, что Гасти повторил ошибку брата – женился на чересчур умной женщине и отдал ей графство. Ставшая графиней Уэльвы Мафальда, не долго думая, взяла да и отделилась от своего никчемного мужа. (Как это ни обидно, но самым толковым из троих братьев был именно изменник Ферран. Так уж сложилась судьба династии Хименесов, что толковая ветвь была вышвырнута за борт истории, а властвовать остались одни лишь посредственности.)
Первым порывом короля Сунифреда было подослать к ней добра молодца, чтобы тот чик бритвой по горлу и в колодец. Это пришлось отложить по двум причинам. Во-первых, отец Эстебан все еще не вернулся из Мендосы; во-вторых, Мафальда была беременна, а с потомством у династии сейчас было туго. Вместо одного добра молодца решено было послать маршала Хайме с пятью тысячами молодцев злых. 12 марта 1233 года неверная жена была торжественно возвращена мужу. Провинцию Уэльва также вернули герцогу Гасти.
И что бы вы думали? Не прошло и месяца, как этот лопух опять отдал Уэльву жене. Поистине, если Бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума. 7 июня 1233 года последовало вторичное отделение Уэльвы от герцогства. И опять маршал Хайме совершил марш-бросок по проторенной дорожке. 29 августа Мафальда в предродовом состоянии была водворена во дворец к мужу. Но вот кто бы что ни говорил, а наверное есть Бог в этом пластилиновом мире. Через две недели мерзопакостная изменница скончалась родами. После такого исхода Сунифред вторично вернул брату Уэльву. И… тот немедля отдал город своей второй жене Маргарите. И каким только местом думают эти мужики?

***
Золотая Орда продолжала напирать. В январе 1233 года хан Додай напал на Владимирское княжество, а к декабрю 1234-го его полчища уже захватили Псков и Новгород. Тартары подходили к вратам исконно испанского королевства Литва. Канцлер Готлана, поддержанная королевой Эсклармундой, предложила отказаться еще и от титула короля этой варварской Литвы. Сунифреда ажно трясло от ярости. Расстаться с еще одним изумрудом в короне он не мог никак.
- Да я лучше воевать буду до последней капли крови моих славных гвардейцев! Да я маршала своего не пожалею за Родину! Да я лучше по миру весь двор пущу! Только корону Литвы не отдам.
На этот раз сеанс тайного совещания наедине с королевой не дал особых результатов. На помощь Эсклармунде поспешила Готлана. Подавленный таким дружным женским натиском король сдался. 1 декабря 1234 года в Валенсию был приглашен герцог Эстонии Астрад Хименес. Зная крутой нрав своего сюзерена, герцог перед отъездом написал завещание, попрощался с семьей, исповедался и причастился. Поэтому когда раздались слова Сунифреда II: «…дарую королевство Литовское в вечное владение тебе и потомкам твоим», Астрад Эстонский не поверил своим ушам. А когда поверил, то даже не обиделся на заключительную фразу Сунифреда: «…и чтоб вам всем подавиться, гниды казематные».

Но на этом история с Литвой не завершилась. Нашлись «доброжелатели», обратившие внимание короля Сунифреда на то, что вместе короной Литвы Астраду отошла и испанская провинция Хака, та самая Хака, из которой когда-то и вышло великое королевство Испания. Тут уж утихомирить короля никто даже и не пытался.
- Почему ему? Почему не мне? Я – потомок Санчо Великого!
Храбреца, указавшего на то, что и Астрад – потомок Санчо Великого, утащили в застенки срочно вызванного из Мендосы Мигеля. Одним дураком на белом свете стало меньше.
- Маршала ко мне! – ревел Сунифред. – Принесите мне его печень! Сырую!
Гвардейцы повалили явившегося на зов маршала. Выбежавший на крики короля Мигель вынул нож и начал расшнуровывать маршальский камзол. Хайме завопил нечеловеческим голосом. Взмах ножа…
- Да не его, идиоты! Принесите мне печень Астрада Литовского! – затопал ногами король.
- А-а, ясно, - отпустили гвардейцы маршала.
А тот, тихо поскуливая, отполз в угол и нервными движениями зашнуровывал воротник.
- Сеньор маршал отделался лишь легким пуком, - прокомментировал его состояние Мигель, засовывая нож за голенище сапога.
- Испугом? – переспросил король.
- Да нет, именно пуком, - смачно втянул ноздрями воздух подручник великого Эстебана.
Надо сказать, что Хайме все-таки отделался не так легко. Ибо запах выветривается, а вот стресс проходит редко, гораздо чаще он перерастает в полномасштабную депрессию со всеми последующими кишечными паразитами.
Однако дожидаться появления традиционных паразитов было некогда, так как 1 мая 1235 года Сунифред II послал Астраду Литовскому объявление войны, щедро снабженное самыми грязными ругательствами в адрес «паскудного ублюдка, захватившего исконно нашу Хаку». Астрад был неприятно удивлен такой резкой переменой в настроении бывшего сюзерена. Казалось бы, еще вчера тот пожаловал ему королевский титул, а уже сегодня идет войной. Трудно было поверить, что король Сунифред находится в своем, хотя и не богатом, уме. На всякий случай, литовский монарх ответил претензиями на Валенсию, Таррагону, Саламанку и Кастельон.
- А не подавится? – усомнился в способностях дальнего родича Сунифред.
- Будем надеяться, - рассудила Эсклармунда.

Однако война не ограничилась оскорблениями и претензиями. В дело вступили полки. Королевская армия двинулась прямо на Хаку, а герцог Карелии получил приказ выступать со всеми силами прямо на Нарву. Разумеется, этот гениальный план был предложен маршалом Хайме (здорово я на него все свалил). И результаты его не замедлили сказаться. Причем все, как положительные, так и… не очень. 26 июля 1235 года Хака была взята храбрыми войсками короля Сунифреда. Сразу же за этим 5 августа последовала сокрушительная конфузия при Нарве. Армия герцога Карельского была полностью истреблена литвинами. А сам он с превеликим трудом и в одном исподнем сумел удрать на верном скакуне.
Главным и неожиданным последствием нарвской конфузии стала капитуляция герцога Самогитии. Неизвестно, что именно сподвигло его на мир с Испанией, но факт остается фактом: 7 августа от него прибыли послы с предложением отступного в виде 7751 реала. Тяжело пришлось управляющей Дероргилле. Шутка ли – счесть такое количество золота, да не дай Бог потерять хотя бы монетку. Но и полный счет не удовлетворил жадного и подозрительного короля. Он потребовал доскональной проверки, не фальшивые ли монетки подсунули. Управляющая тяжело вздохнула и пошла проверять.
Тем временем боевые действия на Пиренейском полуострове завершились. Все неосторожно оставшиеся здесь литвины были благополучно отпеты к октябрю-месяцу. Тут-то король и решил нанести удар прямо в сердце вражеской территории, сиречь, высадиться в Эстонии. И этот гениальный план был выношен в подпольных лабораториях рейх… то есть маршальской ставки.
1 октября 1235 года 7 тысяч воинов под чутким руководством Сунифреда II и маршала Хайме в сопровождении известного числа проституток и спекулянтов погрузились на корабли и отплыли к берегам далекой Эстонии. какой черт дернул этих гениев войны плыть на зиму глядя, не известно.
Среди отплывших находился и Рауль де Мендоса со своим верным Гонсало.

До Эстонии добрались лишь к весне. 6 марта 1236 года истрепанные зимними штормами корабли испанцев пристали к нарвским берегам. Отощавшие за долгий путь воители с тупым безразличием сидели на палубах, кутаясь кто во что горазд.
- Варварская страна, - стучал зубами Гонсало, жалуясь на судьбу. – Кто бы подумал: уже начало марта, а у них тут снег лежит.
- Мне отец рассказывал, что севернее еще лежит страна Финляндия. Так там еще хуже, - утешал оруженосца Рауль.
- Не может быть, - не верил ему Гонсало.
Наконец, последовала команда выгружаться с кораблей. Люди пытались вставать, отдирая примерзшие к палубе задницы. Получалось далеко не у всех. Хуже, чем простым ратникам, приходилось рыцарям. Они с ужасом взирали на свои заиндевелые доспехи. надевать их никто не решался. оставалось надеяться на пресловутую медлительность эстонцев, которые, возможно, не выступят в поле до тепла. Кстати, так оно и случилось. Пока испанцы, зябко поеживаясь, брали в кольцо Нарву, их не потревожил ни один эстонский воин.
Завершив обложение крепости, армия разбежалась по окрестным деревням греться у очагов. Сторожить неприятеля остались самые храбрые и глупые. В их числе, как нетрудно догадаться, опять оказались и Рауль с оруженосцем. Гонсало смертельно устал проклинать рыцарское рвение своего господина. Выдав очередную порцию ворчания, он уселся на землю, пытаясь развести костер. За отсутствием путных дров фтопку отправился прославленный многими подвигами дрын. Жалкого пламени хватило ненадолго, так что вскоре зубы снова принялись выбивать чечетку. Сменили дозор только к вечеру. В деревне, где стоял лагерем их полк, разумеется, к этому времени все уже было сожрано. Ложиться спать пришлось на пустой желудок. А с утра их снова погнали в дозор. Такая война начала надоедать не только Гонсало, но и самому Раулю.
Эстонцы же отсиживались в теплых домах Нарвы, даже не подозревая, что под городом стоит вражеская армия. Правду сказать, из всей вражеской армии были видны лишь холмики снега там, где стояли дозорные. Как же удивились жители Нарвы, когда с наступлением апреля из-под снега начали появляться сначала шлемы, затем нагрудники, а там и лошади испанцев. Только сейчас до них дошло, что под стенами стоит враг. До врага тоже дошло только сейчас, что ворота-то и не закрыты.
- Как же вы не доглядели? – топал ногами маршал на своих дозорных.
Те в ответ только разводили руками. Дескать, как тут заметишь, когда снега намело выше стен?
Немедля был дан приказ идти на приступ. Эстонцы также кинулись закрывать ворота, но и на этот раз опоздали. 21 апреля 1236 года Сунифред II вступил в Нарву. В тот же день Астраду Литовскому было послано предложение о мире, которое он тут же и принял. По договору графство Хака переходило в домен короля Испании, плюс побежденные выплачивали контрибуцию в 500 реалов золотом.
Поспешность заключения мира с Литвой объяснялась просто: на Литву уже надвигалась Орда. 13 мая 1236 года тартары хана Додая перешли границу королевства Астрада. Лишенный большей части армии в войне с Сунифредом литовский король не имел ни малейшего шанса в борьбе с нечестивыми монголами. Дабы не попасться в руки поганцев со всей добычей, армия короля Сунифреда припустила домой легким галопом.

Дома короля ждало приятнейшее известие: 7 июля 1237 года скончалась Перонейя, герцогиня Эль Рифа и Феса, дочь покойного короля Понса и сестра не менее покойного короля Мартина.
- Нафледников у нее нетути, поэтому провинции отофли вам, вафе велитество, - радостно сообщила королю управляющая Дероргилла. – Фто прикавете делать с ними?
- Ты чего это шепелявишь? – поморщился Сунифред.
- Так ведь флувила вафему велитеству не валеюти вывота фвоего. По вафему прикаву фамолитно перепробовала на вуб ффе монетки из дани гертога Фамогитии. Ффе 7751 монетку. Вот вубы-то и поломала.
- Очень хорошо, - одобрил король. – Я, кстати, еще пятьсот монет привез из Литвы. Будь любезна, проверь уж и их заодно. А герцогства? Да, герцогства… Впрочем, с женой посоветуюсь. Как никак – тайная советница.
После непродолжительного совещания с женой (на более продолжительное у 42-летнего короля элементарно не хватало сил) герцогства были пожалованы: Фес – придворному Доминго, Эль Риф – самой Эсклармунде.
Да, забыл еще сказать об одной радости, посетившей короля в том же году. Узнав о таком наследстве, свалившемся на брата, его брат-диссидент Ферран шизанулся. При дворе герцогства Сарагоса, где он подвизался епископом, уж и не чаяли, как избавиться от такого счастья.

***
На этом можно было бы и завершить главу, но не могу не поведать о жизни давно оставленного нами семейства Мендоса.
Затянувшиеся каникулы в Мендосе были прерваны гонцом из Рима. Святой понтифик прислал отцу Эстебану важное письмо. Семидесятилетний старец, тяжело щурясь, разбирал витиеватую латиницу. Дочитав письмо, он тяжело вздохнул и позвал Владиславу.
- Дочь моя, понтифик просит меня прислать ему человека для выполнения важнейшей миссии. По моему разумению, никто не справится с этим лучше тебя.
Глаза девушки, засидевшейся в деревенской глуши, ярко блеснули:
- А что это за миссия, дядя?
- Это очень важное поручение, укрепление католицизма в далекой державе Пястов. Понтифик озабочен тамошним положением дел. Епископы сплошь неграмотны, вне бельмеса не смыслят в обрядах католической церкви. Народ темен и вечно пьян. Царствующая династия не отличается умом и сообразительностью. Да и вообще – это медвежий угол Европы. А тут еще нашествие орд из тартара. Я думаю, Владислава, что ты и только ты сможешь крепкой рукой удержать свет истинной веры в этом отдаленном уголке. Во-первых, ты по матери наполовину полька, а во-вторых, пройденная тобой школа в застен… то есть в заведении отца Эстебана есть надежнейшая гарантия успеха. Ты согласна?
- Ой, дядя, а можно я возьму с собой д’Эсэна?
- Да на черта он тебе там сдался?
- Ну, мало ли. И вообще, привыкла я к нему, и без ручной зверушки мне там будет одиноко.
- Ну, хорошо. Надеюсь, он обрадуется.
Не могу сказать, чтобы д’Эсэн с восторгом принял идею ехать в какой-то там медвежий угол. Да и покидать приглянувшуюся прачечную Мендосы ему явно не хотелось. Однако пересилила мысль уехать подальше от отца Эстебана и его рыжего Мигеля, не дававших развернуться талантам великого безбожника на полную мощность.
Прощание было тяжелым. Марина рыдала, провожая дочь, гораздо сильнее, чем когда снаряжала сына на войну. Хуан тяжело вздыхал, понимая, что его преклонный возраст вряд ли даст ему еще раз свидеться с дочерью. Рауля не было дома, он участвовал в очередной затее короля Сунифреда. Однако тяжелее всех расставание далось Эстебану. Он прощался со своей воспитанницей на берегу Гюльчатай-пруда.
- Да, Владислава, привязался я к тебе. Тяжело мне, старику, будет. Ты ведь для меня стала светом ночных звезд в кромешной мгле. Как же я теперь? Опять во мраке погрязну.
- Ничего, дядя. Надейся на Бога, Он наставит тебя на путь истинный.
- Я никому не говорил, а тебе вот теперь скажу. Владислава, не знаю, верю ли я в Бога. И от этого я чувствую себя таким несчастным. Даже твой д’Эсэн счастливее меня. Он хотя бы твердо уверен в своем безбожии. Не возражай. Ты молода, и тебя емуудалось обмануть. Но я-то вижу, что вера его нынешняя зиждется исключительно на житейской хитрости. В детстве и юности я мучительно искал подтверждения существования Бога. Да, знаю – грех, но не мог иначе. Я перекопал всю библиотеку своего наставника, но так и не нашел того, чего искал. Я сутками просиживал здесь, на берегу пруда, ожидая увидеть метущеюся душу бедной Гюльчатай, но так и не увидел. Я чувствую себя полностью оставленным.
- Дядя, не искать надо было, а молиться.
- Я… я… я не умею, - сконфузился старик. – Нет, конечно, все слова нужные я знаю, но молиться по-настоящему я не умею.
- Скажи, кого ты чаще всего вспоминаешь из своего детства. Наверное, отца?
- Нет, с отцом больше Хуан возился. Я вспоминаю мою мать.
- Ну вот, тогда совсем все просто. Ты закрывай глаза, представляй свою мать и шепчи: «Пресвятая Богородица, помоги мне, грешному. Дай мне силы и укрепи мя и душу мою смущенную».
- И все?
- Для начала – да.
- А потом?
- А потом совесть подскажет. Ну, дядя, я пошла. Уже спать пора.
Владислава встала с травы, отряхнулась и пошла к замку. А Эстебан остался сидеть на берегу. Перед ним искрилась в лунном свете гладь пруда. Вяло поквакивали лягушки, неназойливо звенели комары.
- Гм, как у них, молодых, все просто. Эх, Влада, Влада.
Вдруг он закрыл глаза и зашептал:
- Пресвятая Богородица, помоги мне, грешному. Дай мне силы и укрепи мя и душу мою смущенную. Пресвятая Богородица, помоги мне, грешному. Дай мне силы и укрепи мя и душу мою смущенную. Пресвятая Богородица, помоги мне, грешному. Дай мне силы и укрепи мя и душу мою смущенную, - и так до бесконечности.
К его глубокому разочарованию ничего не происходило. Обозвав себя идиотом, Эстебан открыл глаза и… ахнул. Над водной гладью плыла одинокая фигура женщины, облаченной в бесформенную накидку.
- Гюльчатай, - прошептали губы старика.
Женщина остановилась не доходя до берега десяти шагов и открыла свое лицо. На Эстебана смотрели не раскосые очи восточной красавицы, а скорбное лицо настрадавшейся женщины. Она улыбалась ему. Старик зачарованно смотрел на видение, не осознавая, что по его щекам текут слезы, а губы самовольно шепчут:
- Пресвятая Дева Мария, благодарю тебя.
С середины пруда начал наплывать туман, и скоро фигура затерялась в нем. Однако еще долго сидел на берегу старик. До тех пор, пока обеспокоенный Хуан не нашел его и не отвел домой.

А утром состоялся отъезд. Владислава в сопровождении д’Эсэна уезжала в Рим, чтобы оттуда отправиться в далекую и неведомую ей державу польских Пястов. Там они должны были... Хотя продолжение их истории совсем не для этого ААРа

.

Даты, события, люди

6 февраля 1232 г Рождение у короля сына и наследника Берната.
4 марта 1232 г Жалуем Тугору Капету королевство Куманов.
1232-1233 гг Подавление мятежей в герцогстве Севилья.
1 декабря 1234 г Золотая Орда уже в Пскове и Новгороде. Жалую Астраду Эстонскому королевство Литва. Эти пожалования преследовали хитрож… то есть хитроковарную цель не быть втянутым в войну с Ордой как можно дольше. Честно говоря, я никогда не видел, как развивается Орда без моего вмешательства. Много ли она успеет захватить, если ей не будет мешать игрок? Если ее задавят – гут, значит, мне там и не надо было руки марать. А если она задавит всех, то два раза гут, так как тогда я с чистой совестью смогу выступить захват… то есть освободителем всей Европы и смогу собрать практически все титулы. Так что я, скорее, гад, нежели трус.
1 января 1235 г 8 доменных провинций, 27 герцогов-вассалов, 11 графов, 11 монет ежемесячного дохода и 14600 монет в казне. 181 тысяча мобилизационного потенциала. 8 королевских титулов: Арагон, Наварра, Кастилия, Леон, Португалия, Галисия, Северная Африка, Мавритания.
1235-1236 гг Война с Литвой за графство Хака.
7 июля 1237 г Умирает Перонейя, герцогиня Эль Риф и Фес. Наследник – король Сунифред II.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 14 (1237-1245)

23.05.2006 08:43

Глава 14

1237-ой год принес не только радости, но и огорчения. Да еще какие! Как стало известно, к октябрю 1237 года Золотая Орда заняла уже 49 провинций, превратившись в монстра. Правда, это ей стоило 35 тысяч демонов, но и оставшихся 165 тысяч вполне хватало, чтобы наполнить Европу ужасом, кровью, визгом и запахом конского пота. Для решения этой проблемы 17 октября королю Сунифреду II предложили созвать Генеральные Штаты.
- Еще чего! Обойдемся без шибко сопливых советчиков, без мужичья поганого, - справедливо рассудил монарх, за что и получил льстивое прозвище Справедливый.
И только он распустил «шибко сопливых», как 21 октября пришло известие с далекого Востока: в Бухаре объявилось 200 тысяч демонов ильхана Акутая. Складывалось впечатление, что у великой земли-матушки было что-то не в порядке с пищеварением, и она периодически извергала из себя орды демонов.
Шок от этого известия был так велик, что даже когда 23 мая 1238 года Орда напала на герцогства Карелия и Финляндия, Сунифред II послал своим вассалам пламенный привет и твердое обещание:
- Мы вас никогда, никогда не забудем. Пусть болота карельские вам будут пухом, а память о ваших страданиях вечно живет в чумах у самоедов.
Это нападение на хотя и отдаленную, но все-таки территорию Испанского престола имело еще одно интересное последствие. Говорят, что наступление тартаров на вассалов брата чудесным образом излечило от шизофрении диссидента Феррана. Правда, не сразу удалось отличить его новый зловещий хохот от туповато-шизофреничного похихикивания.

Сам же король Сунифред II задумывал очередную авантюру. Хотя «задумывал» не совсем удачное слово. Думал король вообще очень редко, да еще и не тем местом, которое для этой цели предусмотрено природой. Сунифред все больше действовал чувством. Вот и теперь, в 1239 году, вспомнив о своих старых претензиях на герцогство Бретань (еще Сибилла, бабка короля Мартина, деда самого Сунифреда, была из рода бретонских владельцев), заявил:
- Почему он? Почему, мать так-разэдак, не я? Маршала ко мне! И принести мне его печень. Сырую!
На этот раз бравые гвардейцы уже точно знали, чью именно печень требует король. Конечно же, герцога Бретани Карла. Маршал явился на зов господина немедля. Пока король отдавал приказы своему полководцу, в залу робко вступила канцлер Готлана. Она внимательно выслушивала короля, передвигающего по столу кучки семян и здоровенные яблоки:
- …и тогда мы их кэээк! – король стукнул яблоком по кучке семян, и те разлетелись по всему помещению.
- Это точно, - подхватил маршал.
- Тебе чего? – заметил король Готлану.
- Ваше величество, может быть было бы разумно сначала предложить Карлу Бретонскому стать вашим вассалом, - произнеся это, Готлана зажмурилась.
- А что, - оживился король, - интересная мысль. Как же это я сам до нее не додумался?
Придворные смущенно потупились, явно не желая отвечать на столь провокационный вопрос.
- А как же, ваше величество это? – маршал взял второе яблоко на столе и врезал им по другой кучке семян. Брызги ядрышек и скорлупы осыпали всех стоящих у стола.
- Хм, - задумчиво пробурчал король, стряхивая с волос шелуху, - в принципе, и это тоже хорошая мысль. Тем более, что я сам до нее додумался.
- Браво, ваше величество! – раздались льстивые крики. – Вы как всегда гениальны.
- Я знаю. Ладно. Но как же быть?
Придворные задумались.
- Ваше величество, разрешите? – поднял руку отец Эстебан.
Король кивнул. Святой отец подошел к королю и что-то горячо зашептал ему на ухо. Сунифред просветлел:
- Готлана, садись, пиши.
И король продиктовал канцлеру два письма. После чего отправил ее собираться в дорогу: Готлана отправлялась ко двору Карла Бретонского.

Всю дорогу до Нанта несчастная женщина, находившаяся в постоянной депрессии, шептала напутствие отца Эстебана: «Сначала отдашь это, а потом другое. Смотри не перепутай, а то kaput». Что это за kaput такой, она не знала, но ничего хорошего от Эстебана де Мендосы не ожидала.
Герцог Карл принял посланницу великого короля сразу, без проволочек.
- Что именно велел передать мне мой царственный брат? – осведомился он через переводчика.
Готлана развернула письмо и принялась читать:
- «Ах ты, паскуд…» Ой, извините, это не то. Это kaput. Вот то, - пробормотала она, распечатывая другое письмо. - «Карлу, герцогу Бретани и прочая от Сунифреда II короля Испании и прочая письмо. Не будет ли любезен многоуважаемый герцог стать вассалом великого короля? Целую. Точка»
Пока переводчик переводил эту дипломатическую депешу герцогу, Карл медленно наливался краской. Наконец, он взорвался:
- Будет! Капут тебе будет! – тут герцог заметил, что побелевшие пальцы Готланы теребят еще один свиток. - Что-нибудь еще?
Готлана развернула то послание, которое kaput:
- «Ах ты, паскуда, я так и знал! Ну жди тогда гостей дорогих. Выезжаю с маршалом и армией. С горячим приветом, король Сунифред, будущий герцог Бретани».
Тут уж Карлу оставалось лишь побледнеть. Связаться с крупнейшей державой региона. Это вам не это, а очень даже то.
- Засим разрешите откланяться, ваше сиятельство, - Готлана свернула оба письма в трубочку и передала их канцлеру герцога.
- Куда же вы? – растерянно спросил ее Карл.
- Да не волнуйтесь, недалеко. Пройдусь по дворцу, присмотрю себе кабинет. Надо же где-то дожидаться прибытия его величества.
- А скоро он прибудет? – не нашел ничего умнее герцог.
- Да уж не задержится, будьте уверенны.

Король прибыл 28 октября 1239 года. Прямо на побережье его встретил полк герцога. Встретил отнюдь не любезно, арбалетными стрелами. За дерзость такову Сунифред приказал развернуть к атаке все семь с половиной тысяч воинов. Что и было выполнено маршалом Хайме.
Карл Бретонский едва успел ноги унесть и укрыться за стенами Нанта. Но и во дворце его поджидал сюрприз. Почуяв запах перемен, его придворные начали оказывать повышенное внимание Готлане, прибравшей к своим рукам власть во дворце. Карлу оставалось лишь плюнуть на это все, сесть на свежего коня и умчаться в Ренн.
7 декабря 1239 года Нант раскрыл ворота и впустил в город Сунифреда II с его армией. Единственное, что попытался предпринять в связи с этим Карл – это предложить испанцам выкуп, по одному золотому реалу за каждого испанского солдата в Бретани. Ответа на это оскорбительное предложение он, само собой, не получил. Вместо ответа король приказал идти на Ренн. Этот город пал 21 января 1240 года. После этого вся Бретань перешла под руку Сунифреда II. Первым с изъявлением покорности прибыл сын экс-герцога Карла Филипп, граф Кемпер, за что и был удостоен титула герцога Бретани.
***
Отец Эстебан спешил по коридорам Нантского замка. Спешил на зов короля. Сунифред II после одержанной победы пребывал в благодушном настроении. Благодушие великого короля сказывалось во всем. Прежде всего, его нынешний камердинер занимал эту должность вот уже неделю, и еще не был повешен. Число смертных приговоров резко уменьшилось, провинившихся милостию монарха отправляли на работы: затевалась перестройка и расширение вновь приобретенного замка. Тем же, кому посчастливилось увильнуть от работ, получив смертный приговор, король благодушно даровал замену четвертования – сажанием на кол, повешения – сжиганием на костре.
Несмотря на хорошее и безмятежное настроение государя, чувствовалось, что назревает что-то судьбоносное. Маршал Хайме срочно был услан в Испанию, а королевская армия отнюдь еще не распускалась по домам. Вот и отца Эстебана зачем-то срочно вызывают.
- Падре, - распростер объятия Сунифред. Гм, начало не предвещало ничего плохого.
- Ваше величество, - поклонился Эстебан.
- Как жена, как дети?
- Я вообще-то не женат, ваше величество.
- Замечательно, я очень рад, что с ними все хорошо.
Эстебан лишь пожал плечами.
- Отец Эстебан, я вот зачем позвал вас. Как вы смотрите на присоединение к моим владениям диких мекленбургских племен?
- Владения ваши, как хотите, так и извращ… то есть так и поступайте.
- А не хотели бы вы стать епископ этих отдаленных земель?
Эстебана аж пот прошиб:
- Епископом? Этой жалкой бутафорской фигуркой под управлением посланцев верховного инквизитора? Увольте, ваше величество. Я уж лучше верховным инквизитором.
- Вот как раз верховным инквизитором и нельзя, отец Эстебан. Жалуются, знаете ли, на вас. Мол, постарел Эстебан де Мендоса, мол, помягчел. За последние три года ни одного смертного приговора. А у нас, в Испании, еще одна провинция некрещеная ходит.
- Ваше величество, но жестокость не есть…
- Есть, а особенно вражескую сырую печень, это не жестокость, а насущная необходимость. Да, да, не удивляйтесь, я знаю это слово – «насущная». Так что…
- Ваше величество, я как раз сегодня получил известие о смерти брата, Хуана де Мендоса. Может быть, вы позволите мне уйти на покой и поселиться где-нибудь вдали от столицы… Раз я не удовлетворяю требованиям насущной необходимости.
- Да, пожалуйста, валяйте.
Вот именно так (или приблизительно так) Эстебан де Мендоса в 75 лет покинул двор испанских Хименесов, служению которым он посвятил всю свою жизнь. Перед уходом на покой святой отец раздал все свои богатства, накопленные за годы службы. Часть перепала нищим, часть пошла на устроение сиротских приютов, а на остатки он решил соорудить в Мендосе небольшую церквушку во славу Пресвятой Девы Марии. Церковь должна была стоять на берегу Гюльчатай-пруда так, чтобы отражение ее купола с крестом купалось в тихих водах.

Задуманный поход Конкисты на Мекленбург состоялся в том же, 1240-ом, году. 21 апреля король с 7 тыс. воинов высадился в Верле, к июню в Любек подоспел маршал Хайме с вновь набранной армией в 9 тысяч. 3 ноября было образовано герцогство Померания, переданное сыну маршала Хайме. Оставалось отбить каким-то образом ставшие мекленбургскими Оршу, Минск и Мстиславль. В феврале 1241 года была взята Орша, за что король приказал щедро наградить маршала, а 5 апреля армия короля Сунифреда II сошлась с оставшимися силами вождя Клюкиса. Состоялась решающая битва при Минске.

Рауль де Мендоса приподнял забрало. От дыхания на легком апрельском морозце металл индевел и покрывался наледью. Это раздражало благородного испанского сеньора. Команда к атаке что-то задерживалась. На равнине уже в течение часа кипела схватка, а маршал Хайме все еще не решался бросить в бой валенсийский полк. Пока на поле храбрые мекленбуржцы громили во всю хуановскую русских вассалов короля Сунифреда. От вида наваленных тел русских союзников становилось как-то не по себе. Черт возьми, что случилось с этими дикарями? Почти год испанцы гоняли их по всей Померании, и ни одного раза не получили более-менее стоящего отпора, но сегодня…
- Что-то разошлись мекленбуржцы, - обратился Рауль к своему оруженосцу.
Гонсало ерзал в седле и с тоской посматривал в сторону обоза.
- Еще бы им не разойтись, сеньор. Вы посмотрите, чем они вооружены.
- Палками какими-то, - неуверенно предположил Рауль.
- Самыми что ни на есть настоящими дрынами, - уныло уточнил Гонсало. – Видите, как русских отделывают?
В этот момент дрогнули ряды черниговцев, за ними бежали переяславцы.
- Черт побери, но нас же больше в два раза, - воскликнул Рауль.
Ту же самую мысль король Сунифред высказал маршалу.
- Но у них вон какие дрыны здоровые, вдвое длиннее наших копий, - пояснил маршал королю.
- Русские бегут! – встревожено заорал сидящий на дереве дозорный.
- Ура! – завопил маршал. – Догоняй и руби их!
- Хайме, - остудил порыв маршала Сунифред, - русские – это мои вассалы. Пора бы уже и запомнить.
- А-а-а, - разочарованно протянул незадачливый полководец. – Да разве ж всех ваших вассалов упомнишь, ваше величество? – простодушно польстил он королю.
- И не говори-ка, - улыбнулся король. – Я сам порой путаюсь. Так бы вот и казнил кого-нибудь который раз, ан и не упомню, кого именно надо бы. Однако, мы отвлеклись. Какие будут предложения?
- Казнить всех трусов!
- Правильно, но это мы всегда успеем. Сейчас надо что-то делать с мекленбуржцами.
- Это тоже ваши вассалы? – уточнил маршал.
- Нет, Хайме, это вон те уроды с дрынами.
Маршал задумался.
В то же время в рядах валенсийского полка Гонсало махал руками, показывая на обоз.
- Трус! – припечатал его Рауль.
- Сеньор, поверьте. Выслушайте меня…
А маршал продолжал делать вид, что думает. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль опушки березовой рощицы. Внезапно перед ним выросла фигура рыцаря на коне. Рауль де Мендоса спрыгнул на землю и поклонился маршалу:
- Ваше сиятельство, выслушайте меня, - и что-то горячо зашептал на ухо военачальника.
Хайме просветлел:
- А что? Можно попробовать.
Он подбежал к своему коню, вскочил на него и отдал громовой приказ:
- Валенсицы! За мной! В обоз!
И полк валенсицев кинулся за своим маршалом к спасительному обозу. Там благородные рыцари и их оруженосцы бросились выламывать оглобли из саней, подхватывали их и устремлялись навстречу мекленбуржцам. Столкновение двух озверевших толп, вооруженных невесть чем, было поистине страшным. Какое-то время вместо нормальной определенности, кто кого, и благородного истребления побежденных на поле царил сущий хаос. Испанцев было явно больше, однако высокий моральный дух мекленбуржцев также позволял им надеяться на победу. Один за другим с поля боя бежали отряды конкистадоров, но и ряды дикарей таяли неудержимо. Кто кого? К вечеру, стало понятно, что оставшаяся в живых горстка мекленбуржцев не в состоянии обратить в бегство валенсийский полк. Сражение было выиграно испанцами. Но, Боже мой, какой ценой? Такой тяжелой победы еще никогда не одерживали наследники Санчо Великого. Этот день, 5 апреля 1241 года, вошел в историю как день великого дрынного побоища.
После этой победы оставались лишь чисто технические моменты: осада и взятие двух городов. 23 июля пал Минск, 30 октября – Мстиславль.
Это была последняя война великого испанского полководца маршала Хайме де ла Куэва. 20 ноября 1241 года этот достойнейший муж скончался смертью старых. Его место занял некто Гомес Санчес. Заодно король решил сменить и управляющего. Им стал Хайме де Луна. Несмотря на некоторую шепелявость, этот молодой человек обладал неплохими хозяйственными способностями (13), что могло несколько скомпенсировать идиот… то есть некоторую недальновидность самого Сунифреда II.

***
Рауль де Мендоса после славного похода поспешил вернуться домой. Там его встретили не только мать, жена и двое ребятишек, но и ушедший на покой дядя Эстебан.
Эстебан сильно сдал за прошедший после отставки год. Все это время он провел в Мендосе, деля досуг между могилой брата Хуана и строящейся церковью на берегу Гюльчатай-пруда. Именно здесь в Мендосе он принял окончательное решение уйти не только от мира, но и от любого напоминания о нем. Сразу после постройки церкви Эстебан решил стать отшельником.
- Да, брат, - говорил он на могиле Хуана, - мы с тобой были такими разными, но в то же время такими похожими. Ты всю жизнь старался блюсти рыцарскую честь, не замечая слез и страданий, причиняемых тобой невинным людям. Ну и что из того, что были они язычниками или мусульманами? Не их в том вина, что не ведали они истинной веры. А чья вина? Да моя… и твоя. Наша. Я их огнем, ты их мечом. И что они должны были думать о христианах? Что все они звери, аки мы с тобой. Звери, приходящие в их дом, сжирающие их детей и убивающие их самих. Не того хотел от нас Христос. Не того. Но ничего, брат. Я отмолю, отмолю грехи нас обоих. Вот увидишь.
С полнейшим равнодушием воспринял он известие о покорении Померании, о смене маршала и управляющего. Новый управляющий рьяно взялся за исполнение своих обязанностей и проявлял непомерную жестокость в выколачивании недоимок. Поскольку эти меры принесли казне свыше тысячи реалов, король одобрил действия сеньора де Луны. Эстебан рассеянно выслушивал все это и снова уходил к своей церквушке.

Страну трясло и лихорадило от событий внутри и за пределами. Вассал Сунифреда герцог Норрланд стал шизофреником, что привело к полному распаду герцогства. Король на это приказал наплевать. Учителя наследника Берната сетовали на его мстительность, но это лишь радовало отца. Золотая Орда и Ильханат продолжали раздуваться. Но если Ильханат при этом не испытывал особых затруднений, нанося поражение за поражением Фатимидам, то Золотая Орда обрела достойного противника в лице Византии. Император продолжал удерживать косоглазых демонов на линии Новгород-Псков.
Преемник Эстебана на посту верховного инквизитора рьяно взялся за дело. Воронье разжирело на мертвечине. И результат был налицо – к 1244 году ни одной нехристианской провинции не осталось на Пиренейском полуострове.
Весной 1245 года скончался незадачливый брат короля, герцог Севильи Гасти. Даже не подумав явиться на похороны, король Сунифред со своим новым маршалом Оливой замышляли очередную авантюру Конкисты.
А здесь, в Мендосе, царили тишь да покой. Церковь на берегу Гюльчатай-пруда была возведена. Отражение купола с крестом купались в тихих водах, успокаивая метущийся дух прекрасной Гюльчатай.
Освятив храм в день своего восьмидесятилетия, Эстебан де Мендоса тепло попрощался с родными, взял посох, котомку с минимально необходимым скарбом и отправился «замаливать грехи». Семейство Мендоса со слезами на глазах провожало в путь своего святого дядю. Никакие уговоры остаться в замке не подействовали на упрямого старика. Постояв с непокрытой головой у могилы брата, Эстебан поудобнее приладил на плече котомку, вышел на дорогу, оглянулся в последний раз на родовое гнездо, на церковь, смахнул навернувшуюся слезинку, благословил провожающих и сделал свой первый шаг по дороге покаяния.

Даты, события, люди

1 октября 1237 г Золотая Орда – 49 провинций и 165,5 тысяч воинов.
17 октября 1237 г Не созываем генеральные Штаты. Король Сунифред – справедливый.
21 октября 1237 г Появление в Бухаре Ильханата. 200 тысяч воинов.
23 мая 1238 г Карелия и Финляндия воюют с Золотой Ордой. Отказываем им в помощи.
1239-1240 гг Война за герцогство Бретань.
1240-1241 гг Война с племенем Мекленбург. Захват 8 провинций. Создание герцогств Померания и Мекленбург.
1 января 1242 г 8 доменных провинций, 31 герцог-вассал, 11 графов, 34 монеты ежемесячного дохода, 27700 монет в казне, 175 тысяч мобилизационного потенциала.
Золотая Орда: 46 провинций, 141 тысяча воинов.
Ильханат: 9 провинций, 161 тысяча воинов.
8 февраля 1245 г Золотая Орда: 56 провинций, 123 тысячи воинов.
Ильханат: 35 провинций, 140 тысяч воинов.

Vladimir Polkovnikov
AAR-мастер

Нижний Новгород

Старейшина

Генерал-поручик (12)
4424 сообщения

Глава 15 (1245-1252)

24.05.2006 15:16

Глава 15

- Готлана, - кивнул король.
Канцлер подскочила на месте как ужаленная, внутренне собралась и приготовилась говорить.
- Что там у нас с Фатимидами?

Вот уже третий год подряд король задает один и тот же вопрос: «Что там у него с Фатимидами?» С самого 1245 года Сунифреда неотступно преследовала мысль съесть сырую печень их султана или падишаха – поди разбери. 4 октября 1245 года ильхан Йегу милостиво даровал мир Фатимидам, оставив, наконец, их в покое. По данным маршала Оливы война с демонами полностью обескровила арабов. И если им каким-то чудом удалось временно сдержать натиск с востока, то удара с запада им не выдержать. Отсюда неизбежно вытекала идея о сырой печени падишаха. Будь на месте маршала покойный аника-воин Хайме, не избежать бы неверным крестового похода. Но сегодня во главе армии Испании стоял Олива де Соли, опытный стратег. Он мыслил на перспективу. Сокрушить Фатимидов сейчас не составляло труда. Однако в случае несомненной победы испанская монархия неизбежно должна была столкнуться с ордами демонов ильхана Йегу. Так что стоило взвесить все за и против.
В 1246 году к власти в королевстве Фатимидов пришел 13-летний мальчишка. И держава затрещала по швам. Сирийские и палестинские вассалы падишаха начали отпадать от Египетской метрополии один за другим. Этот процесс продолжался весь 1247-й год. Перезрелый плод королевства грозил попасть в чьи-либо другие загребущие руки. Теперь короля Сунифреда не мог удержать даже вечно невозмутимый маршал. И сегодня он повелел собрать королевский совет, чтобы на нем окончательно решить вопрос о начале похода.

- Кхм! Готлана! – нетерпеливо окрикнул король задумавшуюся придворную.
- Ах, да, сейчас, ваше величество, - принялась она торопливо перебирать свитки. – Ага, Фатимиды. Падишах Абдул-Малик держит в своих руках Тунис, Египет и Синай. Кроме того, у него есть пара городов в Италии и один на Сицилии. Достаточно много сирийских и палестинских вассалов продолжают хранить ему верность.
- Тунис, Синай, - задумчиво проговорил Сунифред, которому эти названия не говорили ни о чем. – Чего там названиями-то умными швыряться. Сколько у него городов?
- 31 провинция управляется непосредственно наместниками падишаха да еще приблизительно столько же у его вассалов.
- Жирный кус, - довольно ухмыльнулся король. – А что имеем мы? Хайме, - король посмотрел на своего управляющего, Хайме де Луну.
- Вафе велитефсво, - зашепелявил тот, - по фофтоянию на первое января 1248 года вы имеете 8 доменных провинций, 31 ваффала-герцога и 11 графьев. Ваф евемефятный доход фофтавляет 32 реала, в кавне я наффитал 30,5 тыфять реалов.
- Хайме, - поморщился король, - я огорчен.
- Фем ве, вафе велитефство?
- Тем, что кто-то меня опередил и подрезал тебе язык. Так вот слушаешь тебя, и возникает острое желание подрезать тебе язык, ан опоздал. Сеньор Олива, а вы, - (маршала король уважал и даже немного побаивался, поэтому обращался к нему исключительно на «вы») – что нам скажете?
- А все то же, ваше величество. Разгром нами Фатимидов будет иметь своим непосредственным следствие войну с тартарами.
- Хорошо, хорошо, это я уже понял. А все-таки, представьте себе. Допустим, я отдаю вам приказ воевать с Фатимидами. Что вы предпримете?
- Попрошу отменить его.
- Допустим, я тиран и самодур, и не отменю. Как вы будете воевать?
- В таком случае я бы рекомендовал собрать три основных армии приблизительной численностью 11-12 тысяч каждая. Первую армию разместить в Алжире для удара на Тунис, вторую в Тобруке, а третью…
- Пожалуйста, помедленнее. Я записываю.
- …а третью – в Катаре, непосредственно на границе Египта. Плюс три-четыре двух- трехтысячных отряда для действия на окраинах. Например, в Италии.
- Спасибо. Хайме. Ты, как управляющий, прикинь, сколько заломят венецианцы за перевозку морем вышеназванных армий.
Управляющий что-то по быстрому чиркнул на пергаменте и ответил:
- Около тыфяти реалов, вафе велитфство.
- Ну и ну, совсем обнаглели. С крестоносцев и так заламывать. Ну да ничего, приползут еще на карачках. Ну, о приятном хватит, теперь о насущном. Сеньоры! Честь имею пригласить вас на свадьбу моего сына Бермона, которая состоится 3 апреля. А непосредственно после нее на войну с Фатимидами. Да, да, сеньор маршал, никаких возражений. Вы приглашены, и отказа я не приму. Нельзя обижать короля отказом. К тому же такая невеста, сестра английского короля. Так что жду.

***
Отгремели свадебные торжества. Молодые получили в подарок герцогства Толедо и Мурсия и отправились в свадебное путешествие инспектировать свинарники и прочую хозяйственную дребедень.
Тут же, на свадьбе, было объявлено о подготовке похода на Фатимидов. Маршал Олива аж застонал от такого пренебрежения элементарной скрытностью. И потянулись со всех концов земли испанской (из Кастилии, Валенсии, Арагона, Мавритании, Алжира и др.) рыцари, лучники, арбалетчики и пехотинцы. Купцы действительно заломили с короля Сунифреда не менее тысячи золотом за перевозку всего этого сброда, сиречь армии крестоносцев. Маршал уверял короля, что тот отделался бы значительно дешевле, если бы оставил в порту всех проституток и спекулянтов. Однако король справедливо рассудил, что армия без них, что собака без блох, и не стал нарушать славные военные традиции испанского оружия.
Всевозможные герцоги и графы с радостью и удовольствием грузились на корабли. Конечно же, они рассчитывали приобрести в походе новые владения (и, чуть не забыл, прощение всех грехов). Однако пыл их заметно уменьшился с получением приказа короля Сунифреда: «Ежели какая гнида без моего на то повеления осмелится прибрать к рукам хоть один городишко, повешу как последнюю собаку.» И все тут.
К 24 сентября 1248 года армии согласно гениальному плану короля Сунифреда II (лишь по чистой случайности совпавшему с мыслями маршала Оливы) заняли исходные позиции. Абдул-Малику, королю Фатимидов, было послано объявление войны.

Опешившие от неожиданности арабы не смогли поначалу оказать более-менее организованного сопротивления. И орды (конечно же, надо было написать «отряды») крестоносцев обрушились (вступили) на земли Туниса и Египта. На королевскую ставку обрушился поток донесений от неизвестных полководцев о взятых городах: 29 октября – Александрия, 21 ноября – Бухейра, 9 декабря – Габияха, 11 декабря – Гиза. Поскольку ни один герцог или граф не отважился рискнуть здоровьем своей печени и не вступил ни в один из взятых городов, 11 декабря 1248 года в королевской ставке было торжественно объявлено о создании герцогства Александрия, кое тут же было пожаловано придворному Бермундо, ниже всех поклонившемуся королю.
Прибытие в декабре в Египет крупной армии Фатимидов грозило прервать ряд победных реляций. Однако маршал падишаха предпочитал войне отдохновение в тени оазисов в окружении чудесных гурий (и можно его понять). Поэтому испанцы продолжали беспрепятственно громить арабские города. К 19 января 1249 года у Абдул-Малика оставалось 24 города из первоначальных 31. И только-только падишах приготовился нанести мощный контрудар, как 30 января 1249 года ему объявил войну ильхан Йегу. Опасения маршала Оливы начали обретать вполне реальные очертания. Но король совершенно потерял голову и рассылал приказы ни на минуту не приостанавливать нажима на Фатимидов. 27 февраля было создано герцогство Дамиетта (в дельте Нила), 8 апреля – герцогство Асван (пожалованное наследнику престола Бермону), 11 июня – герцогство Калабрия (Италия была очищена от Фатимидов), 13 июня – королевство Тунис и одноименное герцогство. Этот последний успех совпал с известием о рождении у герцога Толедо Бермона сына Матеу – будущее династии было обеспечено.

- А, не говорил ли я? – подмигивал Сунифред маршалу на пиру, заданном в честь провозглашения королевства Тунис.
- Говорили, ваше величество, - соглашался с ним маршал.
- Подождите, маршал, то ли еще будет. Я сам, лично дойду до столицы этого абдул-надула, сам лично вырежу у него печень и съем ее.
- Если еще раньше ее не схлопают тартары. Послушайте меня, ваше величество, ограничьтесь титулом короля Туниса, оставьте вы этому несчастному падишаху его остаток в 15 провинций. Поймите, нам нужен буфер, отделяющий нас от Ильханата.
- А зачем? Печень ильхана, думаю, будет не хуже, чем у падишаха, - весело ответил король и заржал.
- Ваше величество, ваше величество, - пытался возразить маршал, но Сунифред его уже не слушал.

Наступление продолжалось. После ряда тяжелых сражений в Египте испанцам удалось отшвырнуть армию Фатимидов на Синайский полуостров. Началось покорение коренных египетских городов, завершившееся 4 октября 1249 года провозглашением создания герцогства Каир и королевства Египет. До тартаров оставалось всего восемь фатимидских провинций.
Говорят, что вечером 29 октября маршал Олива дошел до того, что ползал в ногах у короля, умоляя его остановить войска. Верным союзником маршала выступил изнуряющий африканский зной, изрядно утомивший Сунифреда. Король сдался и послал Абдул-Малику предложение перемирия, за которое тот с радостью схватился. 16 ноября 1249 года крестовый поход на Фатимидов закончился полным их изгнанием из Европы и Африки.
Крестоносное воинство повернуло домой.

***
Оставшиеся годы правления десятижды короля Сунифреда II не омрачились ничем. Внутри державы господствовал мир. За ее пределами привычно расширялся Ильханат, а Золотая Орда буксовала в болотах новгородчины.
10 августа 1250 года граф Корсики Карл принял предложение испанской короны и стал вассалом короля Сунифреда. Брат-диссидент Ферран так и не порадовал своего царствующего родича собственной смертью. Однако все три его сына остались неженатыми, и эта линия Хименесов обещала вскоре пресечься.
58-летний Сунифред приобрел привычку объезжать свои доменные владения и, разумеется, по ходу отнимать у встречных-поперечных все то, что приглянется завистливому монарху. Зависть его приобрела поистине карикатурный характер. Он завидовал буквально всему. И дозавидовался.
Как-то сидя в придорожной харчевне он услышал разговор двух нищих:
- И что, правда, ты теперь счастлив?
- Да, теперь абсолютно счастлив. Хоть у меня нет ничего из земных благ, кои все одно пойдут прахом, зато есть вера в милосердие Божие. И только ее вполне достаточно для счастья.
Сунифред повернулся к своей охране:
- Вы слышали? У него что-то есть, чего нет у меня. И он счастлив. Взять!
Гвардейцы кинулись к нищему, грубо схватили его за плечи и принялись трясти. Тот им что-то сказал и побледневшие сеньоры вдруг отпустили нищеброда, поклонились и растерянно отошли к королю. Тот не стал даже слушать оправдания своих снусмумриков и в бешенстве ринулся к обладателю счастья.
- Да кто ты такой? А ну!.. – король вцепился в одежду бродяги и сдернул с него капюшон. На короля уставился лысый череп обтянутый сморщенной кожей.
- Я – вестник твоей близкой кончины, сын мой. Покайся в грехах, пока не поздно, и даровано будет тебе прощение.
Сунифред покачнулся, выпустил из рук капюшон бродяги и схватился за грудь. Глаза его тупо смотрели на вестника, а рот судорожно хватал воздух.
- Ннет, - сумел выдавить из себя король.
- Да, сын мой, да. Покайся, пока жив, и будет даровано тебе счастье.
Нищий мягко прикоснулся к королю, усадил его на лавку и что-то зашептал ему на ухо. Лицо Сунифреда исказилось гримасой, он опять выдавил из себя «нет» и умолк. Через минуту нищий встал, взял свою котомку, посох, перекрестил короля и вышел вон.
Домой короля привезли едва живого и тут же уложили в кровать. Он метался в бреду и выкрикивал: «Нет! Не верю! Почему он? Почему не я?» Доктора буквально сбились с ног, пытаясь привести его в чувство.
На рассвете 27 июня 1252 года Сунифред внезапно пришел в себя. Твердым голосом он позвал епископа и спокойно исповедался ему в грехах. Причастился. Попросил подвинуть кровать поближе к окну и около часа смотрел на улицу. Лицо его было светло и спокойно. Затем внезапно ему стало резко хуже, и он снова впал в забытье.
- Будет агония, - предупредил родных лекарь.
Но он ошибся. Король умер тихо, на закате солнца. Перед самой смертью он открыл глаза, улыбнулся и отчетливо произнес:
- Отец Эстебан, ты был прав.
Его так и отпели, улыбающегося.

А отец Эстебан брел, опираясь на посох, по обычной испанской дороге. За плечами его болталась тощая котомка бродяги. Его старые ноги привычно дрожали под тяжестью тела, но старик не унывал. Он шел и шептал:
- Господи, прости рабам твоим прегрешения их вольные или невольные. Рамону, Санче, Понсу, Мартину, Сунифреду и… Эстебану. И да будет вечно славиться имя твое.

Эпилог

Шел шестой год правления короля Берната. Это был суровый, трудный для страны год. Сначала на землю обрушились небывалые морозы, затем бурная весна повлекла за собой наводнения, а затем сразу наступила засуха. И в довершение всех бед на страну надвинулась новая угроза – из бескрайних просторов Азии на государство Хименесов хлынули полчища тартаров ильхана. Боже, спаси Испанию, шептали в каждой, даже самой убогой лачуге.
По широкой валенсийской дороге ехал на коне молодой, лет шестнадцати, человек. Явно не рыцарь, но и не похоже, чтобы чей-то оруженосец. Он ехал в столицу великой Испании. Единственным побуждением парня было желание послужить своему королю в этот нелегкий час. И кто знает, возможно, маршал Олива де Соли признает своего дальнего родственника и возьмет оруженосцем к себе.
Конь резко встал и захрапел, выведя хозяина из витания в облаках. У дороги трое крестьян рыли могилу. Мертвое тело лежало рядом, и было накрыто какой-то рогожей.
- День добрый, - кивнул парень крестьянам.
те с явным удовольствием оторвались от своей работы и посмотрели на проезжего.
- И вам того же, сеньор.
- Кого это вы хороните?
- Да деда нищего, почитай, бездомного. Ему уж лет сто было, а он все бродил по деревням. Воистину святой был человек. Успокаивал одним лишь словом. Вчера вот попросился заночевать у меня. Утром гляжу – а он и не дышит. Вот, похоронить бы надо поскорее, жара-то какая стоит. А священник наш заупрямился. Не пойду, мол, за так какого-то нищеброда отпевать и все тут. Ну, мы рассудили, что отец Эстебан был и так святой человек. Его Господь и без отпевания примет к себе. А вы, сеньор, не на войну ли едете?
- Да, на войну с тартарами.
- Ну, дай вам Бог живым вернуться.
- Спасибо, - парень тронул поводья, и конь пошел дальше, кося глазом на тело умершего.
Мрачные мысли, навеянные встречей, быстро улетучились из головы юноши, и уже через полчаса он принялся насвистывать какую-то веселую мелодию. И чего ему было печалиться? Впереди перед ним лежала вся жизнь.
Столетний старик, не просто ушел из жизни и из мыслей парня, он унес с собой в могилу целую эпоху Конкисты. И возможно, именно этому юноше, проводившему старика в последний путь, предстояло узреть зарождение новой эпохи, эпохи Противостояния.

Даты, события, люди

1 января 1248 г 8 доменных провинций, 31 вассал-герцог, 11 графов, 32 монеты ежемесячного дохода, 30,5 тысяч монет в казне. 202 тысячи мобилизационного потенциала.
Золотая Орда: 57 провинций, 105 тысяч воинов.
Ильханат: 56 провинций, 122 тысячи воинов.
3 апреля 1248 г Король Сунифред женит сына Берната на сестре английского короля Бонне.
1248-1249 гг Война с королевством Фатимидов. Получение титулов короля Туниса и Египта.
1 января 1250 г 7 доменных провинций, 35 герцогов-вассалов, 7 графов, 30 монет ежемесячно, 26 тысяч монет в казне, 185 тысяч солдат. 10 королевских титулов.
10 августа 1250 г Граф Корсики соглашается стать вассмалом.
27 июня 1252 г Смерть короля Сунифреда II. 58 лет, 10104 престижа, 579 благочестия и 10 королевских титулов.

Конец Второго Тома